Катастрофа SE-210 под Кальбой
| Рейс 296 Sterling Airways | |||
 Sud Aviation SE-210 Caravelle 10B3 компании Sterling Airways | |||
| Общие сведения | |||
|---|---|---|---|
| Дата | |||
| Время |
22:04 (18:04 UTC) | ||
| Характер | |||
| Причина |
Ошибка экипажа | ||
| Место |
| ||
| Гражданство | Пассажиры | Экипаж | Всего |
|---|---|---|---|
 Дания
|
68 | 6 | 74 |
 Норвегия
|
12 | - | 12 |
 Финляндия
|
4 | - | 4 |
 ФРГ
|
2 | - | 2 |
 Швеция
|
20 | - | 20 |
| Итого | 106 | 6 | 112 |
Согласно плану полёта, из Бомбея в Дубай рейс 296 должен был следовать по воздушному коридору R19 на эшелоне 310 (31 тысяча футов или 9,45 км). Протяжённость маршрута составляла 1045 морских миль (1935 км) и почти на всём протяжении он проходил над Аравийским морем, при этом на маршруте имелись 5 контрольных точек для докладов об их прохождении: Salmon, Seahorse, Blue Whale, Dolphin и Spearfish, расположенных соответственно в 100, 292, 531, 706 и 854 милях (185, 541, 983, 1308 и 1582 км) от Бомбея[3].
В 15:40, на 4 минуты раньше расчётного, экипаж рейса 296 доложил диспетчеру Бомбей-подход о прохождении первой контрольной точки (Salmon) и что они проходят эшелон 250 (7,62 км), поднимаясь до эшелона 310. В 15:49 с самолёта на частоте 126,7 Мгц в диспетчерский центр в Бомбее было доложено о занятии эшелона 310. В 16:14 на высокочастотном диапазоне 3446 в Бомбей было доложено о прохождении точки Seahorse — на минуту позже рассчитываемого при проходе первой точки, но на 3 минуты ранее расчётного при вылете из Бомбея. В 16:52 экипаж от диспетчера в Бомбее получил указание переключиться на диапазон 6624. Запросы рейсу 296, посланные на диапазонах 3446 и 6624, с 16:47 до 17:08 остались без ответа, но по найденному на месте происшествия рабочему плану полёта было установлено, что точка Blue Whale была пройдена в 16:49 — на 3 минуты раньше, чем планировалось в Seahorse и на 6 минут раньше, чем планировалось в Бомбее[3].
В 17:14 рейс 296 через другой самолёт передал о прохождении точки Dolphin в 17:14 — на минуту раньше, чем планировалось в Blue Whale, и уже на 10 минут раньше, чем планировалось при вылете из Дубая. В 17:25 экипаж связался с башней Дубайского аэропорта и получил информацию о погоде в Дубае за 17:00. В 17:42 на частоте 124,9 Мгц рейс 296 вышел на связь с диспетчерским центром в Дубае и доложил о прохождении точки Spearfish в 17:42 на эшелоне 310, а расчётное время посадки в Дубае 18:10. В это же время рейс 296 получил указание переходить под управление Дубай-подход. Экипаж получил информацию, что пеленг на них от радиомаяка D0 (VOR Дубай) составляет 084, а снижение с эшелона 310 начнётся в 17:55. Но уже в 17:49 в 95 милях (176 км) от аэропорта с самолёта сообщили, что хотели бы немедленно начать снижение. Тогда им было дано разрешение снижаться до эшелона 40 (4000 футов или 1219 метров). Далее диспетчерский центр спросил у экипажа, хотят ли они следовать по пеленгу 084, на что последовал положительный ответ. Тогда диспетчер дал на это разрешение[3][4].
Катастрофа
В регионе в это время наблюдались несколько рассеянные облака, местами шли грозы[5][6]. По воспоминаниям экипажей других самолётов, небо в основном было пасмурным с образованием больших кучевых облаков над побережьем. Экипаж рейса 833 компании BOAC (Калькутта — Дубай) указывал, что из-за грозовых очагов побережье плохо просматривалось на метеорологическом радиолокаторе, хотя экипаж рейса 352 компании SABENA (Бомбей — Афины), наоборот, заявлял, что небо над Дубаем было ясным[7].
В 17:50 экипаж рейса 296 доложил о снижении с 310 до 40 и спросил, на какую полосу будет выполняться снижение. Диспетчер ответил, что ветер 045/6 узлов и что посадка может выполняться по выбору на полосу 30 или 12. Тогда экипаж выбрал прямой заход на полосу 30. В 17:56 с самолёта было доложено о прохождении эшелона 135 (4,11 км), в ответ на что диспетчер дал указание занимать высоту 2000 футов относительно уровня аэропорта Дубай (1016 мПа) с докладом о занимании высоты 2000 и наблюдении аэродрома. Получение информации было подтверждено[4].
Для лучшей связи экипаж переключился на резервный радиоприёмник, но так как тот был тихим, то радиопереговоры на речевом самописце записывались плохо, либо вообще никак. Примерно в 18:01 рейс 296 связался с диспетчером, но на самописце этот вызов не был записан. По воспоминаниям диспетчера, экипаж спросил, как работает приводная радиостанция аэропорта, на что был дан ответ: Функционирует нормально. Также диспетчер предупредил, что антенна радиостанции ADF была уменьшена в длину из-за уширения полосы, а потому даёт слабый сигнал, поэтому стоит использовать V0R на 115,7 МГц или радиомаяк ILS на 110,1 МГц[4].
Сразу после этого на ленте зафиксировались попытки сообщения. Диспетчер на это отреагировал в 18:02:04: 296, Дубай, не понял, повторите пожалуйста. А в 18:02:12 он продолжил: 296, Дубай, атмосферное давление 1016,5. Передачи с рейса 296 на ленте не зафиксировались. В 18:03:15 диспетчер передал: 296, Дубай, следующий доклад о наблюдении аэродрома, но он сам считал, что его сообщение не было услышано на рейсе 296. С 18:03:15 по 18:03:30 с самолёта поступило несколько сообщений о плавающем сигнале от VOR, на что диспетчер передал: 296, Дубай, сигнал от VOR ненадёжен, выберите ILS на частоте 110,1, магнитный курс 300°, это выровняет вас к полосе. Передача была закончена в 18:03:42[4][8].
По воспоминаниям местных жителей в это время шёл ливневый дождь[9]. Один из жителей Кальбы</span>ruen вместе с друзьями рыл канаву вокруг хижины для отвода дождевой воды, когда в 22 часа местного времени над городом на небольшой высоте пролетел самолёт. Он летел настолько низко, что хорошо были видны его навигационные огни. Направляясь на запад, авиалайнер в 5—7 милях от них врезался в один холм, а затем в другой, после чего возник огонь, зарево которого отражалось от облаков. Вместе с друзьями свидетель сел в автомобиль Land Rover и попытался добраться к месту падения, но автомобиль застрял в грязи. Жители находившегося рядом поселения Аль-Хайль</span>ruen) услышав взрыв, решили, что это был гром[8].
С приборной скоростью 160 узлов следующий по курсу 285° авиалайнер снижался с вертикальной скоростью около 800 футов в минуту (4 м/с) и уже снизился до 1400 футов (427 метров), когда прямо по курсу экипаж увидел горы. Режим двигателей был увеличен, а авиалайнер переведён в набор высоты с вертикальной скоростью 600—700 футов в минуту (3—3,6 м/с). Но через 10 секунд в 18:04 (22:04 местного времени) на высоте 1600 футов (488 метров) в 50 милях от аэропорта Дубая и в 10 милях севернее продолжения продольной оси полосы 30 на скорости 190 узлов «Каравелла» врезалась левой плоскостью в гору, в результате чего плоскость разрушилась. Пролетев ещё 250 метров самолёт врезался в другую гору и полностью разрушился, после чего обломки скатились вниз по склону[10][11][12].
В 18:10 диспетчеры в Дубае сообщили своим коллегам в Бахрейне о пропаже связи с рейсом NB-296. Все попытки связаться с самолётом были безуспешны, поэтому в 18:40 была объявлена тревога и начались его поиски. Утром следующего дня в горах Шарджа в 50 милях (93 км) от аэропорта Дубая и в 20 км западнее Кальбы в точке 25°04′06″ с. ш. 56°13′48″ в. д. / 25.06833° с. ш. 56.23000° в. д. (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=25.06833&mlon=56.23000&zoom=14 (O)] (Я) были обнаружены обломки авиалайнера. Осмотр места падения показал, что выживших нет, все 112 человек на борту погибли[8]. Вплоть по настоящее время (2014 год) это крупнейшая авиационная катастрофа в Объединённых Арабских Эмиратах и с участием Sud Aviation SE-210 Caravelle[13].
Причины
Вероятной причиной катастрофы было названо преждевременное снижение самолёта ниже безопасной высоты вследствие ошибки пилотов, вызванной использованием устаревшего плана полёта или неправильного толкования показаний метеорологических радиолокаторов, либо сочетания этих причин. В таких условиях увиденные пилотами города Кальба</span>ruen, Эль-Фуджайра и Ghurayfah могли быть приняты ими за Дубай, что способствовало укреплению ошибочного мнения о местонахождении самолёта[14].
Напишите отзыв о статье "Катастрофа SE-210 под Кальбой"
Примечания
- ↑ Rapport, s. 9.
- ↑ [sudaviation.com/?page_id=265 Sterling Airways OY-STL – 14. March 1972] (англ.). SudAviation.com. Проверено 19 мая 2014.
- ↑ 1 2 3 4 Rapport, s. 2.
- ↑ 1 2 3 4 Rapport, s. 3.
- ↑ Rapport, s. 10.
- ↑ Rapport, s. 11.
- ↑ Rapport, s. 13.
- ↑ 1 2 3 Rapport, s. 4.
- ↑ Rapport, s. 14.
- ↑ Rapport, s. 19.
- ↑ Rapport, s. 20.
- ↑ Rapport, s. 21.
- ↑ [aviation-safety.net/database/record.php?id=19720314-1 ASN Aircraft accident Sud Aviation SE-210 Caravelle 10B3 OY-STL Kalba] (англ.). Aviation Safety Network. Проверено 19 мая 2014.
- ↑ Rapport, s. 63.
Ссылки
- [www.flykatastrofer.dk/rapporter/Havarirapport_OY-STL.pdf Rapport over undersøgelse af flyvehavari med Sterling Airway's NB 296 Caravelle reg. OY-STL i Emiratet Fujayrah den 14. marts 1972.] (датск.). Luftfartsdirektoratet (2 ноября 1973). Проверено 19 мая 2014.
|
Эта статья входит в число добротных статей русскоязычного раздела Википедии. |
Отрывок, характеризующий Катастрофа SE-210 под Кальбой
– А может быть я и отказала! Может быть с Болконским всё кончено. Почему ты думаешь про меня так дурно?– Я ничего не думаю, я только не понимаю этого…
– Подожди, Соня, ты всё поймешь. Увидишь, какой он человек. Ты не думай дурное ни про меня, ни про него.
– Я ни про кого не думаю дурное: я всех люблю и всех жалею. Но что же мне делать?
Соня не сдавалась на нежный тон, с которым к ней обращалась Наташа. Чем размягченнее и искательнее было выражение лица Наташи, тем серьезнее и строже было лицо Сони.
– Наташа, – сказала она, – ты просила меня не говорить с тобой, я и не говорила, теперь ты сама начала. Наташа, я не верю ему. Зачем эта тайна?
– Опять, опять! – перебила Наташа.
– Наташа, я боюсь за тебя.
– Чего бояться?
– Я боюсь, что ты погубишь себя, – решительно сказала Соня, сама испугавшись того что она сказала.
Лицо Наташи опять выразило злобу.
– И погублю, погублю, как можно скорее погублю себя. Не ваше дело. Не вам, а мне дурно будет. Оставь, оставь меня. Я ненавижу тебя.
– Наташа! – испуганно взывала Соня.
– Ненавижу, ненавижу! И ты мой враг навсегда!
Наташа выбежала из комнаты.
Наташа не говорила больше с Соней и избегала ее. С тем же выражением взволнованного удивления и преступности она ходила по комнатам, принимаясь то за то, то за другое занятие и тотчас же бросая их.
Как это ни тяжело было для Сони, но она, не спуская глаз, следила за своей подругой.
Накануне того дня, в который должен был вернуться граф, Соня заметила, что Наташа сидела всё утро у окна гостиной, как будто ожидая чего то и что она сделала какой то знак проехавшему военному, которого Соня приняла за Анатоля.
Соня стала еще внимательнее наблюдать свою подругу и заметила, что Наташа была всё время обеда и вечер в странном и неестественном состоянии (отвечала невпопад на делаемые ей вопросы, начинала и не доканчивала фразы, всему смеялась).
После чая Соня увидала робеющую горничную девушку, выжидавшую ее у двери Наташи. Она пропустила ее и, подслушав у двери, узнала, что опять было передано письмо. И вдруг Соне стало ясно, что у Наташи был какой нибудь страшный план на нынешний вечер. Соня постучалась к ней. Наташа не пустила ее.
«Она убежит с ним! думала Соня. Она на всё способна. Нынче в лице ее было что то особенно жалкое и решительное. Она заплакала, прощаясь с дяденькой, вспоминала Соня. Да это верно, она бежит с ним, – но что мне делать?» думала Соня, припоминая теперь те признаки, которые ясно доказывали, почему у Наташи было какое то страшное намерение. «Графа нет. Что мне делать, написать к Курагину, требуя от него объяснения? Но кто велит ему ответить? Писать Пьеру, как просил князь Андрей в случае несчастия?… Но может быть, в самом деле она уже отказала Болконскому (она вчера отослала письмо княжне Марье). Дяденьки нет!» Сказать Марье Дмитриевне, которая так верила в Наташу, Соне казалось ужасно. «Но так или иначе, думала Соня, стоя в темном коридоре: теперь или никогда пришло время доказать, что я помню благодеяния их семейства и люблю Nicolas. Нет, я хоть три ночи не буду спать, а не выйду из этого коридора и силой не пущу ее, и не дам позору обрушиться на их семейство», думала она.
Анатоль последнее время переселился к Долохову. План похищения Ростовой уже несколько дней был обдуман и приготовлен Долоховым, и в тот день, когда Соня, подслушав у двери Наташу, решилась оберегать ее, план этот должен был быть приведен в исполнение. Наташа в десять часов вечера обещала выйти к Курагину на заднее крыльцо. Курагин должен был посадить ее в приготовленную тройку и везти за 60 верст от Москвы в село Каменку, где был приготовлен расстриженный поп, который должен был обвенчать их. В Каменке и была готова подстава, которая должна была вывезти их на Варшавскую дорогу и там на почтовых они должны были скакать за границу.
У Анатоля были и паспорт, и подорожная, и десять тысяч денег, взятые у сестры, и десять тысяч, занятые через посредство Долохова.
Два свидетеля – Хвостиков, бывший приказный, которого употреблял для игры Долохов и Макарин, отставной гусар, добродушный и слабый человек, питавший беспредельную любовь к Курагину – сидели в первой комнате за чаем.
В большом кабинете Долохова, убранном от стен до потолка персидскими коврами, медвежьими шкурами и оружием, сидел Долохов в дорожном бешмете и сапогах перед раскрытым бюро, на котором лежали счеты и пачки денег. Анатоль в расстегнутом мундире ходил из той комнаты, где сидели свидетели, через кабинет в заднюю комнату, где его лакей француз с другими укладывал последние вещи. Долохов считал деньги и записывал.
– Ну, – сказал он, – Хвостикову надо дать две тысячи.
– Ну и дай, – сказал Анатоль.
– Макарка (они так звали Макарина), этот бескорыстно за тебя в огонь и в воду. Ну вот и кончены счеты, – сказал Долохов, показывая ему записку. – Так?
– Да, разумеется, так, – сказал Анатоль, видимо не слушавший Долохова и с улыбкой, не сходившей у него с лица, смотревший вперед себя.
Долохов захлопнул бюро и обратился к Анатолю с насмешливой улыбкой.
– А знаешь что – брось всё это: еще время есть! – сказал он.
– Дурак! – сказал Анатоль. – Перестань говорить глупости. Ежели бы ты знал… Это чорт знает, что такое!
– Право брось, – сказал Долохов. – Я тебе дело говорю. Разве это шутка, что ты затеял?
– Ну, опять, опять дразнить? Пошел к чорту! А?… – сморщившись сказал Анатоль. – Право не до твоих дурацких шуток. – И он ушел из комнаты.
Долохов презрительно и снисходительно улыбался, когда Анатоль вышел.
– Ты постой, – сказал он вслед Анатолю, – я не шучу, я дело говорю, поди, поди сюда.
Анатоль опять вошел в комнату и, стараясь сосредоточить внимание, смотрел на Долохова, очевидно невольно покоряясь ему.
– Ты меня слушай, я тебе последний раз говорю. Что мне с тобой шутить? Разве я тебе перечил? Кто тебе всё устроил, кто попа нашел, кто паспорт взял, кто денег достал? Всё я.
– Ну и спасибо тебе. Ты думаешь я тебе не благодарен? – Анатоль вздохнул и обнял Долохова.
– Я тебе помогал, но всё же я тебе должен правду сказать: дело опасное и, если разобрать, глупое. Ну, ты ее увезешь, хорошо. Разве это так оставят? Узнается дело, что ты женат. Ведь тебя под уголовный суд подведут…
– Ах! глупости, глупости! – опять сморщившись заговорил Анатоль. – Ведь я тебе толковал. А? – И Анатоль с тем особенным пристрастием (которое бывает у людей тупых) к умозаключению, до которого они дойдут своим умом, повторил то рассуждение, которое он раз сто повторял Долохову. – Ведь я тебе толковал, я решил: ежели этот брак будет недействителен, – cказал он, загибая палец, – значит я не отвечаю; ну а ежели действителен, всё равно: за границей никто этого не будет знать, ну ведь так? И не говори, не говори, не говори!
– Право, брось! Ты только себя свяжешь…
– Убирайся к чорту, – сказал Анатоль и, взявшись за волосы, вышел в другую комнату и тотчас же вернулся и с ногами сел на кресло близко перед Долоховым. – Это чорт знает что такое! А? Ты посмотри, как бьется! – Он взял руку Долохова и приложил к своему сердцу. – Ah! quel pied, mon cher, quel regard! Une deesse!! [О! Какая ножка, мой друг, какой взгляд! Богиня!!] A?
Долохов, холодно улыбаясь и блестя своими красивыми, наглыми глазами, смотрел на него, видимо желая еще повеселиться над ним.
– Ну деньги выйдут, тогда что?
– Тогда что? А? – повторил Анатоль с искренним недоумением перед мыслью о будущем. – Тогда что? Там я не знаю что… Ну что глупости говорить! – Он посмотрел на часы. – Пора!
Анатоль пошел в заднюю комнату.
– Ну скоро ли вы? Копаетесь тут! – крикнул он на слуг.
Долохов убрал деньги и крикнув человека, чтобы велеть подать поесть и выпить на дорогу, вошел в ту комнату, где сидели Хвостиков и Макарин.
Анатоль в кабинете лежал, облокотившись на руку, на диване, задумчиво улыбался и что то нежно про себя шептал своим красивым ртом.
– Иди, съешь что нибудь. Ну выпей! – кричал ему из другой комнаты Долохов.
– Не хочу! – ответил Анатоль, всё продолжая улыбаться.
– Иди, Балага приехал.
Анатоль встал и вошел в столовую. Балага был известный троечный ямщик, уже лет шесть знавший Долохова и Анатоля, и служивший им своими тройками. Не раз он, когда полк Анатоля стоял в Твери, с вечера увозил его из Твери, к рассвету доставлял в Москву и увозил на другой день ночью. Не раз он увозил Долохова от погони, не раз он по городу катал их с цыганами и дамочками, как называл Балага. Не раз он с их работой давил по Москве народ и извозчиков, и всегда его выручали его господа, как он называл их. Не одну лошадь он загнал под ними. Не раз он был бит ими, не раз напаивали они его шампанским и мадерой, которую он любил, и не одну штуку он знал за каждым из них, которая обыкновенному человеку давно бы заслужила Сибирь. В кутежах своих они часто зазывали Балагу, заставляли его пить и плясать у цыган, и не одна тысяча их денег перешла через его руки. Служа им, он двадцать раз в году рисковал и своей жизнью и своей шкурой, и на их работе переморил больше лошадей, чем они ему переплатили денег. Но он любил их, любил эту безумную езду, по восемнадцати верст в час, любил перекувырнуть извозчика и раздавить пешехода по Москве, и во весь скок пролететь по московским улицам. Он любил слышать за собой этот дикий крик пьяных голосов: «пошел! пошел!» тогда как уж и так нельзя было ехать шибче; любил вытянуть больно по шее мужика, который и так ни жив, ни мертв сторонился от него. «Настоящие господа!» думал он.
Анатоль и Долохов тоже любили Балагу за его мастерство езды и за то, что он любил то же, что и они. С другими Балага рядился, брал по двадцати пяти рублей за двухчасовое катанье и с другими только изредка ездил сам, а больше посылал своих молодцов. Но с своими господами, как он называл их, он всегда ехал сам и никогда ничего не требовал за свою работу. Только узнав через камердинеров время, когда были деньги, он раз в несколько месяцев приходил поутру, трезвый и, низко кланяясь, просил выручить его. Его всегда сажали господа.
– Уж вы меня вызвольте, батюшка Федор Иваныч или ваше сиятельство, – говорил он. – Обезлошадничал вовсе, на ярманку ехать уж ссудите, что можете.
И Анатоль и Долохов, когда бывали в деньгах, давали ему по тысяче и по две рублей.
Балага был русый, с красным лицом и в особенности красной, толстой шеей, приземистый, курносый мужик, лет двадцати семи, с блестящими маленькими глазами и маленькой бородкой. Он был одет в тонком синем кафтане на шелковой подкладке, надетом на полушубке.
Он перекрестился на передний угол и подошел к Долохову, протягивая черную, небольшую руку.
– Федору Ивановичу! – сказал он, кланяясь.
– Здорово, брат. – Ну вот и он.
– Здравствуй, ваше сиятельство, – сказал он входившему Анатолю и тоже протянул руку.
– Я тебе говорю, Балага, – сказал Анатоль, кладя ему руки на плечи, – любишь ты меня или нет? А? Теперь службу сослужи… На каких приехал? А?
– Как посол приказал, на ваших на зверьях, – сказал Балага.
– Ну, слышишь, Балага! Зарежь всю тройку, а чтобы в три часа приехать. А?
– Как зарежешь, на чем поедем? – сказал Балага, подмигивая.
– Ну, я тебе морду разобью, ты не шути! – вдруг, выкатив глаза, крикнул Анатоль.
– Что ж шутить, – посмеиваясь сказал ямщик. – Разве я для своих господ пожалею? Что мочи скакать будет лошадям, то и ехать будем.
– А! – сказал Анатоль. – Ну садись.
Навигация
