Катастрофа Vickers Viscount под Москвой

Рейс 901 Austrian Airlines
Разбившийся самолёт
Общие сведения
Дата	26 сентября 1960 года
Время	21:40
Характер	CFIT (врезался в деревья)
Причина	Ошибка экипажа, либо отказ высотомеров
Место	близ Крюкова, 11 км от Шереметьева, Московская область (РСФСР, СССР)
Координаты	56°00′09″ с. ш. 37°05′46″ в. д.56.00250° с. ш. 37.09611° в. д. / 56.00250; 37.09611
Воздушное судно
Модель	Vickers 837 Viscount
Имя самолёта	Joseph Haydn
Авиакомпания	Austrian Airlines
Пункт вылета	Швехат, Вена (Австрия)
Остановки в пути	Окенце, Варшава (Польша)
Пункт назначения	Шереметьево, Москва (СССР)
Рейс	901
Бортовой номер	OE-LAF
Дата выпуска	10 февраля 1960 года (первый полёт)
Пассажиры	31
Экипаж	6
Погибшие	31
Выживших	6

См. также: Рейс 901

Катастрофа Vickers Viscount под Москвой — авиационная катастрофа, произошедшая в понедельник 26 сентября 1960 года в районе московского аэропорта Шереметьево с самолётом Vickers 837 Viscount Австрийских авиалиний, при этом погиб 31 человек. Единственная катастрофа в истории данной авиакомпании.

Самолёт

Vickers Viscount модели V.837 с заводским номером 437 был выпущен в том же 1960 году и 10 февраля совершил свой первый полёт. 25 февраля его продали в Австрию, где он получил бортовой номер OE-LAF и поступил в национальную авиакомпанию Austrian Airlines (сокращённо AUA, базировалась в аэропорту Швехат, Вена), для которой стал первым представителем типа Viscount. 28 марта на торжественной церемонии в аэропорту Швехат борт OE-LAF получил имя Joseph Haydn в честь известного австрийского композитора. Всего на момент катастрофы авиалайнер имел наработку 1273 лётных часа и 872 цикла (посадки). Его четыре турбовинтовых двигателя были модели Rolls-Royce Dart 525/01</span>^ru_en.

Экипаж

• Командир воздушного судна — Эрвин Вильфинг (нем. Erwin Wilfing), 36 лет.
• Второй пилот — Фердинанд Фрайзлебен (нем. Ferdinand Freisleben), 39 лет.
• Бортинженер — Вальтер Вурцер (нем. Walter Wurzer), 41 год.
• Стюардессы:
  • Адельхайд Хернлер (нем. Adelheid Hernler), 22 года.
  • Сильвия Ибба (нем. Sylvia Ibba), 25 лет.
  • Мария Верни (нем. Maria Wernie), 28 лет.

Катастрофа

Самолёт выполнял международный рейс 901 по маршруту Вена — Варшава — Москва. На заключительном этапе полёта на борту находились 6 членов экипажа и 31 пассажир. Из-за плохих погодных условий на маршруте, рейс 901 отставал от расписания на 35 минут. Расчётное время посадки в аэропорту Шереметьево составляло 21:45 по местному времени, но примерно в 21:40 во время захода на посадку на полосу 07 авиалайнер в 11 километрах от начала полосы и вблизи посёлка Крюково оказался в 20 метрах над землёй, зацепив при этом верхушки деревьев. Пилоты потянули штурвалы «на себя», пытаясь исправить ситуацию, но потерявший скорость самолёт врезался в лес и, промчавшись через деревья на протяжении 400 метров, разрушился. 27 человек погибли на месте. Выживших доставили в местную Крюковскую больницу, где двое вскоре умерли от полученных ран. Остальных раненных позже перевезли в Москву в Боткинскую больницу, где позже ещё два человека умерли от травм. Всего в катастрофе погиб 31 человек: 5 членов экипажа и 26 пассажиров. Выжили только стюардесса Мария Верни и 5 пассажиров.

Причины

Расследованием причин катастрофы занималась советская комиссия с участием наблюдателей из австрийского Министерства транспорта. Было установлено, что на самолёте не было никаких технических отказов, которые могли бы привести к катастрофе. Погодные условия также не могли быть причиной происшествия. Изучив обломки и проанализировав записи радиопереговоров, австрийские наблюдатели пришли к мнению, что экипаж до самого момента столкновения с деревьями был уверен в правильной высоте полёта. Такое ошибочное мнение у пилотов о высоте могло появиться либо из-за отказа одного из двух высотомеров, либо из-за неправильной настройки давления на них, либо из-за неверного считывания показаний высотомеров. Сам механизм высотомеров оказался разрушен, а потому нельзя было точно установить, как работали высотомеры на момент столкновения с деревьями. Давление на высотомерах было выставлено верно. Однако на одном высотомере стояло давление 0990 мб, тогда как на другом — 1013 мб. Первое давление соответствовало уровню аэродрома, а второе — уровню моря, из-за чего показания высотометров отличались почти на 200 метров (высота аэропорта Шереметьево над уровнем моря составляет 192 метра). Такие настройки приборов противоречили установленным в авиакомпании AUA процедурам, но почему командир нарушил эти процедуры, определить было невозможно. Таким образом, точная причина снижения ниже безопасной высоты не была установлена.

Ссылки

• Peter Fantur. [www.kleinezeitung.at/kaernten/villach/villach/2021284/index.do Villacherin überlebte Flugzeugunglück von 1960: «Ich erwachte und meine Strümpfe brannten»] (нем.), Kleine Zeitung (15. Juni 2009). Проверено 28 июля 2014.

Отрывок, характеризующий Катастрофа Vickers Viscount под Москвой

– Нет, – отвечал Пьер, не найдя, очевидно, неловким то толкование, которое дала княжна Марья его упоминанию о своей свободе. – Я узнал это в Орле, и вы не можете себе представить, как меня это поразило. Мы не были примерные супруги, – сказал он быстро, взглянув на Наташу и заметив в лице ее любопытство о том, как он отзовется о своей жене. – Но смерть эта меня страшно поразила. Когда два человека ссорятся – всегда оба виноваты. И своя вина делается вдруг страшно тяжела перед человеком, которого уже нет больше. И потом такая смерть… без друзей, без утешения. Мне очень, очень жаль еe, – кончил он и с удовольствием заметил радостное одобрение на лице Наташи.
– Да, вот вы опять холостяк и жених, – сказала княжна Марья.
Пьер вдруг багрово покраснел и долго старался не смотреть на Наташу. Когда он решился взглянуть на нее, лицо ее было холодно, строго и даже презрительно, как ему показалось.
– Но вы точно видели и говорили с Наполеоном, как нам рассказывали? – сказала княжна Марья.
Пьер засмеялся.
– Ни разу, никогда. Всегда всем кажется, что быть в плену – значит быть в гостях у Наполеона. Я не только не видал его, но и не слыхал о нем. Я был гораздо в худшем обществе.
Ужин кончался, и Пьер, сначала отказывавшийся от рассказа о своем плене, понемногу вовлекся в этот рассказ.
– Но ведь правда, что вы остались, чтоб убить Наполеона? – спросила его Наташа, слегка улыбаясь. – Я тогда догадалась, когда мы вас встретили у Сухаревой башни; помните?
Пьер признался, что это была правда, и с этого вопроса, понемногу руководимый вопросами княжны Марьи и в особенности Наташи, вовлекся в подробный рассказ о своих похождениях.
Сначала он рассказывал с тем насмешливым, кротким взглядом, который он имел теперь на людей и в особенности на самого себя; но потом, когда он дошел до рассказа об ужасах и страданиях, которые он видел, он, сам того не замечая, увлекся и стал говорить с сдержанным волнением человека, в воспоминании переживающего сильные впечатления.
Княжна Марья с кроткой улыбкой смотрела то на Пьера, то на Наташу. Она во всем этом рассказе видела только Пьера и его доброту. Наташа, облокотившись на руку, с постоянно изменяющимся, вместе с рассказом, выражением лица, следила, ни на минуту не отрываясь, за Пьером, видимо, переживая с ним вместе то, что он рассказывал. Не только ее взгляд, но восклицания и короткие вопросы, которые она делала, показывали Пьеру, что из того, что он рассказывал, она понимала именно то, что он хотел передать. Видно было, что она понимала не только то, что он рассказывал, но и то, что он хотел бы и не мог выразить словами. Про эпизод свой с ребенком и женщиной, за защиту которых он был взят, Пьер рассказал таким образом:
– Это было ужасное зрелище, дети брошены, некоторые в огне… При мне вытащили ребенка… женщины, с которых стаскивали вещи, вырывали серьги…
Пьер покраснел и замялся.
– Тут приехал разъезд, и всех тех, которые не грабили, всех мужчин забрали. И меня.
– Вы, верно, не все рассказываете; вы, верно, сделали что нибудь… – сказала Наташа и помолчала, – хорошее.
Пьер продолжал рассказывать дальше. Когда он рассказывал про казнь, он хотел обойти страшные подробности; но Наташа требовала, чтобы он ничего не пропускал.
Пьер начал было рассказывать про Каратаева (он уже встал из за стола и ходил, Наташа следила за ним глазами) и остановился.
– Нет, вы не можете понять, чему я научился у этого безграмотного человека – дурачка.
– Нет, нет, говорите, – сказала Наташа. – Он где же?
– Его убили почти при мне. – И Пьер стал рассказывать последнее время их отступления, болезнь Каратаева (голос его дрожал беспрестанно) и его смерть.
Пьер рассказывал свои похождения так, как он никогда их еще не рассказывал никому, как он сам с собою никогда еще не вспоминал их. Он видел теперь как будто новое значение во всем том, что он пережил. Теперь, когда он рассказывал все это Наташе, он испытывал то редкое наслаждение, которое дают женщины, слушая мужчину, – не умные женщины, которые, слушая, стараются или запомнить, что им говорят, для того чтобы обогатить свой ум и при случае пересказать то же или приладить рассказываемое к своему и сообщить поскорее свои умные речи, выработанные в своем маленьком умственном хозяйстве; а то наслажденье, которое дают настоящие женщины, одаренные способностью выбирания и всасыванья в себя всего лучшего, что только есть в проявлениях мужчины. Наташа, сама не зная этого, была вся внимание: она не упускала ни слова, ни колебания голоса, ни взгляда, ни вздрагиванья мускула лица, ни жеста Пьера. Она на лету ловила еще не высказанное слово и прямо вносила в свое раскрытое сердце, угадывая тайный смысл всей душевной работы Пьера.
Княжна Марья понимала рассказ, сочувствовала ему, но она теперь видела другое, что поглощало все ее внимание; она видела возможность любви и счастия между Наташей и Пьером. И в первый раз пришедшая ей эта мысль наполняла ее душу радостию.
Было три часа ночи. Официанты с грустными и строгими лицами приходили переменять свечи, но никто не замечал их.
Пьер кончил свой рассказ. Наташа блестящими, оживленными глазами продолжала упорно и внимательно глядеть на Пьера, как будто желая понять еще то остальное, что он не высказал, может быть. Пьер в стыдливом и счастливом смущении изредка взглядывал на нее и придумывал, что бы сказать теперь, чтобы перевести разговор на другой предмет. Княжна Марья молчала. Никому в голову не приходило, что три часа ночи и что пора спать.
– Говорят: несчастия, страдания, – сказал Пьер. – Да ежели бы сейчас, сию минуту мне сказали: хочешь оставаться, чем ты был до плена, или сначала пережить все это? Ради бога, еще раз плен и лошадиное мясо. Мы думаем, как нас выкинет из привычной дорожки, что все пропало; а тут только начинается новое, хорошее. Пока есть жизнь, есть и счастье. Впереди много, много. Это я вам говорю, – сказал он, обращаясь к Наташе.
– Да, да, – сказала она, отвечая на совсем другое, – и я ничего бы не желала, как только пережить все сначала.
Пьер внимательно посмотрел на нее.
– Да, и больше ничего, – подтвердила Наташа.
– Неправда, неправда, – закричал Пьер. – Я не виноват, что я жив и хочу жить; и вы тоже.