Катастрофная почта

Катастро́фная по́чта (англ. crash mail, также англ. wreck mail) — филателистический термин для обозначения почтовой корреспонденции (письма́ в конверте, почтовой карточки или пакета), уцелевшей после крушения самолёта, дирижабля, поезда, после кораблекрушения или иной катастрофы.

В целом, катастрофные письма составляют очень малую долю почты, пересылаемой во всём мире. Этим объясняются их редкость и повышенный спрос, которым они пользуются среди коллекционеров. Объекты катастрофной почты относятся к цельным и целым вещам.

Описание

Понятие катастрофной почты включает в себя термины:

• катастрофное письмо (crash cover),
• авиакатастрофное письмо (air accident cover) и
• письмо прерванного полёта (interrupted flight cover).

Катастрофная почта представляет собой частные случаи так называемых «прерванной почты» (interrupted mail) и «почты бедствий» (disaster mail).

Катастрофы перевозящих авиапочту самолётов часто наблюдались с самых первых дней перевозки почты по воздуху. Во многих случаях происшествий с самолётами, крушений поездов и кораблекрушений некоторую часть или даже всю перевозимую почту удавалось спасти. При этом на некоторых письмах края были обожжены после пожара, а на некоторых оставались следы от воды после крушения гидросамолётов или кораблекрушений.

В таких случаях власти обычно использовали почтовое гашение (оттиски служебных штемпелей), этикетку или напечатанный на мимеографе текст, которые наносились или наклеивались на конверт. Тем самым получателю объясняли причинение ущерба почтовому отправлению (например, в катастрофе или при несчастном случае) и информировали его о причине задержки и несвоевременной доставки корреспонденции в повреждённом виде — с помощью штемпелей «Прибыло повреждённым», «Из почты затонувшего судна …» «Попало под поезд» и т. п.

Если письмо было сильно повреждено, его вкладывали в «санитарный конверт» («ambulance cover») или «похоронный мешок» («body bag») и затем отправляли по назначению. Учитывая всё это, доставка таких отправлений может сильно затягиваться.

История

Самыми первыми катастрофными конвертами признаются послания баллонной почты из Парижа, осаждённого германскими войсками во время франко-прусской войны 1870—1871 годов, когда происходили крушения воздушных шаров.

Известны два письма, которые пережили катастрофу почтового поезда на мосту через реку Тей в Шотландии более 100 лет назад, в 1879 году. Мост был разрушен речной стихией, что стало причиной катастрофы поезда и гибели 78 человек — всего персонала поезда. Письма демонстрировались в 1975 году в Британском почтовом музее Лондона на выставке «Железная дорога — почте», которая рассказывала о развитии железнодорожной почты в Великобритании.

В США первая катастрофа самолёта, перевозившего почту, случилась 10 сентября 1918 года, во время завершения рейса Чикаго — Нью-Йорк. Однако почтовые отправления не пострадали и были направлены адресатам без каких-либо пометок о крушении. Поэтому, если корреспонденция не повреждена и на ней нет никаких указаний о катастрофе, нужно изучать такие конверты очень тщательно, чтобы определить, относятся они к катастрофным или нет.

Первый инцидент с самолётом компании Pan American Airways, закончившийся падением в воды Мексиканского залива, случился 15 августа 1928 года. Пилот и все пассажиры были спасены. Вытащили из воды и почту, состоявшую приблизительно из 5000 единиц почтовых отправлений, которые были высушены в пекарне Сент-Питерсберга (Флорида). Известны другие авиакатастрофы, в которых почта пострадала и была спасена либо найдены единичные конверты пропавшего почтового груза, например:

• 1935 — падение в море в районе Александрии гидросамолёта «City of Khartoum» («Город Хартум»), принадлежавшего компании Imperial Airways и выполнявшего рейс из Англии в Австралию;
• 1936 — крушение самолёта компании American Airlines при посадке на аэродром Гудвин (Goodwin Field) в Арканзасе;
• 1937 — катастрофа германского дирижабля «Гинденбург» в Лейкхерсте (Нью-Джерси; Lakehurst, New Jersey);
• 1937 — потопление при взлёте гидросамолёта «Cygnus» компании Imperial Airways в Бриндизи (Италия);
• 1945 — падение в воду гидросамолёта «China Clipper» компании Pan American World Airways у берега Тринидада при посадке во время шторма;
• взрыв Боинга-747 над Локерби 21 декабря 1988 года.

Аварийная почта

В ряде случаев власти могут организовывать так называемую аварийную почту для связи с районами стихийных бедствий и с экспедициями и кораблями, потерпевшими крушение.

Марки нетонущей почты

В 1921—1923 годах, на случай возможного кораблекрушения и потери почтовой корреспонденции при доставке корабельной почтой, на голландских судах применялись плавающие несгораемые сейфы. Дополнительная оплата за эту услугу взималась с помощью специальных почтовых марок.

Собирание и филателистическая ценность

Авиакатастрофные письма и другие предметы катастрофной почты являются специальными объектами коллекционирования в аэрофилателии и очень ценными артефактами истории почты. Как правило, они редки, но, являясь материальными свидетельствами зачастую трагических происшествий, могут многое поведать. Их коллекционирование рассматривается одной из самых специфических областей филателии. Варианты собирания объектов катастрофной почты могут быть различными и включать:

• катастрофные конверты отдельной авиалинии, страны, континента, региона, штата или конкретного периода истории;
• почтовые отправления, франкированные той или иной маркой, например, 5-центовой авиапочтовой маркой США «Авиамаяк» («5c Beacon»), выпущенной в июле 1928 года;
• конверты после катастроф какого-либо определённого типа самолёта и др.

Чем более сенсационной и резонансной была катастрофа, тем выше котируются сохранившиеся после неё почтовые документы. Особенно ценятся коллекционерами 367 конвертов писем, уцелевших после катастрофы дирижабля «Гинденбург», причём их стоимость достигает 10 тыс. долларов США и выше за экземпляр. Один такой конверт был продан на аукционе «Коринфила» (Corinphila) в мае 2001 года за 85 тыс. швейцарских франков (75 тыс. долларов).

Фальсификации

Ажиотаж вокруг катастрофных писем обусловливает интерес к ним со стороны фальсификаторов. В мире появляются подделки писем, якобы извлечённых из почтовых отсеков «упавших» в океан самолётов или погибших лайнеров: например, «горевших» на борту «Вольтурно» («Volturno»; 1913), «Жоржа Филиппара» («Georges Philippar»; 1932), «Лаконии» или «тонувших» на «Андреа Дориа» и т. п. Выявлен целый ряд фальшивых катастрофных конвертов, ложно датируемых 1935—1937 годами, в том числе поддельные конверты с «Гинденбурга».

Объединения коллекционеров

При Американском авиапочтовом обществе создана Комиссия по катастрофным письмам (Crash Cover Committee) под председательством Филипа Маккарти (Philip R. McCarty), которая специализируется на изучении катастрофных писем.

В США также действует Общество почты крушений и катастроф (Wreck and Crash Mail Society), члены которого коллекционируют все виды катастрофных конвертов. Общество было создано в 1994 году и публикует ежеквартальный журнал «La Catastrophe» (с фр. — «Катастрофа»).

См. также

• Аварийная почта
• Марка нетонущей почты
• Послание в бутылке

Литература

• Граллерт В., Грушке В. Филателистический словарь / Сокр. пер. с нем. Ю. М. Соколова и Е. П. Сашенкова. — М.: Связь, 1977. — 272 с.
• Nierinck H. L. Courrier Recouperé: Accident d’Avions — Recovered Mail: Airplane Crashes 1918—1978. — R-Editions, 1979. (фр.) (англ.)
• Sanford K. C. Air Crash Mail of Imperial Airways and Predecessor Airlines.] — The Stuart Rossiter Trust Fund, 2003. — ISBN 0-9530004-6-X. (англ.)
• Vogt R. [www.postalcensorship.com/ias/pub/Crash.html Irish Crash Airmail.] — 2nd edn. — Rochford: [ias.metroairpost.com Irish Airmail Society,] 1997. (англ.) (Проверено 10 июня 2011)

Ссылки

• [www.postalhistory.org/sites/wreck_and_crash.htm Wreck and Crash Postal History Resources] (англ.). Country and Topical Resources. Worldwide postal history website — Postalhistory.org. Проверено 2 февраля 2010. [www.webcitation.org/66KjeBQpL Архивировано из первоисточника 21 марта 2012].

Отрывок, характеризующий Катастрофная почта

– Право, он врет, этот шельма, – сказал граф.
– Можно воротить, – сказал один из свиты, который почувствовал так же, как и граф Орлов Денисов, недоверие к предприятию, когда посмотрел на лагерь.
– А? Право?.. как вы думаете, или оставить? Или нет?
– Прикажете воротить?
– Воротить, воротить! – вдруг решительно сказал граф Орлов, глядя на часы, – поздно будет, совсем светло.
И адъютант поскакал лесом за Грековым. Когда Греков вернулся, граф Орлов Денисов, взволнованный и этой отмененной попыткой, и тщетным ожиданием пехотных колонн, которые все не показывались, и близостью неприятеля (все люди его отряда испытывали то же), решил наступать.
Шепотом прокомандовал он: «Садись!» Распределились, перекрестились…
– С богом!
«Урааааа!» – зашумело по лесу, и, одна сотня за другой, как из мешка высыпаясь, полетели весело казаки с своими дротиками наперевес, через ручей к лагерю.
Один отчаянный, испуганный крик первого увидавшего казаков француза – и все, что было в лагере, неодетое, спросонков бросило пушки, ружья, лошадей и побежало куда попало.
Ежели бы казаки преследовали французов, не обращая внимания на то, что было позади и вокруг них, они взяли бы и Мюрата, и все, что тут было. Начальники и хотели этого. Но нельзя было сдвинуть с места казаков, когда они добрались до добычи и пленных. Команды никто не слушал. Взято было тут же тысяча пятьсот человек пленных, тридцать восемь орудий, знамена и, что важнее всего для казаков, лошади, седла, одеяла и различные предметы. Со всем этим надо было обойтись, прибрать к рукам пленных, пушки, поделить добычу, покричать, даже подраться между собой: всем этим занялись казаки.
Французы, не преследуемые более, стали понемногу опоминаться, собрались командами и принялись стрелять. Орлов Денисов ожидал все колонны и не наступал дальше.
Между тем по диспозиции: «die erste Colonne marschiert» [первая колонна идет (нем.) ] и т. д., пехотные войска опоздавших колонн, которыми командовал Бенигсен и управлял Толь, выступили как следует и, как всегда бывает, пришли куда то, но только не туда, куда им было назначено. Как и всегда бывает, люди, вышедшие весело, стали останавливаться; послышалось неудовольствие, сознание путаницы, двинулись куда то назад. Проскакавшие адъютанты и генералы кричали, сердились, ссорились, говорили, что совсем не туда и опоздали, кого то бранили и т. д., и наконец, все махнули рукой и пошли только с тем, чтобы идти куда нибудь. «Куда нибудь да придем!» И действительно, пришли, но не туда, а некоторые туда, но опоздали так, что пришли без всякой пользы, только для того, чтобы в них стреляли. Толь, который в этом сражении играл роль Вейротера в Аустерлицком, старательно скакал из места в место и везде находил все навыворот. Так он наскакал на корпус Багговута в лесу, когда уже было совсем светло, а корпус этот давно уже должен был быть там, с Орловым Денисовым. Взволнованный, огорченный неудачей и полагая, что кто нибудь виноват в этом, Толь подскакал к корпусному командиру и строго стал упрекать его, говоря, что за это расстрелять следует. Багговут, старый, боевой, спокойный генерал, тоже измученный всеми остановками, путаницами, противоречиями, к удивлению всех, совершенно противно своему характеру, пришел в бешенство и наговорил неприятных вещей Толю.
– Я уроков принимать ни от кого не хочу, а умирать с своими солдатами умею не хуже другого, – сказал он и с одной дивизией пошел вперед.
Выйдя на поле под французские выстрелы, взволнованный и храбрый Багговут, не соображая того, полезно или бесполезно его вступление в дело теперь, и с одной дивизией, пошел прямо и повел свои войска под выстрелы. Опасность, ядра, пули были то самое, что нужно ему было в его гневном настроении. Одна из первых пуль убила его, следующие пули убили многих солдат. И дивизия его постояла несколько времени без пользы под огнем.


Между тем с фронта другая колонна должна была напасть на французов, но при этой колонне был Кутузов. Он знал хорошо, что ничего, кроме путаницы, не выйдет из этого против его воли начатого сражения, и, насколько то было в его власти, удерживал войска. Он не двигался.
Кутузов молча ехал на своей серенькой лошадке, лениво отвечая на предложения атаковать.
– У вас все на языке атаковать, а не видите, что мы не умеем делать сложных маневров, – сказал он Милорадовичу, просившемуся вперед.
– Не умели утром взять живьем Мюрата и прийти вовремя на место: теперь нечего делать! – отвечал он другому.
Когда Кутузову доложили, что в тылу французов, где, по донесениям казаков, прежде никого не было, теперь было два батальона поляков, он покосился назад на Ермолова (он с ним не говорил еще со вчерашнего дня).
– Вот просят наступления, предлагают разные проекты, а чуть приступишь к делу, ничего не готово, и предупрежденный неприятель берет свои меры.
Ермолов прищурил глаза и слегка улыбнулся, услыхав эти слова. Он понял, что для него гроза прошла и что Кутузов ограничится этим намеком.
– Это он на мой счет забавляется, – тихо сказал Ермолов, толкнув коленкой Раевского, стоявшего подле него.
Вскоре после этого Ермолов выдвинулся вперед к Кутузову и почтительно доложил:
– Время не упущено, ваша светлость, неприятель не ушел. Если прикажете наступать? А то гвардия и дыма не увидит.
Кутузов ничего не сказал, но когда ему донесли, что войска Мюрата отступают, он приказал наступленье; но через каждые сто шагов останавливался на три четверти часа.
Все сраженье состояло только в том, что сделали казаки Орлова Денисова; остальные войска лишь напрасно потеряли несколько сот людей.
Вследствие этого сражения Кутузов получил алмазный знак, Бенигсен тоже алмазы и сто тысяч рублей, другие, по чинам соответственно, получили тоже много приятного, и после этого сражения сделаны еще новые перемещения в штабе.
«Вот как у нас всегда делается, все навыворот!» – говорили после Тарутинского сражения русские офицеры и генералы, – точно так же, как и говорят теперь, давая чувствовать, что кто то там глупый делает так, навыворот, а мы бы не так сделали. Но люди, говорящие так, или не знают дела, про которое говорят, или умышленно обманывают себя. Всякое сражение – Тарутинское, Бородинское, Аустерлицкое – всякое совершается не так, как предполагали его распорядители. Это есть существенное условие.
Бесчисленное количество свободных сил (ибо нигде человек не бывает свободнее, как во время сражения, где дело идет о жизни и смерти) влияет на направление сражения, и это направление никогда не может быть известно вперед и никогда не совпадает с направлением какой нибудь одной силы.
Ежели многие, одновременно и разнообразно направленные силы действуют на какое нибудь тело, то направление движения этого тела не может совпадать ни с одной из сил; а будет всегда среднее, кратчайшее направление, то, что в механике выражается диагональю параллелограмма сил.
Ежели в описаниях историков, в особенности французских, мы находим, что у них войны и сражения исполняются по вперед определенному плану, то единственный вывод, который мы можем сделать из этого, состоит в том, что описания эти не верны.
Тарутинское сражение, очевидно, не достигло той цели, которую имел в виду Толь: по порядку ввести по диспозиции в дело войска, и той, которую мог иметь граф Орлов; взять в плен Мюрата, или цели истребления мгновенно всего корпуса, которую могли иметь Бенигсен и другие лица, или цели офицера, желавшего попасть в дело и отличиться, или казака, который хотел приобрести больше добычи, чем он приобрел, и т. д. Но, если целью было то, что действительно совершилось, и то, что для всех русских людей тогда было общим желанием (изгнание французов из России и истребление их армии), то будет совершенно ясно, что Тарутинское сражение, именно вследствие его несообразностей, было то самое, что было нужно в тот период кампании. Трудно и невозможно придумать какой нибудь исход этого сражения, более целесообразный, чем тот, который оно имело. При самом малом напряжении, при величайшей путанице и при самой ничтожной потере были приобретены самые большие результаты во всю кампанию, был сделан переход от отступления к наступлению, была обличена слабость французов и был дан тот толчок, которого только и ожидало наполеоновское войско для начатия бегства.


Наполеон вступает в Москву после блестящей победы de la Moskowa; сомнения в победе не может быть, так как поле сражения остается за французами. Русские отступают и отдают столицу. Москва, наполненная провиантом, оружием, снарядами и несметными богатствами, – в руках Наполеона. Русское войско, вдвое слабейшее французского, в продолжение месяца не делает ни одной попытки нападения. Положение Наполеона самое блестящее. Для того, чтобы двойными силами навалиться на остатки русской армии и истребить ее, для того, чтобы выговорить выгодный мир или, в случае отказа, сделать угрожающее движение на Петербург, для того, чтобы даже, в случае неудачи, вернуться в Смоленск или в Вильну, или остаться в Москве, – для того, одним словом, чтобы удержать то блестящее положение, в котором находилось в то время французское войско, казалось бы, не нужно особенной гениальности. Для этого нужно было сделать самое простое и легкое: не допустить войска до грабежа, заготовить зимние одежды, которых достало бы в Москве на всю армию, и правильно собрать находившийся в Москве более чем на полгода (по показанию французских историков) провиант всему войску. Наполеон, этот гениальнейший из гениев и имевший власть управлять армиею, как утверждают историки, ничего не сделал этого.
Он не только не сделал ничего этого, но, напротив, употребил свою власть на то, чтобы из всех представлявшихся ему путей деятельности выбрать то, что было глупее и пагубнее всего. Из всего, что мог сделать Наполеон: зимовать в Москве, идти на Петербург, идти на Нижний Новгород, идти назад, севернее или южнее, тем путем, которым пошел потом Кутузов, – ну что бы ни придумать, глупее и пагубнее того, что сделал Наполеон, то есть оставаться до октября в Москве, предоставляя войскам грабить город, потом, колеблясь, оставить или не оставить гарнизон, выйти из Москвы, подойти к Кутузову, не начать сражения, пойти вправо, дойти до Малого Ярославца, опять не испытав случайности пробиться, пойти не по той дороге, по которой пошел Кутузов, а пойти назад на Можайск и по разоренной Смоленской дороге, – глупее этого, пагубнее для войска ничего нельзя было придумать, как то и показали последствия. Пускай самые искусные стратегики придумают, представив себе, что цель Наполеона состояла в том, чтобы погубить свою армию, придумают другой ряд действий, который бы с такой же несомненностью и независимостью от всего того, что бы ни предприняли русские войска, погубил бы так совершенно всю французскую армию, как то, что сделал Наполеон.
Гениальный Наполеон сделал это. Но сказать, что Наполеон погубил свою армию потому, что он хотел этого, или потому, что он был очень глуп, было бы точно так же несправедливо, как сказать, что Наполеон довел свои войска до Москвы потому, что он хотел этого, и потому, что он был очень умен и гениален.
В том и другом случае личная деятельность его, не имевшая больше силы, чем личная деятельность каждого солдата, только совпадала с теми законами, по которым совершалось явление.
Совершенно ложно (только потому, что последствия не оправдали деятельности Наполеона) представляют нам историки силы Наполеона ослабевшими в Москве. Он, точно так же, как и прежде, как и после, в 13 м году, употреблял все свое уменье и силы на то, чтобы сделать наилучшее для себя и своей армии. Деятельность Наполеона за это время не менее изумительна, чем в Египте, в Италии, в Австрии и в Пруссии. Мы не знаем верно о том, в какой степени была действительна гениальность Наполеона в Египте, где сорок веков смотрели на его величие, потому что эти все великие подвиги описаны нам только французами. Мы не можем верно судить о его гениальности в Австрии и Пруссии, так как сведения о его деятельности там должны черпать из французских и немецких источников; а непостижимая сдача в плен корпусов без сражений и крепостей без осады должна склонять немцев к признанию гениальности как к единственному объяснению той войны, которая велась в Германии. Но нам признавать его гениальность, чтобы скрыть свой стыд, слава богу, нет причины. Мы заплатили за то, чтоб иметь право просто и прямо смотреть на дело, и мы не уступим этого права.
Деятельность его в Москве так же изумительна и гениальна, как и везде. Приказания за приказаниями и планы за планами исходят из него со времени его вступления в Москву и до выхода из нее. Отсутствие жителей и депутации и самый пожар Москвы не смущают его. Он не упускает из виду ни блага своей армии, ни действий неприятеля, ни блага народов России, ни управления долами Парижа, ни дипломатических соображений о предстоящих условиях мира.


В военном отношении, тотчас по вступлении в Москву, Наполеон строго приказывает генералу Себастиани следить за движениями русской армии, рассылает корпуса по разным дорогам и Мюрату приказывает найти Кутузова. Потом он старательно распоряжается об укреплении Кремля; потом делает гениальный план будущей кампании по всей карте России. В отношении дипломатическом, Наполеон призывает к себе ограбленного и оборванного капитана Яковлева, не знающего, как выбраться из Москвы, подробно излагает ему всю свою политику и свое великодушие и, написав письмо к императору Александру, в котором он считает своим долгом сообщить своему другу и брату, что Растопчин дурно распорядился в Москве, он отправляет Яковлева в Петербург. Изложив так же подробно свои виды и великодушие перед Тутолминым, он и этого старичка отправляет в Петербург для переговоров.