Катаяма, Тэцу

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Тэцу Катаяма
片山 哲<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
премьер-министр Японии
24 мая 1947 — 10 марта 1948
Монарх: Сёва
Губернатор: Дуглас Макартур
Предшественник: Сигэру Ёсида
Преемник: Хитоси Асида
 
Вероисповедание: протестантство
Рождение: 28 июля 1887(1887-07-28)
Танабе (Япония)
Смерть: 30 мая 1978(1978-05-30) (90 лет)
Фудзисава (Япония)
Партия: Социалистическая партия Японии
Образование: Токийский императорский университет

Тэцу Катаяма (яп. 片山 哲 Катаяма Тэцу?, 28 июля 188730 мая 1978) — японский политический деятель, а также 46-й премьер-министр Японии с 24 мая 1947 года по 10 марта 1948 года. Он был первым в истории Японии социалистом и христианином, занявшим должность премьер-министра[1][2].





Биография

Ранние годы

Катаяма родился 27 июля 1887 года в городе Танабе, префектура Вакаяма. В 1912 году окончил Токийский императорский университет[3], получив диплом специалиста в области германского права. После несколько лет практиковал юридическое право вместе с отцом в Вакаяме. Ещё в студенческие годы Катаяма стал сторонником христианско-социалистических идей Абэ Исо. В 1919 году в Токио в снятом YMCA офисе он открыл собственную юридическую контору, специализировался в сфере трудового права[1]. С этого времени он становится активным участником японского профсоюзного движения. Кроме того в 19201930 годах Катаяма был преподавателем в Токийском женском университете. Также в это время выходит несколько его книг: «Законы связанные с женщинами», «Законы о защите матерей и детей», «Практическое руководство по пенсионным накоплениям», «Выдержки из гражданского арбитражного суда».

Политическая карьера

В 1926 году Катаяма стал одним из основателей Социалистической народной партии (яп. 社会民衆党 Сякай Минсю:то:); он был избран её генеральным секретарем[2]. В 1930 году проходит в палату представителей как депутат от префектуры Канагава. Через год Социалистическая народная партия была запрещена правительством, и Катаяма принимал активное участие в организации её замены в виде Социалистической массовой партии (яп. 社会大衆党 Сякай Тайсю:то:), в 1932 году Катаяма был избран в исполнительный комитет этой партии[2]. В парламенте Катаяма стал известен как лидер социал-демократического крыла партии и последовательно отстаивал права трудящихся, женщин и социально незащищенных граждан. В 1940 году он был исключен из партии по причине отсутствия на пленарном заседании палаты представителей, на котором принималось решение о высылке Такао Сайто за его антивоенные выступления[1]. Во время Второй мировой войны Катаяма отошёл от политики и посвятил себя адвокатской деятельности.

Премьер-министр

После окончания войны, в ноябре 1945 года, Катаяма помогает организовать Социалистическую партию Японии, в которой он занял должность генерального секретаря, а в сентябре следующего года — пост председателя исполнительного комитета партии. На парламентских выборах в апреле 1947 года ни одной партии не удалось набрать достаточного количества голосов для создания однопартийного правительства, в результате чего была образована коалиция, в состав которой вошли Социалистическая партия, Демократическая партия (яп. 民主党 Минсюто:) и Народно-кооперативная партия (яп. 国民協同党 Кокумин Кё:до:то:)[1]. В июне Катаяма стал премьер-министром коалиционного кабинета. При его администрации была произведена ликвидация Министерства внутренних дел и реформа бюрократического аппарата. Всего через восемь месяцев, в феврале 1948 года, Катаяма потерял поддержку в левом крыле собственной социалистической партии, и его правительство было вынуждено уйти в отставку[4].

Дальнейшая жизнь

После отставки с поста премьер-министра Катаяма остался активным деятелем в левом спектре японской политической жизни. В 1950 году в Социалистической партии произошёл раскол и Катаяма был снят с должности президента партии, хотя до 1951 года являлся наиболее влиятельным её советником. В 1952 году он покинул Социалистическую партию. В 1954 году он стал председателем Народного альянса по защите конституции, в 1960 году занял должность главного советника Партии демократического социализма[2], а с 1961 года действовал как председатель Нового народного конгресса по защите конституции. После поражения на парламентских выборах 1963 года Катаяма покинул политику[1]. 1 октября 1969 года власти префектуры Канагава, которую он долго представлял в парламенте, объявили Катаяму почётным гражданином. Умер 30 мая 1978 года в Фудзисаве[5] в 90-летнем возрасте.

Напишите отзыв о статье "Катаяма, Тэцу"

Примечания

  1. 1 2 3 4 5 [www.ndl.go.jp/constitution/e/etc/figures.html Historical Figures] (англ.). — Сайт Национальной парламентской библиотеки Японии. Проверено 2 октября 2009. [www.webcitation.org/66lHCTt3E Архивировано из первоисточника 8 апреля 2012].
  2. 1 2 3 4 JAN PALMOWSKI. [www.encyclopedia.com/topic/Tetsu_Katayama.aspx Katayama Tetsu] (англ.). A Dictionary of Contemporary World History. 2004. Encyclopedia.com. Проверено 4 октября 2009. [www.webcitation.org/66m8QOAUU Архивировано из первоисточника 8 апреля 2012].
  3. КАТАЯМА Тэцу // Япония от А до Я. Популярная иллюстрированная энциклопедия. (CD-ROM). — М.: Directmedia Publishing, «Япония сегодня», 2008. — ISBN 978-5-94865-190-3.
  4. [www.time.com/time/magazine/article/0,9171,798225,00.html JAPAN: New Road] (англ.) (23 февраля 1948). — Статья журнала «TIME». Проверено 4 октября 2009. [www.webcitation.org/66m8PimPd Архивировано из первоисточника 8 апреля 2012].
  5. [www.time.com/time/magazine/article/0,9171,948194,00.html Milestones] (англ.) (12 июня 1978). — Некролог журнала «TIME». Проверено 4 октября 2009. [www.webcitation.org/66lHDeHTp Архивировано из первоисточника 8 апреля 2012].
Политические должности
Предшественник:
Сигэру Ёсида
премьер-министр Японии
1947–1948
Преемник:
Хитоси Асида

Отрывок, характеризующий Катаяма, Тэцу

Что стоило еще оставаться два дни? По крайней мере, они бы сами ушли; ибо не имели воды напоить людей и лошадей. Он дал слово мне, что не отступит, но вдруг прислал диспозицию, что он в ночь уходит. Таким образом воевать не можно, и мы можем неприятеля скоро привести в Москву…
Слух носится, что вы думаете о мире. Чтобы помириться, боже сохрани! После всех пожертвований и после таких сумасбродных отступлений – мириться: вы поставите всю Россию против себя, и всякий из нас за стыд поставит носить мундир. Ежели уже так пошло – надо драться, пока Россия может и пока люди на ногах…
Надо командовать одному, а не двум. Ваш министр, может, хороший по министерству; но генерал не то что плохой, но дрянной, и ему отдали судьбу всего нашего Отечества… Я, право, с ума схожу от досады; простите мне, что дерзко пишу. Видно, тот не любит государя и желает гибели нам всем, кто советует заключить мир и командовать армиею министру. Итак, я пишу вам правду: готовьте ополчение. Ибо министр самым мастерским образом ведет в столицу за собою гостя. Большое подозрение подает всей армии господин флигель адъютант Вольцоген. Он, говорят, более Наполеона, нежели наш, и он советует все министру. Я не токмо учтив против него, но повинуюсь, как капрал, хотя и старее его. Это больно; но, любя моего благодетеля и государя, – повинуюсь. Только жаль государя, что вверяет таким славную армию. Вообразите, что нашею ретирадою мы потеряли людей от усталости и в госпиталях более 15 тысяч; а ежели бы наступали, того бы не было. Скажите ради бога, что наша Россия – мать наша – скажет, что так страшимся и за что такое доброе и усердное Отечество отдаем сволочам и вселяем в каждого подданного ненависть и посрамление. Чего трусить и кого бояться?. Я не виноват, что министр нерешим, трус, бестолков, медлителен и все имеет худые качества. Вся армия плачет совершенно и ругают его насмерть…»


В числе бесчисленных подразделений, которые можно сделать в явлениях жизни, можно подразделить их все на такие, в которых преобладает содержание, другие – в которых преобладает форма. К числу таковых, в противоположность деревенской, земской, губернской, даже московской жизни, можно отнести жизнь петербургскую, в особенности салонную. Эта жизнь неизменна.
С 1805 года мы мирились и ссорились с Бонапартом, мы делали конституции и разделывали их, а салон Анны Павловны и салон Элен были точно такие же, какие они были один семь лет, другой пять лет тому назад. Точно так же у Анны Павловны говорили с недоумением об успехах Бонапарта и видели, как в его успехах, так и в потакании ему европейских государей, злостный заговор, имеющий единственной целью неприятность и беспокойство того придворного кружка, которого представительницей была Анна Павловна. Точно так же у Элен, которую сам Румянцев удостоивал своим посещением и считал замечательно умной женщиной, точно так же как в 1808, так и в 1812 году с восторгом говорили о великой нации и великом человеке и с сожалением смотрели на разрыв с Францией, который, по мнению людей, собиравшихся в салоне Элен, должен был кончиться миром.
В последнее время, после приезда государя из армии, произошло некоторое волнение в этих противоположных кружках салонах и произведены были некоторые демонстрации друг против друга, но направление кружков осталось то же. В кружок Анны Павловны принимались из французов только закоренелые легитимисты, и здесь выражалась патриотическая мысль о том, что не надо ездить во французский театр и что содержание труппы стоит столько же, сколько содержание целого корпуса. За военными событиями следилось жадно, и распускались самые выгодные для нашей армии слухи. В кружке Элен, румянцевском, французском, опровергались слухи о жестокости врага и войны и обсуживались все попытки Наполеона к примирению. В этом кружке упрекали тех, кто присоветывал слишком поспешные распоряжения о том, чтобы приготавливаться к отъезду в Казань придворным и женским учебным заведениям, находящимся под покровительством императрицы матери. Вообще все дело войны представлялось в салоне Элен пустыми демонстрациями, которые весьма скоро кончатся миром, и царствовало мнение Билибина, бывшего теперь в Петербурге и домашним у Элен (всякий умный человек должен был быть у нее), что не порох, а те, кто его выдумали, решат дело. В этом кружке иронически и весьма умно, хотя весьма осторожно, осмеивали московский восторг, известие о котором прибыло вместе с государем в Петербург.
В кружке Анны Павловны, напротив, восхищались этими восторгами и говорили о них, как говорит Плутарх о древних. Князь Василий, занимавший все те же важные должности, составлял звено соединения между двумя кружками. Он ездил к ma bonne amie [своему достойному другу] Анне Павловне и ездил dans le salon diplomatique de ma fille [в дипломатический салон своей дочери] и часто, при беспрестанных переездах из одного лагеря в другой, путался и говорил у Анны Павловны то, что надо было говорить у Элен, и наоборот.
Вскоре после приезда государя князь Василий разговорился у Анны Павловны о делах войны, жестоко осуждая Барклая де Толли и находясь в нерешительности, кого бы назначить главнокомандующим. Один из гостей, известный под именем un homme de beaucoup de merite [человек с большими достоинствами], рассказав о том, что он видел нынче выбранного начальником петербургского ополчения Кутузова, заседающего в казенной палате для приема ратников, позволил себе осторожно выразить предположение о том, что Кутузов был бы тот человек, который удовлетворил бы всем требованиям.
Анна Павловна грустно улыбнулась и заметила, что Кутузов, кроме неприятностей, ничего не дал государю.
– Я говорил и говорил в Дворянском собрании, – перебил князь Василий, – но меня не послушали. Я говорил, что избрание его в начальники ополчения не понравится государю. Они меня не послушали.
– Все какая то мания фрондировать, – продолжал он. – И пред кем? И все оттого, что мы хотим обезьянничать глупым московским восторгам, – сказал князь Василий, спутавшись на минуту и забыв то, что у Элен надо было подсмеиваться над московскими восторгами, а у Анны Павловны восхищаться ими. Но он тотчас же поправился. – Ну прилично ли графу Кутузову, самому старому генералу в России, заседать в палате, et il en restera pour sa peine! [хлопоты его пропадут даром!] Разве возможно назначить главнокомандующим человека, который не может верхом сесть, засыпает на совете, человека самых дурных нравов! Хорошо он себя зарекомендовал в Букарещте! Я уже не говорю о его качествах как генерала, но разве можно в такую минуту назначать человека дряхлого и слепого, просто слепого? Хорош будет генерал слепой! Он ничего не видит. В жмурки играть… ровно ничего не видит!