Катехизис польского ребёнка

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Катехизис польского ребёнка
польск. Katechizm polskiego dziecka
Жанр:

стихотворение

Автор:

Владислав Белза

Язык оригинала:

польский

Дата написания:

1900

Дата первой публикации:

1901

Текст произведения в Викитеке

«Катехизис польского ребёнка» (польск. Katechizm polskiego dziecka) — патриотическое стихотворение польского поэта Владислава Белзы (18471913). Написанное в 1900 году и впервые опубликованное в 1901 году в одноимённом сборнике, оно стало самым известным произведением автора[1]. На сегодняшний день «Катехизис…» наизусть знают миллионы поляков[2].



Текст

Польский оригинал Перевод
Стихотворение (1900)

— Kto ty jesteś?
— Polak mały.

— Jaki znak twój?
— Orzeł biały.

— Gdzie ty mieszkasz?
— Między swemi.

— W jakim kraju?
— W polskiej ziemi.

— Czem ta ziemia?
— Mą Ojczyzną.

— Czem zdobyta?
— Krwią i blizną.

— Czy ją kochasz?
— Kocham szczerze.

— A w co wierzysz?
— W Polskę wierzę!

— Coś ty dla niej?
— Wdzięczne dziecię.

— Coś jej winien?
— Oddać życie. </small>

— Кто ты?
— Маленький поляк.

— Каков твой знак?
— Белый орёл.

— Где ты живёшь?
— Среди своих.

— В какой стране?
— На польской земле.

— Что это за земля?
— Моя Родина

— Чем получена?
— Кровью и шрамами.

— Любишь ли ты её?
— Искренне люблю.

— А во что веришь?
— В Польшу верю!

— Кто ты для неё?
— Благодарный ребёнок.

— Что ты должен сделать ради неё?
— Отдать жизнь.

Альтернативное начало для девочек (1912)

— Kto ty jesteś?
— Polka mała.

— Jaki znak twój?
— Lilja biała.

— Кто ты?
— Маленькая полька.

— Каков твой знак?
— Белая лилия.

История

Стихотворение «Wyznanie wiary dziecięcia polskiego» (рус. Символ веры польского ребёнка), впоследствии получившее известность под несколько видоизменённым названием, Владислав Белза написал в 1900 году во Львове, посвятив его своему пятилетнему крестнику Людвику Вольскому, сыну знаменитой поэтессы-модернистки Марыли Вольской (польск.) и её супруга, инженера Вацлава Вольского (польск.)[2].

Белза преднамеренно написал «Катехизис…» в вопросно-ответной форме, описывая диалог между мальчиком и взрослым мужчиной. Последний задаёт элементарные вопросы с патриотическим подтекстом, а мальчик отвечает на них соответствующим образом. В 1912 году увидел свет стихотворный сборник «Dla polskich dzieci. Wybór pism wierszem Władysława Bełzy», в который вошло большое количество детских произведений поэта на патриотическую тематику, включая «Катехизис…». Помимо самого стихотворения, автором было приведено альтернативное начало стиха, ориентированное на девочек[1]:

— Kto ty jesteś?
— Polka mała.
— Jaki znak twój?
— Lilja biała.

В период существования Первой Польской Республики «Катехизис…» в обязательном порядке изучался наизусть и регулярно скандировался в польских школах[3].

Напишите отзыв о статье "Катехизис польского ребёнка"

Примечания

  1. 1 2 Czartoryski-Sziler, Piotr. [www.lwow.home.pl/naszdziennik/belza.html Wielcy zapomniani: Władysław Bełza - wielki piewca polskości] (польск.). lwow.home.pl. Проверено 30 апреля 2012. [www.webcitation.org/6AojpRGtk Архивировано из первоисточника 20 сентября 2012].
  2. 1 2 [www.polskieradionyc.com/?p=1563 Katechizm Polskiego Dziecka.] (польск.). polskieradionyc.com (11 ноября 2011). Проверено 30 апреля 2012. [www.webcitation.org/6AojnwE1U Архивировано из первоисточника 20 сентября 2012].
  3. Štěpán Pellar. Hrdí orli ve smrtelném obklíčení. Polské stereotypizované vidění moderního světa. — 1. — Praha: Dokořán, 2009. — 57 с. — ISBN 978-80-7363-023-2.

Отрывок, характеризующий Катехизис польского ребёнка

В соседней избе лежал раненый адъютант Раевского, с разбитой кистью руки, и страшная боль, которую он чувствовал, заставляла его жалобно, не переставая, стонать, и стоны эти страшно звучали в осенней темноте ночи. В первую ночь адъютант этот ночевал на том же дворе, на котором стояли Ростовы. Графиня говорила, что она не могла сомкнуть глаз от этого стона, и в Мытищах перешла в худшую избу только для того, чтобы быть подальше от этого раненого.
Один из людей в темноте ночи, из за высокого кузова стоявшей у подъезда кареты, заметил другое небольшое зарево пожара. Одно зарево давно уже видно было, и все знали, что это горели Малые Мытищи, зажженные мамоновскими казаками.
– А ведь это, братцы, другой пожар, – сказал денщик.
Все обратили внимание на зарево.
– Да ведь, сказывали, Малые Мытищи мамоновские казаки зажгли.
– Они! Нет, это не Мытищи, это дале.
– Глянь ка, точно в Москве.
Двое из людей сошли с крыльца, зашли за карету и присели на подножку.
– Это левей! Как же, Мытищи вон где, а это вовсе в другой стороне.
Несколько людей присоединились к первым.
– Вишь, полыхает, – сказал один, – это, господа, в Москве пожар: либо в Сущевской, либо в Рогожской.
Никто не ответил на это замечание. И довольно долго все эти люди молча смотрели на далекое разгоравшееся пламя нового пожара.
Старик, графский камердинер (как его называли), Данило Терентьич подошел к толпе и крикнул Мишку.
– Ты чего не видал, шалава… Граф спросит, а никого нет; иди платье собери.
– Да я только за водой бежал, – сказал Мишка.
– А вы как думаете, Данило Терентьич, ведь это будто в Москве зарево? – сказал один из лакеев.
Данило Терентьич ничего не отвечал, и долго опять все молчали. Зарево расходилось и колыхалось дальше и дальше.
– Помилуй бог!.. ветер да сушь… – опять сказал голос.
– Глянь ко, как пошло. О господи! аж галки видно. Господи, помилуй нас грешных!
– Потушат небось.
– Кому тушить то? – послышался голос Данилы Терентьича, молчавшего до сих пор. Голос его был спокоен и медлителен. – Москва и есть, братцы, – сказал он, – она матушка белока… – Голос его оборвался, и он вдруг старчески всхлипнул. И как будто только этого ждали все, чтобы понять то значение, которое имело для них это видневшееся зарево. Послышались вздохи, слова молитвы и всхлипывание старого графского камердинера.


Камердинер, вернувшись, доложил графу, что горит Москва. Граф надел халат и вышел посмотреть. С ним вместе вышла и не раздевавшаяся еще Соня, и madame Schoss. Наташа и графиня одни оставались в комнате. (Пети не было больше с семейством; он пошел вперед с своим полком, шедшим к Троице.)
Графиня заплакала, услыхавши весть о пожаре Москвы. Наташа, бледная, с остановившимися глазами, сидевшая под образами на лавке (на том самом месте, на которое она села приехавши), не обратила никакого внимания на слова отца. Она прислушивалась к неумолкаемому стону адъютанта, слышному через три дома.
– Ах, какой ужас! – сказала, со двора возвративись, иззябшая и испуганная Соня. – Я думаю, вся Москва сгорит, ужасное зарево! Наташа, посмотри теперь, отсюда из окошка видно, – сказала она сестре, видимо, желая чем нибудь развлечь ее. Но Наташа посмотрела на нее, как бы не понимая того, что у ней спрашивали, и опять уставилась глазами в угол печи. Наташа находилась в этом состоянии столбняка с нынешнего утра, с того самого времени, как Соня, к удивлению и досаде графини, непонятно для чего, нашла нужным объявить Наташе о ране князя Андрея и о его присутствии с ними в поезде. Графиня рассердилась на Соню, как она редко сердилась. Соня плакала и просила прощенья и теперь, как бы стараясь загладить свою вину, не переставая ухаживала за сестрой.