Катилинарии

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Катилинарии (лат. Orationes In Catilinam, Речи против Катилины) — четыре речи, произнесённые в ноябре и декабре 63 года до н. э. в Римском сенате консулом Цицероном, при подавлении заговора Катилины. Сохранились в литературной обработке автора, выполненной им в 61—60 годы до н. э. Речи являются важным источником по истории заговора Катилины[1], а также примечательным образцом ораторского искусства[2][3].

Против Катилины Цицерон произнёс четыре речи:

  • Первая речь (в сенате, в храме Юпитера Статора, 8 ноября 63 г. до н. э.);
  • Вторая речь (на форуме, 9 ноября 63 г. до н. э.);
  • Третья речь (на форуме, вечером 3 декабря 63 г. до н. э.);
  • Четвертая речь (в сенате, в храме Согласия, 5 декабря 63 г. до н. э.).


Характеристика речей

Наиболее известна первая речь против Катилины. Её отличают образные выражения, олицетворения, метафоры и риторические вопросы. Первые слова речи стали одной из наиболее известных латинских цитат[3]:

Доколе же ты, Катилина, будешь злоупотреблять нашим терпением? Как долго еще ты, в своем бешенстве, будешь издеваться над нами? До каких пределов ты будешь кичиться своей дерзостью, не знающей узды?

Начальные слова речи со времён античности заучивались наизусть в школах, что обеспечило популярность и другой фразе из первой речи, ставшей крылатой, — «О времена! О нравы!» (лат. O tempora! O mores!). Также широко известно выражение Cum tacent, clamant (Тем, что они молчат, они кричат).

Кроме того, первые абзацы этой речи, начиная с XVIII века, использовались как текст для пробных оттисков в типографиях[3].

Адресатом первой речи формально выступает Катилина, но Цицерон в ней многократно повторяет обращение к отцам-сенаторам. В связи с этим делают вывод, что Цицерон пытается перед Сенатом отвести от себя обвинения в бездействии и одновременно делает всё, чтобы очернить Катилину (речь изобилует обвинениями его в подготовке грабежей и опустошении всего)[1]. Речь имела целью оказать воздействие на нервы Катилины и подвигнуть его на необдуманные поступки.

Остальные три речи обладают меньшими достоинствами, Цицерон в них уделяет в основном внимание себе и своим заслугам в деле раскрытия заговора[2]. Существует мнение, что общая история заговора в речах дана весьма смутно, а недостаток фактов Цицерон восполнил патетикой[5].

Напишите отзыв о статье "Катилинарии"

Примечания

  1. 1 2 Бугаева Н. В. [www.hist.msu.ru/Science/LMNS2002/60.htm Особенности Первой Катилинарии как исторического источника по заговору Катилины]
  2. 1 2 Грабарь-Пассек М. Е. [archive.is/20130417110657/www.proknadzor.ru/analit/show_a.php?id=595&pub_name=%CC%C0%D0%CA+%D2%D3%CB%CB%C8%C9+%D6%C8%D6%C5%D0%CE%CD Марк Туллий Цицерон]
  3. 1 2 3 Мэри Бирд. [if.russ.ru/issue/9/Ciceron-pr.html Вглядываясь в античное наследие: Цицерон и европейская культура]
  4. Oratio in Catilinam Prima in Senatu Habita
  5. Чеканова Н. В. [www.centant.pu.ru/centrum/publik/confcent/2001-10/chekanov.htm Заговор Катилины: литературно-публицистическая аберрация и реальность]

Ссылки

  • [www.pergam-club.ru/book/1111 Речи против Катилины (Катилинарии)]

Отрывок, характеризующий Катилинарии

«Имел поучительный и длинный разговор наедине с братом В., который советовал мне держаться брата А. Многое, хотя и недостойному, мне было открыто. Адонаи есть имя сотворившего мир. Элоим есть имя правящего всем. Третье имя, имя поизрекаемое, имеющее значение Всего . Беседы с братом В. подкрепляют, освежают и утверждают меня на пути добродетели. При нем нет места сомнению. Мне ясно различие бедного учения наук общественных с нашим святым, всё обнимающим учением. Науки человеческие всё подразделяют – чтобы понять, всё убивают – чтобы рассмотреть. В святой науке Ордена всё едино, всё познается в своей совокупности и жизни. Троица – три начала вещей – сера, меркурий и соль. Сера елейного и огненного свойства; она в соединении с солью, огненностью своей возбуждает в ней алкание, посредством которого притягивает меркурий, схватывает его, удерживает и совокупно производит отдельные тела. Меркурий есть жидкая и летучая духовная сущность – Христос, Дух Святой, Он».
«3 го декабря.
«Проснулся поздно, читал Св. Писание, но был бесчувствен. После вышел и ходил по зале. Хотел размышлять, но вместо того воображение представило одно происшествие, бывшее четыре года тому назад. Господин Долохов, после моей дуэли встретясь со мной в Москве, сказал мне, что он надеется, что я пользуюсь теперь полным душевным спокойствием, несмотря на отсутствие моей супруги. Я тогда ничего не отвечал. Теперь я припомнил все подробности этого свидания и в душе своей говорил ему самые злобные слова и колкие ответы. Опомнился и бросил эту мысль только тогда, когда увидал себя в распалении гнева; но недостаточно раскаялся в этом. После пришел Борис Друбецкой и стал рассказывать разные приключения; я же с самого его прихода сделался недоволен его посещением и сказал ему что то противное. Он возразил. Я вспыхнул и наговорил ему множество неприятного и даже грубого. Он замолчал и я спохватился только тогда, когда было уже поздно. Боже мой, я совсем не умею с ним обходиться. Этому причиной мое самолюбие. Я ставлю себя выше его и потому делаюсь гораздо его хуже, ибо он снисходителен к моим грубостям, а я напротив того питаю к нему презрение. Боже мой, даруй мне в присутствии его видеть больше мою мерзость и поступать так, чтобы и ему это было полезно. После обеда заснул и в то время как засыпал, услыхал явственно голос, сказавший мне в левое ухо: – „Твой день“.
«Я видел во сне, что иду я в темноте, и вдруг окружен собаками, но иду без страха; вдруг одна небольшая схватила меня за левое стегно зубами и не выпускает. Я стал давить ее руками. И только что я оторвал ее, как другая, еще большая, стала грызть меня. Я стал поднимать ее и чем больше поднимал, тем она становилась больше и тяжеле. И вдруг идет брат А. и взяв меня под руку, повел с собою и привел к зданию, для входа в которое надо было пройти по узкой доске. Я ступил на нее и доска отогнулась и упала, и я стал лезть на забор, до которого едва достигал руками. После больших усилий я перетащил свое тело так, что ноги висели на одной, а туловище на другой стороне. Я оглянулся и увидал, что брат А. стоит на заборе и указывает мне на большую аллею и сад, и в саду большое и прекрасное здание. Я проснулся. Господи, Великий Архитектон природы! помоги мне оторвать от себя собак – страстей моих и последнюю из них, совокупляющую в себе силы всех прежних, и помоги мне вступить в тот храм добродетели, коего лицезрения я во сне достигнул».