Андрей (Катков)
| Епископ Андрей Катков | ||
| ||
|---|---|---|
| 14 ноября 1958 — 19 сентября 1995 | ||
| Церковь: | Католическая церковь | |
| ||
| ||
| 1960 год — 1984 год | ||
| Преемник: | протопресвитер Рошко, Георгий Леонидович | |
| ||
| 1971 год — 1984 год | ||
| Предшественник: | Епископ Александ Евреинов | |
| Имя при рождении: | Аполлон Владимирович Катков | |
| Рождение: | 26 октября 1916 Иркутск, Российская империя | |
| Смерть: | 18 сентября 1995 (78 лет) Рим, Италия | |
| Похоронен: | Рим, склеп Греческой коллегии на Кампо Верано (кладбище) | |
| Принятие священного сана: | 30 июля 1944 год | |
| Принятие монашества: | 1941 год | |
| Епископская хиротония: | 21 декабря 1958 года | |
Андрей Катков MIC[1] (при рождении Аполлон Владимирович Катков; 26 октября 1916, Иркутск, Российская империя — 18 сентября 1995, Рим, Италия) — католический епископ византийского обряда служивший в синодальной или российской традиции, член монашеской конгрегации мариан, титулярный епископ Навплии с 14 ноября 1958 года по 19 сентября 1995 год, член конгрегации мариан (MIC), участник Русского апостолата в Зарубежье.
Содержание
Биография
Россия — Китай
Родился 26 октября 1916 года в Иркутске, в крещении получил имя Аполлон. В 1920 года семья Катковых переехала в Маньчжурию, в 1929—1937 годы учился в лицее св. Николая в Харбине, входящий в структуру Апостольского экзархата Харбина для русских католиков византийского обряда. Лицей окончил с золотой медалью, выделялся обходительностью, спокойным характером, имел положительное влияние на младших. Свой досуг заполнял чтением, играл на мандолине, был первым знаменосцем в Лицее.
После окончания Лицея Катков решил поступить послушником в орден марианов (MIC), его наставником был о. Фома Подзява. Аполлон исполнял послушание: поливал огороды, работал в саду, 4 декабря 1938 годы принял иноческий постриг (временные обеты), в котором получил имя Андрей.
Рим
В 1939 года брат Андрей выехал в Рим для продолжения образования, где поступил на философский факультет университета Angelicum.
В 1941 году в Риме получил монашеский постриг с вечными обетами. Священническая хиротония отца Андрея состоялась 30 июля 1944 года его рукополагал преосвященный епископ Александр Евреинов. В 1945 году удостоен степени доктора философии. Окончил Папский Восточный институт в Риме, жил в Руссикуме. Направлен для работы в лагеря для беженцев, помогал русским, которым угрожала насильственная выдача в СССР. Отец Андрей присылал детей из лагерей в Рим.
Русское Зарубежье
Далее для пастырского служения Каткова перевели в Англию. В 1950 году переведен в Англию, с 1951 года трудился в Австралии, где вместе с архимандритом Георгием Брянчаниновым основал в Мельбурне миссионерский центр для католиков восточного обряда.
В Австралии оформилась община русских католиков эмигрантов из Китая. В 1958 году Папой Иоанном XXIII иеромонах Андрей был вызван в Рим, 14 ноября назначен титулярным епископом Навплии, 21 декабря состоялась хиротония, которую возглавил епископ Александр Евреинов. Епископ Андрей получил назначение коадъютора Рукополагающего Епископа византийского обряда.
С 1960-х годов по 1984 год — полномочный визитатор Конгрегации Восточных Церквей для русских, находящихся за границей. Рукополагающий прелат византийского обряда в Риме (1971—1984). Проживал в Риме. Владыка Андрей продолжал помогать русским эмигрантам, часто посылал посылки из своих средств русским в Харбин.
В сентябре 1959 года он посетил Австралию, служил в Мельбурне и Сиднее. В этом же году владыка освящал храм в честь Введения во храм Пресвятой Богородицы в Монреале, Канада.
В 1960 года преосвященный владыка Андрей избран Членом Конгрегации Восточных Церквей и назначен Полномочный визитатор для русских католиков византийского обряда находящихся за границей.
Следующее назначение: Экзарх русских католиков византийского обряда (Esarc ap. di Russia).
С 23 июня 1961 года епископ Катков назначен Рукополагающим епископом для восточного обряда. Из совершенных им хиротоний известно: 28.4.1963 рукоположил в сан священника диакона Михаила Давыденкова в храме интерната св. Георгия в Медоне. Далее, 13.11 владыка совершал Литургию Иоанна Златоуста в Соборе Св. Петра в Риме, ему сослужили прот. Георгий Рошко, прот. Александр Шевелев, иером. Иосиф Ольшр, иером. Ректор русской коллегии Антоний Керен, присутствовал прот. Александр Кулик.
В 1962 году преосвященный владыка Андрей возглавил обряд отпевания по почившему русскому католическому архиерею — епископу Гераклеопольскому Павлу Мелетьеву в Брюсселе.
Участник Второго Ватиканского собора В 1964 году епископ Андрей вновь посетил Австралию, встречался со своими одноклассниками по Лицею и многими знакомыми, которым помогал переезжать в Австралию.
С 1971 по 1984 гг. титул Каткова звучал, как Рукополагающий прелат византийского обряда в Риме. Позднее, он получил назначение в Папский совет по содействию христианскому единству.
В 1972 году был в Латинской Америке, где с пастырскими целями посещал Аргентину: Приход Петра и Павла, Гуэмес и Преображенская церковь, Лос Кардалес. В Бразилии епископ посетил Благовещенский храм в Сан-Паулу[2], встречался с православным архиепископом Серафимом (Свежевским).
Экуменизм и контакты с Русской православной церковью
В августе 1969 году по приглашению митрополита Никодима (Ротова) посетил СССР, побывал в Москве и других городах России и Украины. Самолетом он прилетел в Омск, где его встречал местный православный архиерей Николай (Кутепов) и дальше поездом епископ Андрей проехал в Иркутск, где родился и жил с родителями до эмиграции в Китай.
Во время этого визита в Россию Преосвященный Андрей Катков посещал приходские православные церкви, где его встречали по архиерейскому чину, архиереи РПЦ лобызались с ним. Во время посещения Псково-Печерского монастыря при обильном стечении молящихся наместник, в присутствии преосвященного епископа Андрея Каткова, возгласил многолетие Папе Римскому Павлу VI. В Троице-Сергиевой лавре молился у раки преподобного Сергия Радонежского, а в Одессе встретился с отдыхавшим там патриархом Алексием I, который подарил ему чётки со своей руки и панагию.
21 июля 1970 году в праздник Казанской иконы Божией Матери по юлианскому календарю епископ Андрей Катков, Апостольский экзарх русских католиков в торжественной процессии совершил перенесение чудотворного образа Казанской иконы в специально построенную византийскую церковь в Фатиме, Португалия. 26 июля 1970 году освятил специальное помещение для иконы. Образ Богоматери был незадолго до этого выкуплен на аукционе на деньги специально собранные международной католической организацией «Синяя Армия», посвященной фатимскому явлению Пресвятой Богородицы.[3]
В 1977 году почувствовал резкое ухудшение здоровья, вышел на пенсию. Его духовные чада из числа русских эмигрантов, живущих в Италии, часто приглашали его пожить за городом.
В последние годы своей жизни проживал в Риме, «Annuario Pontificio», указывает его адрес: Via Corsica 1, Roma.
Скончался 18 сентября 1995 года. Похоронен в склепе Греческой коллегии на римском кладбище Кампо Верано.
Напишите отзыв о статье "Андрей (Катков)"
Примечания
- ↑ см. Аббревиатуры католических мужских монашеских орденов и конгрегаций
- ↑ Колупаев В. Е. Русские черты в Бразилии во второй половине XX века // Ежегодник историко-антропологических исследований за 2011/2012 / РУДН, Межвузовский научный центр сопоставительных историко-антропологических исследований. М: «ЭКОН-ИНФОРМ», 2012. c. 48 — 60. ISBN 978-5-9506-0928-2
- ↑ Колупаев В. Казанская икона Богородицы в контексте истории России и русского зарубежья XX века // Государство, общество, церковь в истории России XX века: материалы XI Международной научной конференции, посвящённой году истории России, Иваново, 15-16 февраля 2012 г. Иваново: Ивановский государственный университет, 2012.
Источники
- [zarubezhje.narod.ru/kl/k_080.htm Католические общины византийского обряда и русская диаспора)]
- [www.sedmitza.ru/text/443664.html Владислав Петрушко. 2-я сессия II Ватиканского собора и вопрос о создании униатского Киевского патриархата. Папа Иоанн XXIII и украинские униаты]
Отрывок, характеризующий Андрей (Катков)
– Давай сюда. Во важно то!Дрова наломали, надавили, поддули ртами и полами шинелей, и пламя зашипело и затрещало. Солдаты, придвинувшись, закурили трубки. Молодой, красивый солдат, который притащил дрова, подперся руками в бока и стал быстро и ловко топотать озябшими ногами на месте.
– Ах, маменька, холодная роса, да хороша, да в мушкатера… – припевал он, как будто икая на каждом слоге песни.
– Эй, подметки отлетят! – крикнул рыжий, заметив, что у плясуна болталась подметка. – Экой яд плясать!
Плясун остановился, оторвал болтавшуюся кожу и бросил в огонь.
– И то, брат, – сказал он; и, сев, достал из ранца обрывок французского синего сукна и стал обвертывать им ногу. – С пару зашлись, – прибавил он, вытягивая ноги к огню.
– Скоро новые отпустят. Говорят, перебьем до копца, тогда всем по двойному товару.
– А вишь, сукин сын Петров, отстал таки, – сказал фельдфебель.
– Я его давно замечал, – сказал другой.
– Да что, солдатенок…
– А в третьей роте, сказывали, за вчерашний день девять человек недосчитали.
– Да, вот суди, как ноги зазнобишь, куда пойдешь?
– Э, пустое болтать! – сказал фельдфебель.
– Али и тебе хочется того же? – сказал старый солдат, с упреком обращаясь к тому, который сказал, что ноги зазнобил.
– А ты что же думаешь? – вдруг приподнявшись из за костра, пискливым и дрожащим голосом заговорил востроносенький солдат, которого называли ворона. – Кто гладок, так похудает, а худому смерть. Вот хоть бы я. Мочи моей нет, – сказал он вдруг решительно, обращаясь к фельдфебелю, – вели в госпиталь отослать, ломота одолела; а то все одно отстанешь…
– Ну буде, буде, – спокойно сказал фельдфебель. Солдатик замолчал, и разговор продолжался.
– Нынче мало ли французов этих побрали; а сапог, прямо сказать, ни на одном настоящих нет, так, одна названье, – начал один из солдат новый разговор.
– Всё казаки поразули. Чистили для полковника избу, выносили их. Жалости смотреть, ребята, – сказал плясун. – Разворочали их: так живой один, веришь ли, лопочет что то по своему.
– А чистый народ, ребята, – сказал первый. – Белый, вот как береза белый, и бравые есть, скажи, благородные.
– А ты думаешь как? У него от всех званий набраны.
– А ничего не знают по нашему, – с улыбкой недоумения сказал плясун. – Я ему говорю: «Чьей короны?», а он свое лопочет. Чудесный народ!
– Ведь то мудрено, братцы мои, – продолжал тот, который удивлялся их белизне, – сказывали мужики под Можайским, как стали убирать битых, где страженья то была, так ведь что, говорит, почитай месяц лежали мертвые ихние то. Что ж, говорит, лежит, говорит, ихний то, как бумага белый, чистый, ни синь пороха не пахнет.
– Что ж, от холода, что ль? – спросил один.
– Эка ты умный! От холода! Жарко ведь было. Кабы от стужи, так и наши бы тоже не протухли. А то, говорит, подойдешь к нашему, весь, говорит, прогнил в червях. Так, говорит, платками обвяжемся, да, отворотя морду, и тащим; мочи нет. А ихний, говорит, как бумага белый; ни синь пороха не пахнет.
Все помолчали.
– Должно, от пищи, – сказал фельдфебель, – господскую пищу жрали.
Никто не возражал.
– Сказывал мужик то этот, под Можайским, где страженья то была, их с десяти деревень согнали, двадцать дён возили, не свозили всех, мертвых то. Волков этих что, говорит…
– Та страженья была настоящая, – сказал старый солдат. – Только и было чем помянуть; а то всё после того… Так, только народу мученье.
– И то, дядюшка. Позавчера набежали мы, так куда те, до себя не допущают. Живо ружья покидали. На коленки. Пардон – говорит. Так, только пример один. Сказывали, самого Полиона то Платов два раза брал. Слова не знает. Возьмет возьмет: вот на те, в руках прикинется птицей, улетит, да и улетит. И убить тоже нет положенья.
– Эка врать здоров ты, Киселев, посмотрю я на тебя.
– Какое врать, правда истинная.
– А кабы на мой обычай, я бы его, изловимши, да в землю бы закопал. Да осиновым колом. А то что народу загубил.
– Все одно конец сделаем, не будет ходить, – зевая, сказал старый солдат.
Разговор замолк, солдаты стали укладываться.
– Вишь, звезды то, страсть, так и горят! Скажи, бабы холсты разложили, – сказал солдат, любуясь на Млечный Путь.
– Это, ребята, к урожайному году.
– Дровец то еще надо будет.
– Спину погреешь, а брюха замерзла. Вот чуда.
– О, господи!
– Что толкаешься то, – про тебя одного огонь, что ли? Вишь… развалился.
Из за устанавливающегося молчания послышался храп некоторых заснувших; остальные поворачивались и грелись, изредка переговариваясь. От дальнего, шагов за сто, костра послышался дружный, веселый хохот.
– Вишь, грохочат в пятой роте, – сказал один солдат. – И народу что – страсть!
Один солдат поднялся и пошел к пятой роте.
– То то смеху, – сказал он, возвращаясь. – Два хранцуза пристали. Один мерзлый вовсе, а другой такой куражный, бяда! Песни играет.
– О о? пойти посмотреть… – Несколько солдат направились к пятой роте.
Пятая рота стояла подле самого леса. Огромный костер ярко горел посреди снега, освещая отягченные инеем ветви деревьев.
В середине ночи солдаты пятой роты услыхали в лесу шаги по снегу и хряск сучьев.
– Ребята, ведмедь, – сказал один солдат. Все подняли головы, прислушались, и из леса, в яркий свет костра, выступили две, держащиеся друг за друга, человеческие, странно одетые фигуры.
Это были два прятавшиеся в лесу француза. Хрипло говоря что то на непонятном солдатам языке, они подошли к костру. Один был повыше ростом, в офицерской шляпе, и казался совсем ослабевшим. Подойдя к костру, он хотел сесть, но упал на землю. Другой, маленький, коренастый, обвязанный платком по щекам солдат, был сильнее. Он поднял своего товарища и, указывая на свой рот, говорил что то. Солдаты окружили французов, подстелили больному шинель и обоим принесли каши и водки.
Ослабевший французский офицер был Рамбаль; повязанный платком был его денщик Морель.
Когда Морель выпил водки и доел котелок каши, он вдруг болезненно развеселился и начал не переставая говорить что то не понимавшим его солдатам. Рамбаль отказывался от еды и молча лежал на локте у костра, бессмысленными красными глазами глядя на русских солдат. Изредка он издавал протяжный стон и опять замолкал. Морель, показывая на плечи, внушал солдатам, что это был офицер и что его надо отогреть. Офицер русский, подошедший к костру, послал спросить у полковника, не возьмет ли он к себе отогреть французского офицера; и когда вернулись и сказали, что полковник велел привести офицера, Рамбалю передали, чтобы он шел. Он встал и хотел идти, но пошатнулся и упал бы, если бы подле стоящий солдат не поддержал его.
– Что? Не будешь? – насмешливо подмигнув, сказал один солдат, обращаясь к Рамбалю.
– Э, дурак! Что врешь нескладно! То то мужик, право, мужик, – послышались с разных сторон упреки пошутившему солдату. Рамбаля окружили, подняли двое на руки, перехватившись ими, и понесли в избу. Рамбаль обнял шеи солдат и, когда его понесли, жалобно заговорил:
– Oh, nies braves, oh, mes bons, mes bons amis! Voila des hommes! oh, mes braves, mes bons amis! [О молодцы! О мои добрые, добрые друзья! Вот люди! О мои добрые друзья!] – и, как ребенок, головой склонился на плечо одному солдату.
Между тем Морель сидел на лучшем месте, окруженный солдатами.
Морель, маленький коренастый француз, с воспаленными, слезившимися глазами, обвязанный по бабьи платком сверх фуражки, был одет в женскую шубенку. Он, видимо, захмелев, обнявши рукой солдата, сидевшего подле него, пел хриплым, перерывающимся голосом французскую песню. Солдаты держались за бока, глядя на него.
– Ну ка, ну ка, научи, как? Я живо перейму. Как?.. – говорил шутник песенник, которого обнимал Морель.
Vive Henri Quatre,
Vive ce roi vaillanti –
[Да здравствует Генрих Четвертый!
Да здравствует сей храбрый король!
и т. д. (французская песня) ]
пропел Морель, подмигивая глазом.
Сe diable a quatre…
– Виварика! Виф серувару! сидябляка… – повторил солдат, взмахнув рукой и действительно уловив напев.
– Вишь, ловко! Го го го го го!.. – поднялся с разных сторон грубый, радостный хохот. Морель, сморщившись, смеялся тоже.
– Ну, валяй еще, еще!
Qui eut le triple talent,
De boire, de battre,
Et d'etre un vert galant…
[Имевший тройной талант,
пить, драться
и быть любезником…]
– A ведь тоже складно. Ну, ну, Залетаев!..
– Кю… – с усилием выговорил Залетаев. – Кью ю ю… – вытянул он, старательно оттопырив губы, – летриптала, де бу де ба и детравагала, – пропел он.
– Ай, важно! Вот так хранцуз! ой… го го го го! – Что ж, еще есть хочешь?
– Дай ему каши то; ведь не скоро наестся с голоду то.
Опять ему дали каши; и Морель, посмеиваясь, принялся за третий котелок. Радостные улыбки стояли на всех лицах молодых солдат, смотревших на Мореля. Старые солдаты, считавшие неприличным заниматься такими пустяками, лежали с другой стороны костра, но изредка, приподнимаясь на локте, с улыбкой взглядывали на Мореля.
– Тоже люди, – сказал один из них, уворачиваясь в шинель. – И полынь на своем кореню растет.
– Оо! Господи, господи! Как звездно, страсть! К морозу… – И все затихло.
Звезды, как будто зная, что теперь никто не увидит их, разыгрались в черном небе. То вспыхивая, то потухая, то вздрагивая, они хлопотливо о чем то радостном, но таинственном перешептывались между собой.
Х
Войска французские равномерно таяли в математически правильной прогрессии. И тот переход через Березину, про который так много было писано, была только одна из промежуточных ступеней уничтожения французской армии, а вовсе не решительный эпизод кампании. Ежели про Березину так много писали и пишут, то со стороны французов это произошло только потому, что на Березинском прорванном мосту бедствия, претерпеваемые французской армией прежде равномерно, здесь вдруг сгруппировались в один момент и в одно трагическое зрелище, которое у всех осталось в памяти. Со стороны же русских так много говорили и писали про Березину только потому, что вдали от театра войны, в Петербурге, был составлен план (Пфулем же) поимки в стратегическую западню Наполеона на реке Березине. Все уверились, что все будет на деле точно так, как в плане, и потому настаивали на том, что именно Березинская переправа погубила французов. В сущности же, результаты Березинской переправы были гораздо менее гибельны для французов потерей орудий и пленных, чем Красное, как то показывают цифры.
