Католикон (книга)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Католикон (The Summa grammaticalis quae vocatur Catholicon) — латинская грамматика, написанная доминиканцем Иоганном Бальбом и законченная 7 марта 1286 года в Генуе. Книга состоит из курсов по орфографии, этимологии, грамматики, просодии, риторике и этимологического словаря латинского языка (primae, mediae et infimae Latinitatis). По всей видимости, это первая лексикографическая работа, в которой появляется полный алфавитный порядок (от первой до последней буквы каждого слова) [1].

Учебник был высоко оценен, получил широкое распространение и использовался более чем столетие после своего появления. Он удостоился как высокой похвалы, так и чрезмерной критики. Эразм Роттердамский критикует его в своих работах «De Ratione Studiorum» и «Colloquia». В ответ на эту критику Леандро Альберти (Leandro Alberti) написал сочинение в защиту «Католикона».





История печатного издания

«Католикон» стал одной из первых печатных книг. Первое издание напечатано в 1460 году в Майнце (возможно, Иоанном Гутенбергом). Шрифт книги, т. н. «готическая антиква», представляет собой легкую для чтения, но еще готическую форму шрифта, предшествовавшую современной антикве. В книге 744 страницы формата фолио. На полосе — две колонки по 66 строк. Вышли издания как на пергамене, так и на бумаге. Примерный тираж — 300 экземпляров.

В колофоне книги говорится, что она была напечатана в 1460 году в Майнце. Бумага в разных экземплярах содержит разные водяные знаки, которые указывают на иную датировку. Католикон вышел в трех изданиях в 1460, 1469 и 1472 годах. В таких случаях издания инкунабул разных годов отличались друг от друга, так как книгу приходилось набирать заново. Однако, все три издания «Католикона» абсолютно идентичны.

Исследователь Лотте Хеллинга сделал предположение, что все три издания были напечатаны в 1469 году, но на трёх разных прессах и тремя разными издателями, которые сотрудничали в рамках совместного предприятия. Идентичность набора была достигнута тем, что набранную верстку, закрепив проволокой, перевозили от одного издателя к другому. Этими издателями могли быть братья Бехтермюнце (Эльтвилль), Петер Шёффер (Майнц), Ульрих Целль (Кёльн), а также Иоганн Зензеншмидт и Генрих Кеффер из Нюрнберга. Однако, эта теория не объясняет причину ошибки в колофоне. Кроме того, перевозка такого большого шпека (готового набора; Stehsatz) равноценна подвигу и маловероятна.

Учёный Пауль Неедхам решил, что «Католикон» напечатан посредством клише или стереотипов, отлитых с исходного набора. Но такой способ начали производить 3 столетиями позже. Правильное распределение по годам этих трёх изданий является существенной проблемой в истории книгопечатания. Такой способ значительно экономит расходы и временные затраты на набор, а предположение объясняет, как книга могла быть напечатана в разных городах в разное время. Однако, такая технология была изобретена только три века спустя и, хотя и была возможна в XV веке, остается не ясным, почему она не использовалась и в других случаях.

Исследование, проведенное в 1990-х годах, во время которого сопоставлялись едва заметные различия, обусловленные использованием разных печатных прессов, удалось выяснить, что издание 1469 года было напечатано Петером Шёффером. Издание 1472 года могло быть напечатано в Страсбурге, Кёльне или Базеле. Первое издание 1460 года, вышедшее на пергамене и бумаге, вполне могло быть напечатано Иоганном Гутенбергом.

Напишите отзыв о статье "Католикон (книга)"

Примечания

  1. Hans Sauer in A.P. Cowie (ed.), The Oxford History of English Lexicography (Oxford UP, 2009), pp. 30-31.

Литература

  • Andreas Venzke: Johannes Gutenberg — Der Erfinder des Buchdrucks und seine Zeit. Piper-Verlag, Munich, 2000
  • Lotte Hellinga: Das Mainzer Catholicon und Gutenbergs Nachlaß. Neudatierung und Auswirkungen. In: Archiv für Geschichte des Buchwesens, 40, 1993. S. 395-416
  • Paul Needham: Johann Gutenberg and the Catholicon Press. In: The Papers of the Bibliographical Society of America, 76, 1982. S. 395-565.
  • Stadt Mainz (Hrsg.): Gutenberg - Aventur und Kunst. Vom Geheimunternehmen zur ersten Medienrevolution. Mainz, 2000.
  • Eine Zusammenfassung des Problems findet sich in: Andreas Venzke: Johannes Gutenberg – Der Erfinder des Buchdrucks und seine Zeit. Piper-Verlag, München 2000
  • Gottfried Zedler: Das Mainzer Catholicon. Verlag der Gutenberg-Gesellschaft, Mainz 1905
  • Nachdruck der Ausgabe von 1460 bei Gregg, Farnborough 1971 ISBN 0-576-72240-5

Ссылки

  • [gesamtkatalogderwiegendrucke.de/docs/GW03182.htm Католикон] в Каталоге инкунабул
  • [daten.digitale-sammlungen.de/~db/0003/bsb00036989/images/ Электронное факсимиле «Католикона» 1460 года]
  • [gallica.bnf.fr/notice?N=FRBNF37246365 Издание 1487 г.] (Герман Лихтенштейн, Кёльн)
  • [gallica.bnf.fr/notice?N=FRBNF37242221 Издание 1495 г.] (Бонем Локателли)
  • [digital.ub.uni-duesseldorf.de/content/pageview/1072789 Тритемий о печати «Католикона»]

Отрывок, характеризующий Католикон (книга)

Проезжающий был Осип Алексеевич Баздеев, как узнал Пьер по книге смотрителя. Баздеев был одним из известнейших масонов и мартинистов еще Новиковского времени. Долго после его отъезда Пьер, не ложась спать и не спрашивая лошадей, ходил по станционной комнате, обдумывая свое порочное прошедшее и с восторгом обновления представляя себе свое блаженное, безупречное и добродетельное будущее, которое казалось ему так легко. Он был, как ему казалось, порочным только потому, что он как то случайно запамятовал, как хорошо быть добродетельным. В душе его не оставалось ни следа прежних сомнений. Он твердо верил в возможность братства людей, соединенных с целью поддерживать друг друга на пути добродетели, и таким представлялось ему масонство.


Приехав в Петербург, Пьер никого не известил о своем приезде, никуда не выезжал, и стал целые дни проводить за чтением Фомы Кемпийского, книги, которая неизвестно кем была доставлена ему. Одно и всё одно понимал Пьер, читая эту книгу; он понимал неизведанное еще им наслаждение верить в возможность достижения совершенства и в возможность братской и деятельной любви между людьми, открытую ему Осипом Алексеевичем. Через неделю после его приезда молодой польский граф Вилларский, которого Пьер поверхностно знал по петербургскому свету, вошел вечером в его комнату с тем официальным и торжественным видом, с которым входил к нему секундант Долохова и, затворив за собой дверь и убедившись, что в комнате никого кроме Пьера не было, обратился к нему:
– Я приехал к вам с поручением и предложением, граф, – сказал он ему, не садясь. – Особа, очень высоко поставленная в нашем братстве, ходатайствовала о том, чтобы вы были приняты в братство ранее срока, и предложила мне быть вашим поручителем. Я за священный долг почитаю исполнение воли этого лица. Желаете ли вы вступить за моим поручительством в братство свободных каменьщиков?
Холодный и строгий тон человека, которого Пьер видел почти всегда на балах с любезною улыбкою, в обществе самых блестящих женщин, поразил Пьера.
– Да, я желаю, – сказал Пьер.
Вилларский наклонил голову. – Еще один вопрос, граф, сказал он, на который я вас не как будущего масона, но как честного человека (galant homme) прошу со всею искренностью отвечать мне: отреклись ли вы от своих прежних убеждений, верите ли вы в Бога?
Пьер задумался. – Да… да, я верю в Бога, – сказал он.
– В таком случае… – начал Вилларский, но Пьер перебил его. – Да, я верю в Бога, – сказал он еще раз.
– В таком случае мы можем ехать, – сказал Вилларский. – Карета моя к вашим услугам.
Всю дорогу Вилларский молчал. На вопросы Пьера, что ему нужно делать и как отвечать, Вилларский сказал только, что братья, более его достойные, испытают его, и что Пьеру больше ничего не нужно, как говорить правду.
Въехав в ворота большого дома, где было помещение ложи, и пройдя по темной лестнице, они вошли в освещенную, небольшую прихожую, где без помощи прислуги, сняли шубы. Из передней они прошли в другую комнату. Какой то человек в странном одеянии показался у двери. Вилларский, выйдя к нему навстречу, что то тихо сказал ему по французски и подошел к небольшому шкафу, в котором Пьер заметил невиданные им одеяния. Взяв из шкафа платок, Вилларский наложил его на глаза Пьеру и завязал узлом сзади, больно захватив в узел его волоса. Потом он пригнул его к себе, поцеловал и, взяв за руку, повел куда то. Пьеру было больно от притянутых узлом волос, он морщился от боли и улыбался от стыда чего то. Огромная фигура его с опущенными руками, с сморщенной и улыбающейся физиономией, неверными робкими шагами подвигалась за Вилларским.
Проведя его шагов десять, Вилларский остановился.
– Что бы ни случилось с вами, – сказал он, – вы должны с мужеством переносить всё, ежели вы твердо решились вступить в наше братство. (Пьер утвердительно отвечал наклонением головы.) Когда вы услышите стук в двери, вы развяжете себе глаза, – прибавил Вилларский; – желаю вам мужества и успеха. И, пожав руку Пьеру, Вилларский вышел.
Оставшись один, Пьер продолжал всё так же улыбаться. Раза два он пожимал плечами, подносил руку к платку, как бы желая снять его, и опять опускал ее. Пять минут, которые он пробыл с связанными глазами, показались ему часом. Руки его отекли, ноги подкашивались; ему казалось, что он устал. Он испытывал самые сложные и разнообразные чувства. Ему было и страшно того, что с ним случится, и еще более страшно того, как бы ему не выказать страха. Ему было любопытно узнать, что будет с ним, что откроется ему; но более всего ему было радостно, что наступила минута, когда он наконец вступит на тот путь обновления и деятельно добродетельной жизни, о котором он мечтал со времени своей встречи с Осипом Алексеевичем. В дверь послышались сильные удары. Пьер снял повязку и оглянулся вокруг себя. В комнате было черно – темно: только в одном месте горела лампада, в чем то белом. Пьер подошел ближе и увидал, что лампада стояла на черном столе, на котором лежала одна раскрытая книга. Книга была Евангелие; то белое, в чем горела лампада, был человечий череп с своими дырами и зубами. Прочтя первые слова Евангелия: «Вначале бе слово и слово бе к Богу», Пьер обошел стол и увидал большой, наполненный чем то и открытый ящик. Это был гроб с костями. Его нисколько не удивило то, что он увидал. Надеясь вступить в совершенно новую жизнь, совершенно отличную от прежней, он ожидал всего необыкновенного, еще более необыкновенного чем то, что он видел. Череп, гроб, Евангелие – ему казалось, что он ожидал всего этого, ожидал еще большего. Стараясь вызвать в себе чувство умиленья, он смотрел вокруг себя. – «Бог, смерть, любовь, братство людей», – говорил он себе, связывая с этими словами смутные, но радостные представления чего то. Дверь отворилась, и кто то вошел.