Католицизм в России

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Католицизм в России — история и положение западного (латинского) христианства на исторической территории России (X—XXI).

Присутствие латинского христианства на землях восточных славян и финно-угров восходит к ранним временам Древнерусского государства. В разные времена отношение правителей Российского государства к католикам менялось от полного неприятия до благожелательности. В настоящее время католическая община России насчитывает несколько сот тысяч человек.





Древнерусское государство

И до и после принятия христианства Владимиром Святославичем Древнерусское государство поддерживало контакты с представителями не только Восточной, но и Западной Церквей. Вероятно, первым западным епископом, побывавшим на Руси, был Адальберт Магдебургский, который был послан в Киев в 961 году по просьбе княгини Ольги[1].

После крещения Руси около 988 года по византийскому обряду политические и дипломатические сношения между Киевом и Римом не прерывались: Владимир принимал посольства от Папского престола. Так, в 1007 году на Русь прибыл св. Бруно Кверфуртский, который был хорошо принят Владимиром[1].

Контакты русских князей с Римом не прервались и после раскола христианской церкви в 1054 году. Русская Церковь была в тот период митрополией Константинопольской Церкви и в расколе не принимала прямого участия. Примечательно, что праздник в честь перенесения мощей святителя Николая «из Мир Ликийских в Бар-град», учреждённый в 1087 году папой Урбаном II, был установлен и в русской Церкви около 1095 и до сих пор отмечается в русском православии 9 мая по Юлианскому календарю, в то время как в греческих Церквах его никогда не было. Во второй половине XI и XII веке было заключено большое количество браков между представителями русских и западных княжеских домов (только с польскими князьями более 20) и ни в одном из этих случаев не зарегистрировано ничего похожего на «переход» из одного вероисповедания в другое[1].

С началом монгольского нашествия, в половине 1240-х годов, Иннокентий IV интенсифицировал дипломатические усилия Рима, находившегося тогда на пике своего светского могущества в Европе, в целях подчинения русских князей своей власти, обещая взамен военную помощь[2]. Булла папы Иннокентия IV от 23 января 1248 года, направленная новгородскому князю Александру Невскому (булла начинается со слов «Nobili viro Alendro Duel Susdaliensi»)[3] гласит: «как стало нам известно из сообщения возлюбленного сына, брата Иоанна де Плано Карпини из Ордена миноритов, поверенного на­шего, отправленного к народу татарскому, отец твой, страстно вожделев обратиться в нового человека, смиренно и благочестиво от­дал себя послушанию Римской церкви, матери своей, через этого брата, в присутствии Емера, военного советника.» В другой булле от 15 сентября 1248 года (адресована «Alexandro, illustri regi Nougardiae»)[4] говорится, что Александр «испросил, чтобы [его] приобщили как члена к единой главе церкви через истинное послушание, в знак коего [он] предложил воздвигнуть в граде [своём] Плескове соборный храм для латинян»; князь Александр предпочёл в итоге союз с Ордой.

Древнейшими католическими храмами на Руси были храм св. Олафа в Великом Новгороде (XII век), построенный купцами с Готланда, храм в Ладоге и церковь Святой Марии в Киеве (ок. 1220), основанная доминиканцем Яцеком Одровонжем.

В 1245 году Михаил Черниговский отправил на Лионский Собор своего кандидата на Киевскую митрополичью кафедру игумена Петра Акеровича. Конкретным итогом этих усилий стало формальное распространение власти Папского престола на Галицко-Волынскую землю в 1246 в соответствии с договорённостью между Римом и князем Даниилом Галицким: галицко-волынские князья упрочивали своё положение по отношению к западным соседям, в том числе Тевтонскому ордену в Пруссии, ибо Папа запретил крестоносцам и aliorum Religiosorum каким-либо способом приобретать земли во владениях галицко-волынских князей. Однако, никаких достоверных сведений о установлении тогда даже формальной зависимости Галицкой Церкви от Рима нет: архиепископ прусский Альберт, на которого весной 1247 года была возложена задача добиться от князя, духовенства и магнатов торжественного отречения от «схизмы» и принесения присяги, что они будут пребывать в единстве веры с Римской Церковью и повиноваться её власти, видимо, даже не посещал русские земли. Установление церковной унии между Галицкой Русью и Римом совершилось в 1253 году, в то же время Даниил Галицкий был коронован и получил от папы Иннокентия титул «Rex Russiae». Никакой военной помощи из католической Европы, поглощённой тогда ожесточённой борьбой Рима с «еретической семьёй» Гогенштауфенов, ставкой в которой было право распоряжаться императорской короной, он не получил и тогда же стал вассалом Золотой ОрдыК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 3674 дня]. В XIII веке активизировались усилия Рима по христианизации языческих народов прибалтийского региона (ливы, карелы), проводившейся зачастую насильственными методами. Так в 1256 году Папа Александр IV объявил крестовый поход против карел. Против русских христианских княжеств крестовых походов никогда не объявлялось. Показательна булла Папы Александра IV, направленная 6 марта 1255 года литовскому князю Миндовгу, принявшего крещение по латинскому обряду в 1251 году и увенчанного доставленной из Рима королевской короной: булла — первый, относящийся к Руси документ, утверждающий право Римской курии распоряжаться землями «схизматиков», передавая их католическим правителямК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 3674 дня].

От татаро-монгольского ига до Петра I

После ликвидации монголо-татарского ига и объединения Северо-Восточной Руси вокруг Великого княжества Московского контакты русских царей и духовенства с Католической церковью шли главным образом через попытки объединения Церквей и визиты папских представителей в Москву. Самая известная попытка объединения была предпринята на Ферраро-Флорентийском соборе, однако она провалилась, несмотря на то, что Киевский митрополит Исидор подписал документы Собора[5].

Регулярными были приезды папских представителей в Москву. Наиболее известна миссия Антонио Поссевино, приехавшего с визитом в Москву по просьбе Ивана IV, как посредника в мирных переговорах с целью окончания Ливонской войны. Однако разрешения на свободную деятельность Католической церкви в Русском царстве получено не было — главным образом ввиду нарастающей враждебности к католицизму, связанной с войнами с католическими Ливонским орденом и Речью Посполитой. Ещё больше усилилось неприязненное отношение к католицизму после вмешательства польских магнатов в период Смуты в начале XVII века и недолгого воцарения Владислава IV на русском престоле. Нетерпимость к католикам в данный период хорошо иллюстрирует тот факт, что монах-августинец Николай Мело был арестован и сослан на Соловки только за крещение по католическому обряду дочери придворного врача Бориса Годунова, итальянца по национальности[6].

Несмотря на неприязненное в целом отношение к католикам, в XV—XVI веках широкую практику получило приглашение в Москву западных мастеров, и, в первую очередь, архитекторов. Большинство из них были итальянцами, «фрязями», как их тогда именовали в Москве. Аристотель Фиораванти построил Успенский собор, а Алевиз Новый — Архангельский собор в московском Кремле. Всего итальянскими архитекторами было построено более десятка храмов в Москве и целый ряд — в других городах Руси. Некоторая часть приглашённых в Москву иностранцев принимала православие, однако несмотря на скудость сведений, можно полагать, что значительная их часть оставалась католиками[7]

Утверждение Реформации в XVI веке в северной Европе повлияло и на положение католиков на Руси. Новгородская католическая церковь св. Петра, прихожанами которой были в основном шведские и северонемецкие купцы, после перехода этих государств в лютеранство оказалась заброшенной около 1544 года[8]. Протестанты московской немецкой слободы и аналогичных иностранных землячеств других городов противились возведению католических храмов, хотя протестантский храм был открыт в Москве ещё в 1575 году.

В XVII веке в Москву приезжал хорватский католический священник Юрий Крижанич, мечтавший об объединении Католической и Православной церкви и о единстве славян. Он был принят на службу, однако затем впал в немилость и был сослан в Сибирь. После 15 лет в ссылке он получил возможность выехать из России[9].

В период регентства Софьи Алексеевны в Москве была организована миссия иезуитов, открывших школу, где обучались как иностранные, так и русские дети, включая большое число детей знати[10]. В конце XVII века возникла русская католическая община диакона Петра Артемьева, вероятно, первого русского Нового времени, принявшего католичество[11].

XVIII—XIX века

Изменение политики России по отношению к лицам католического вероисповедания произошло при Петре I. Общее прозападное направление политики страны, а также большое число иностранцев, в том числе и католиков, привлечённых царём в Россию, привело к тому, что в стране впервые появились католические церкви и монастыри; в 1694 году соратник и близкий друг Петра I Патрик Гордон добился разрешения на строительство в Москве деревянной католической часовни в Немецкой слободе. Она была построена в 1698 году, но уже в 1705 году сгорела[12]. Каменная церковь на её месте была возведена в 1706 году (разобрана в XIX веке), позднее появились католические церкви в Санкт-Петербурге и Астрахани. В школе монахов-капуцинов при католической церкви Астрахани учился поэт В. К. Тредиаковский[13].

Исключительно высок вклад архитекторов-католиков в архитектурное наследие России, в первую очередь Санкт-Петербурга (Д. Трезини, Ф. Б. Растрелли, О. Монферран и др.) Между тем, хотя иностранцы-католики могли свободно исповедовать свою веру, переход русских в католицизм, а также агитация за перемену веры, были по-прежнему запрещены и серьёзно наказывались[14]. Правление Екатерины I было кратковременным и изменений в отношения российского государства и католиков не внесло. Зато при Петре II были приняты меры по ограничению католического образования. 16 февраля 1728 года именной императорский указ запретил допуск польскому католическому духовенству в русские земли[15].

Анна Иоанновна стремилась твердо придерживаться установленных правил, тайная канцелярия трудилась исправно, наказания бывали часты и жестоки. К примеру, князь М. А. Голицын, тайно принявший католичество, не был ни казнен, ни сослан, но, после допроса в тайной канцелярии, констатировавшем его исключительное слабоумие, всего лишь общественно и социально уничтожен — обращен императрицей в шуты[16] и сделан главным действующим лицом в придворной шутовской свадьбе, устроенной в Ледяном доме. Никаких послаблений для католицизма не было ни при искренне набожной Елизавете Петровне, ни при сибаритствующем и равнодушным к любой религии Петре III.

В царствование Екатерины II был принят ряд решений, регламентирующих положение католицизма в России. По регламенту, утверждённому 12 февраля 1768 года, при Санкт-Петербургской римско-католической церкви создавалось училище для юношей римско-католического исповедания[15]. Вследствие разделов Речи Посполитой, в состав Российской империи вошли территории со значительным католическим населением. Екатерина II тут же приняла меры по контролю за католическим духовенством. 14 декабря 1772 года императрица издала указ, согласно которому ни одно распоряжение Святого престола не вступало в силу без согласия российских властей[15].

Отношение к католикам латинского обряда на территории Царства Польского было в целом терпимым, однако католики византийского обряда (т. н. «униаты») подвергались репрессиям с целью заставить их перейти в православие. Во время первого раздела Речи Посполитой императрица обещала, что не будет притеснять католиков ни латинского ни греческого обряда. Но уже в 1780 году она издала указ, повелевающий всем униатам перейти или в латинский обряд или в православие, а на место умиравших униатских священников ставить только православных. Многие священники и монахи попали в тюрьмы[17]. В целом же, учитывая демонстративную «просвещенческую» деятельность императрицы и стремление придать государству более «европейский» облик, отмечается некоторое ослабление давления на католицизм, при естественном сохранении безусловного значения православия. Обязательная набожность была уделом российского двора, и это показывала своим примером сама Екатерина II, несмотря на её протестантское воспитание[18].

Число католиков в Российской империи росло не только за счёт жителей присоединённых к России территорий, но и за счёт европейских переселенцев в Россию, главным образом, немцев, которые переселялись, в основном, в Поволжье. В 1763 году Екатерина II издала манифест «О дозволении всем иностранцам, в Россию въезжающим, поселятся в которых губерниях они пожелают и о дарованных им правах», в котором гарантировала переселенцам свободу вероисповедания, в том числе и католического[19].

В 1773 году для католиков латинского обряда была создана Могилёвская епархия, в 1782 году преобразованная в архиепархию. Первым архиепископом могилёвским стал С. Богуш-Сестренцевич. В 1783 году на Невском проспекте в Санкт-Петербурге был освящён храм св. Екатерины[20]. Поскольку создание Могилёвской архиепархии было проведено российской властью без договорённостей с Римом, Святой Престол направил в Санкт-Петербург специального представителя Джованни Андреа Аркетти, который в ходе дипломатических переговоров добился приемлемого для обеих сторон решения, и образование архиепархии было канонически утверждено.

Примечательно, что орден иезуитов после роспуска его в 1773 году папой был поддержан Екатериной II; Россия вплоть до восстановления ордена в 1814 году была одной из немногих стран, где иезуиты вели активную деятельность. На попечении иезуитов состояли Виленская академия и основанная в 1812 году иезуитская академия в Полоцке. В Петербурге при церкви св. Екатерины иезуитами был создан «благородный пансион», в котором учились дети многих аристократических фамилий российской столицы[14].

Правление императора Павла Петровича ситуацию, в целом, не изменило, но несколько усилило наметившуюся тенденцию. Об этом говорит, например, тот факт, что он учредил в России отдельную Могилёвскую митрополию, в состав которой входили: Могилёвское архиепископство, епископства: Виленское, Самогитское, Луцкое, Каменецкое и Минское. Резиденция митрополита при этом располагалась не в Могилёве, а в Санкт-Петербурге[14].

Павел I предоставил убежище разорившимся рыцарям католического Мальтийского ордена и даже сам согласился на избрание себя протектором Ордена, носил Мальтийский крест[21]. Он же дал приют отчаянно нуждавшемуся, изгнанному с родины католическому французскому двору[22].

Александр I расширил представительство в России различных католических орденов, всего в России в его правление действовал 21 мужской монашеский орден и 9 женских[23]. В 1801 году император утвердил создание Римско-католической духовной коллегии в Санкт-Петербурге, образованной по образцу православного Святейшего Синода с целью снизить влияние римских пап на католиков России. В 1815 году Александр I подписал указ об изгнании из России иезуитов. Иезуитский пансион для детей аристократии был закрыт, а управление главной церковью империи, храмом св. Екатерины перешло от иезуитов к доминиканцам[24].

В правление Николая I отношение к католикам ухудшилось из-за польского восстания 1830 года. По его подавлении российским правительством был принят ряд репрессивных мер против Католической церкви в западных регионах империи, в частности были ликвидированы и присоединены к православию грекокатолические приходы. Однако по политическим соображениям российское правительство начало со Святым Престолом переговоры, которые увенчались заключением в 1847 году конкордата между Святым Престолом и Россией[25]. Конкордат, помимо прочего, зафиксировал епархиальную структуру Католической церкви в России, состоявшую из пяти епархий на западе империи: Виленской, Самогитской, Минской, Каменецкой и Луцко-Житомирской, а также Тираспольской епархии (с 1853 года с центром в Саратове), которая окормляла, главным образом, немцев Поволжья. Все шесть епархий подчинялись Могилёвскому архидиоцезу, резиденция Могилёвского архиепископа располагалась в Санкт-Петербурге. Конкордат был разорван после подавления Польского восстания 1863 года и выступления папы Пия IX в защиту католиков Российской империи. Последующие годы привели к нормализации отношений, однако конкордат так и не был возобновлён[25].

Браки православных с католиками в России в XIX веке разрешались, но при соблюдении целого ряда условий. Католик должен был дать подписку о том, что совместные дети будут крещены по православному обряду, а жена не будет переходить в католицизм.

«1861 года сентября 24 дня, я нижеподписавшийся кандидат Игнатий Николаев Котов даю сии обязательства Священно- и церковнослужителям села Свадицы в том, что, будучи римско-католического исповедания и вступаю в законное супружество с дочерью подпоручика Елизаветою Алексеевою Щолковою православного исповедания:

А. Не буду воспрепятствовать ей, исполнять ей все христианские обязанности по обряду Православной церкви.

Б. Детей своих согласно постановлениям Российского государства крестить в православную веру и воспитывать их в духе Грекороссийской церкви.

В чем и подписуюсь. Кандидат Игнатий Николаев Котов»

— Государственный архив Смоленской области. Ф. 47. Д. 507. Л. 48[26]

По подавлении восстаний в Царстве Польском, многие поляки, литовцы и белорусы были высланы в Сибирь и другие удалённые регионы России. Образовавшиеся католические диаспоры в русских городах получали право на возведение католических храмов. Именно во второй половине XIX — начале XX века было построено большинство католических церквей на территории России[27]. Из-за того, что ядром католических общин были, как правило, польские ссыльные, эти храмы зачастую называли «польскими костёлами».

В 1879 году была официально открыта Санкт-Петербургская римско-католическая духовная семинария, подготовившая в период 1879—1917 годов 997 священников[25]. Свои семинарии существовали и в шести других католических епархиях империи. В столице помимо семинарии также действовала Императорская римско-католическая духовная академия, предлагавшая слушателям более углублённый по сравнению с семинарией курс образования.

Несмотря на запрет переходить в католичество для русских, в XIX веке в Католическую церковь перешла большая группа русской дворянской интеллигенции. Наиболее известны: декабрист М. С. Лунин, князь И. С. Гагарин, В. С. Печерин, Д. Д. Голицын, З. А. Волконская, С. П. Свечина, М. А. Свистунова, Е. Г. Волконская, Н. А. Толстой, И. М. Мартынов и другие[25]. Симпатизировал католичеству (возможно, по некоторым данным, и перешёл в него) П. Я. Чаадаев. Великий русский философ В. С. Соловьёв симпатизировал католицизму и причащался как в православных, так и в католических храмах (существуют документы, из которых следует, что Соловьёв, в итоге, воссоединился с Католической церковью[28]). Широкую известность приобрела благотворительная деятельность московского врача-филантропа Фёдора Гааза, католика по вероисповеданию. В настоящее время идёт процесс его беатификации[29].

Начало XX века

В 1905 году Николай II издал Манифест об укреплении начал веротерпимости, что вызвало новую волну переходов в католицизм. Католиками стали князь Белосельский, целая плеяда православных священников. По официальной статистике в период с 1905 по 1909 год 233 000 человек перешли из православия в католичество, в основной массе они стали грекокатоликами[14].

В том же 1905 году в столице была основана небольшая грекокатолическая община, которую возглавил перешедший из православия в 1896 году священник Алексей Зерчанинов. В 1909 году он освятил небольшую часовню Сошествия Св. Духа в частном доме, впоследствии она несколько раз меняла помещение, пока не была закрыта властями в 1912 году[30].

В 1911 году в Москве было закончено строительство Собора Непорочного Зачатия Пресвятой Девы Марии, ставшего крупнейшим католическим храмом страны[31].

После Февральской революции в Петрограде под руководством митрополита Шептицкого прошёл первой собор Российской грекокатолической церкви. По его итогам был создан экзархат русских католиков византийского обряда. Экзархом стал священник Леонид Фёдоров. Что касается латинского обряда, то перед революцией 1917 года Могилёвская архиепархия насчитывала 1 160 000 верующих, 331 приход и 400 священников[14].

При Советской власти

См. также: Католицизм в СССР

Гонения Советской власти на Католическую церковь в России начались после декрета «Об отделении церкви от государства и школы от церкви», выпущенного в 1918 году. Последовавшие за декретом специальные инструкции лишали все религиозные организации, в том числе и католические приходы, имущественных прав, церковная собственность объявлялась «народным достоянием». Сопротивление процессу национализации церковной собственности со стороны архиепископа Эдварда фон Роппа привело к его аресту 19 апреля 1919 года и высылке в Польшу шестью месяцами позже[32].

Управление Католической церковью в России принял на себя епископ Ян Цепляк, который также протестовал против национализации церковных зданий и изъятия предметов культа из церквей. При нём в архиепархии при приходах были организованы тайные воскресные школы, некоторое время функционировала подпольная семинария. В 1920 году Цепляк некоторое время находился под арестом; также арестовывался в декабре 1922 года, когда были закрыты и опечатаны все католические церкви и часовни Петрограда. В марте 1923 года были арестованы 15 католических священнослужителей Петрограда во главе с Цепляком и экзархом Фёдоровым. 21-26 марта 1923 года в Москве проходил процесс над ними, по итогам которого архиепископ Цепляк и прелат Будкевич были приговорены к расстрелу (для Цепляка приговор был заменён впоследствии на 10 лет заключения), четверо священников и экзарх Федоров — к десяти годам заключения, а ещё 8 священников — к трем годам заключения[25]. Будкевич был расстрелян 31 марта 1923 года[33].

К середине 20-х годов Эдуард фон Ропп формально оставался архиепископом Могилевским, а Иосиф Кесслер — епископом Тираспольским, при этом оба находились в эмиграции[32]. В 1926 году Папа Пий XI назначил епископа Мишеля д’Эрбиньи Апостольским делегатом на всей территории СССР. При этом о епископском посвящении д’Эрбиньи и о целях его поездки в СССР не объявлялось. В ходе своих визитов в СССР в 1926 году епископ д’Эрбиньи восстановил разрушенную в ходе репрессий 1919—1923 годов структуру Католической церкви, назначил Пия Эжена Невё, Антония Малецкого, Болеслава Слосканса и Александра Фризона Апостольскими администраторами и тайно хиротонисал их во епископы[32]. О произошедшем стало известно властям, д’Эрбиньи был выслан, все рукоположенные им епископы, кроме Невё, арестованы и отправлены в лагеря. Впоследствии Малецкий и Слосканс были высланы из СССР, Фризон — расстрелян в 1937 году. Епископ Невё совершил в 1935 году тайную епископскую хиротонию священника Жана Амудрю, однако в течение 1936—1937 годов из СССР были высланы и Невё и Амудрю[25]. Похожая судьба ждала и большинство католических священников, которые были либо высланы из страны, либо расстреляны (Ф. Будрис, И. Акулов, А. Червинский и др.). Некоторые из репрессированных в СССР католиков в настоящее время являются кандидатами на беатификацию в рамках программы Католические новомученики России. К 1935 году на территории СССР насчитывалось не более 16 католических священников, к концу тридцатых годов на территории РСФСР оставалось только два действующих католических храма — св. Людовика в Москве и Лурдской Богоматери в Ленинграде, прочие церкви были закрыты. Они получили статус «церквей при французских посольствах», и их деятельность как «церквей для иностранных дипработников» тщательно контролировалась властями. Такая ситуация сохранялась до 90-х годов[14].

В 1939—1940 годах в состав СССР вошли территории со значительным католическим населением — Западная Украина, Западная Белоруссия, Литва и Латвия. В 1945 году советским стал Южный Сахалин, где в 1947—1948 году были закрыты все католические храмы, а священники выехали в Японию вместе с большей части паствы или в Польшу[34]. Гонения обрушились и на Украинскую грекокатолическую церковь, деятельность которой была запрещена после Львовского собора 1946 года, инспирированного НКВД, на котором в отсутствие грекокатолических епископов, было принято решение о присоединении грекокатоликов к православию. В Литве и Латвии в послевоенное время также было репрессировано большое количество священников, закрыто большое количество храмов, предпринимались попытки уничтожения религиозных святынь, таких как Гора Крестов. Однако в этих республиках Католическая церковь сохранила, в отличие от РСФСР, возможность функционирования. В послевоенное время в СССР действовали только две католические семинарии — Каунасская и Рижская, да и то с существенными ограничениями — был установлен лимит на приём новых семинаристов, который постоянно сокращался[35].

В послевоенное время несколько католических священников (Пьетро Леони, Уолтер Чишек и др.), как правило, являвшихся выпускниками папской коллегии Руссикум, нелегально проникали на территорию СССР и предпринимали попытки религиозной деятельности, однако все были раскрыты властями и много лет провели в лагерях[14].

Новейшая история

С начала 1990-х годов Католическая церковь получила возможность нормального функционирования в России. В ходе визита Михаила Горбачёва в Ватикан 1 декабря 1989 года была достигнута договорённость об установлении дипломатических отношений между Святым Престолом и СССР. Дипломатические отношения на уровне постоянных представительств между Святым Престолом и Россией были установлены в январе 1992 года, в декабре 2009 года повышены до уровня посольств[36]. В настоящее время апостольским нунцием в России является архиепископ Челестино Мильоре, послом России в Ватикане — А. А. Авдеев.

В 1991 году были созданы две Апостольские администратуры для католиков латинского обряда, которые возглавили епископы Тадеуш Кондрусевич и Иосиф Верт. В 1998 году ещё две администратуры возглавили епископы Клеменс Пиккель и Ежи Мазур. В 1991 году в Москве открылся Колледж католической теологии св. Фомы Аквинского, а в 1993 году в Москве была открыта высшая духовная семинария «Мария — царица апостолов», позднее переведённая в Санкт-Петербург[37].

К 1995 году Католическая церковь имела на территории России уже более 200 приходов, причём 90 % служивших в них священников были иностранцами. Нарастала активность ряда монашеских орденов: иезуитов, ассумпционистов, доминиканцев, францисканцев, салезианцев[38].

В 1999 году была организована Конференция католических епископов России, которую последовательно возглавляли епископы Тадеуш Кондрусевич, Иосиф Верт и (с 2011 года) — Павел Пецци[39].

В 2002 году Апостольские администратуры были преобразованы в полноценные епархии, что вызвало официальный протест Московского Патриархата и череду антикатолических митингов. Без объяснения причин из страны были высланы епископ Мазур и три священника[40].

11 марта 2006 папа римский Бенедикт XVI посредством телемоста провёл совместную молитву с католиками из десяти европейских и африканских городов. В этом событии приняла участие Россия — в петербургском храме св. Екатерины около 600 верующих приветствовало понтифика. По словам организаторов, РПЦ не чинила никаких препятствий проведению телемоста[41].

Практика совместной молитвы с католиками разных стран посредством телемостов была начата папой Иоанном Павлом II. Ранее Россия принимала участие в подобном мероприятии в 2002 году, в совместной молитве с европейскими католиками приняли участие прихожане московского собора Непорочного Зачатия Пресвятой Девы Марии. Тогда представители РПЦ выступили против этой идеи[42].

27 октября 2007 года митрополита Кондрусевича на посту ординария Архиепархии Матери Божией сменил Павел Пецци[43].

Современное состояние

По данным на 2005 год на территории России функционирует 426 приходов[44], четверть из них не имеет храмовых зданий. Организационно приходы объединены в четыре епархии, вместе составляющие митрополию:

Оценка числа католиков в России может носить только приблизительный характер. Чаще всего называются цифры от 200 до 600 тысяч человек. Справочник catholic-hierarchy приводит цифру в 789 тысяч[44]. В России служат 120 епархиальных священников, 184 иеромонаха, 19 монахов без священнического сана и 338 монахинь[25].

Католическая церковь России активно участвует в общественной, культурной и благотворительной деятельности. Во многих католических храмах России проводятся концерты органной музыки, действует российское отделение благотворительной организации Каритас. Открыто несколько приютов для обездоленных, в том числе и конгрегацией Сестёр миссионерок любви (основанной матерью Терезой). Католическое издательство францисканцев активно публикует религиозную литературу на русском языке и издаёт русскоязычную Католическую энциклопедию[45]. Организуются научные конференции, в том числе и совместные с Русской православной церковью[46]. Католическая церковь России организует мероприятия ежегодной Недели молитвы о единстве христиан[47], молодёжные делегации от России принимают участие во всемирных Днях католической молодёжи[48]. В Преображенской епархии издаётся «Сибирская католическая газета»[49] и вещает телеканал Кана[50]. Представители католиков входят в Совет по взаимодействию с религиозными объединениями при Президенте Российской Федерации.

Отношения с Русской православной церковью

Подробнее см. статьи Православие и католицизм и Русская Православная Церковь при Патриархе Алексии II

В начале 1990-х годов отношения между Русской православной церковью и Римско-католической церковью заметно ухудшилось. Произошло это в первую очередь из-за активности УГКЦ на Западной Украине, которая зачастую насильственными методами возвращала себе храмы, изгоняя оттуда представителей Московского Патриархата. Вызывала критику со стороны РПЦ МП и миссионерская активность католических орденов среди лиц, принадлежащих к Православной церкви по крещению или связанных с ней историческими духовными и культурными корнями. Данная деятельность воспринималась последней как прозелитизм, однако католическая сторона отвергала подобные обвинения, настаивая на том, что прозелитизмом следует считать лишь переманивание верующих подкупом и бесчестными методами. В связи с отсутствием единого мнения по вопросу прозелитизма, Русская православная и Римско-католическая церкви вступили в череду конфликтов, которые вели к ещё большему ухудшению отношений. В дальнейшем проблема прозелитизма неоднократно обсуждалась на двусторонних встречах Московской Патриархии и Святого Престола[38].

В годы понтификата Бенедикта XVI отношения Католической Церкви с Московским Патриархатом продолжали оставаться проблемными, хотя по мнению обеих сторон, существует тенденция к их улучшению[51][52]. Главным препятствием для плодотворного диалога РПЦ считает прозелитизм на своей канонической территории[53]. Для разрешения возникших проблем в 2004 году Москву дважды посещал кардинал Вальтер Каспер, глава папского совета по содействию христианскому единству. В итоге была создана совместная комиссия по рассмотрению случаев прозелитизма[54].

Во время визита в Ватикан 1 декабря 1989 года М. С. Горбачёв впервые сделал приглашение посетить Москву папе Иоанну Павлу II, правда в слегка завуалированной форме «Хочу сообщить, что в нашей беседе с Его Святейшеством мы говорили о визите в будущем папы римского в Советский Союз»[55]. Приглашение посетить Россию также было сделано Б. Н. Ельциным 9 февраля 1998 года. Папа, однако, в соответствии с принятой в Ватикане практикой не совершать государственные визиты, но только пастырские, хотел получить приглашение и от Московского Патриарха; Московский Патриархат, со своей стороны, говорил о невозможности встречи между Папой и Патриархом до тех пор, пока не будут урегулированы проблемы между католиками и РПЦ[56].

В конце октября 2007 года в интервью газете «Московские новости» председатель ОВЦС митрополит Кирилл (Гундяев) заявил по поводу возможной встречи Патриарха Алексия II и Папы Римского Бенедикта XVI, что «патриарх неоднократно сам говорил, что никогда не исключал возможности такой встречи. Сегодня эта возможность не менее реальна, чем это было некоторое время тому назад, а может, даже более реальна»[57].

В декабре 2007 года митрополит Кирилл подтвердил непризнание Московским Патриархатом католических структур в Российской Федерации в статусе ординарных епархий (с февраля 2002 года)[58]. Однако, в январе 2008 года он с оптимизмом оценил перспективу встречи патриарха Московского и папы Римского Бенедикта XVI на нейтральной территории, заметив, в частности: «С тех пор, как Бенедикт стал папой, наши отношения улучшились. Он снял с повестки дня вопрос о визите в Москву. Подобный визит не решил бы никаких проблем, а только бы спровоцировал новые.»[59] Одновременно оптимизм по вопросу выразил Представитель Святого Престола в России архиепископ Антонио Меннини, заявивший, что встреча Патриарха с Папой Римским становится все более вероятной: «Наблюдаются знаки, позволяющие надеяться на положительные сдвиги»[60]. В итоге, первая в истории встреча папы римского Франциска и патриарха Московского Кирилла состоялась 12 февраля 2016 года на Кубе.

В конце ноября 2008 года на выездном заседании Конференции католических епископов России, прошедшем в Кёнигштайне, архиепископ Антонио Меннини обратился к российским католическим епископам: «<…> призываю вас, как я уже не раз делал в прошлом, невзирая на трудности, стараться укреплять ваши отношения дружбы и братства с православными епископами, которые работают в ваших обширных округах.»[61]

В мае 2010 года председатель ОВЦС митрополит Иларион (Алфеев) совершил многодневный визит в Италию, в ходе которого состоялся ряд экуменических мероприятий и контактов с руководством РКЦ[62][63][64]. В июне 2010 года Посол Святого Престола в РФ архиепископ Антонио Меннини предложил католическим священникам присутствовать время от времени на богослужениях в храмах РПЦ; Меннини отметил «значительное улучшение» православно-католических отношений и призвал развивать «братские отношения между католическим и православным духовенством»[65].

См. также

Напишите отзыв о статье "Католицизм в России"

Примечания

  1. ↑ 1 2 3 [krotov.info/history/11/1/taube.html М. А. Таубе. Рим и Русь в до-монгольский период]
  2. ↑ [www.krotov.info/history/11/3/flor05.html Б. Н. Флоря. Древняя Русь, её латинские соседи и татарская угроза (40-50-е гг. XIII в.)]
  3. ↑ [www.hrono.info/dokum/1200dok/1248papa.html Послание папы Иннокентия IV князю Александру Ярославичу от 23 января 1248 года]
  4. ↑ [bibliotekar.ru/rusNevskiy/4.htm А. А. Горский. Александр Невский и Иннокентий IV]
  5. ↑ [www.hrono.ru/sobyt/1400sob/1438ferr.php Ферраро-Флорентийский собор. Византийский словарь: в 2 т.]
  6. ↑ ["Мело" //Католическая энциклопедия. М.:Изд. францисканцев. 2007. Т.3. Ст. 305—307]
  7. ↑ Станислав Козлов-Струтинский, Павел Парфентьев. Глава VII. Латиняне на Руси в XIV-XVII веках // История Католической Церкви в России. — Спб.: Белый камень, 2014. — С. 120. — 740 с. — ISBN 978-5-98974-014-7.
  8. ↑ Станислав Козлов-Струтинский, Павел Парфентьев. Глава VII. Латиняне на Руси в XIV-XVII веках // История Католической Церкви в России. — Спб.: Белый камень, 2014. — С. 125. — 740 с. — ISBN 978-5-98974-014-7.
  9. ↑ [www.gumer.info/bibliotek_Buks/History/kost/42.php Костомаров Н. История России в жизнеописаниях её главнейших деятелей. Гл. 11. Юрий Крижанич]
  10. ↑ Станислав Козлов-Струтинский, Павел Парфентьев. Глава XII. Российское латинское католичество: от Петра I до Екатерины II // История Католической Церкви в России. — Спб.: Белый камень, 2014. — С. 222. — 740 с. — ISBN 978-5-98974-014-7.
  11. ↑ «Артемьев Пётр» //Католическая энциклопедия. М.:Изд. францисканцев. 2002. Т.1. Ст. 365 ISBN 5-89208-037-4
  12. ↑ Станислав Козлов-Струтинский, Павел Парфентьев. Глава XII. Российское латинское католичество: от Петра I до Екатерины II // История Католической Церкви в России. — Спб.: Белый камень, 2014. — С. 224. — 740 с. — ISBN 978-5-98974-014-7.
  13. ↑ [az.lib.ru/t/trediakowskij_w_k/text_0110.shtml Л. Тимофеев. Василий Кириллович Тредиаковский]
  14. ↑ 1 2 3 4 5 6 7 [krotov.info/history/20/tsypin/zavdorn.html В. Задворный, А. Юдин. История Католической Церкви в России. Краткий очерк, 1995]
  15. ↑ 1 2 3 Гавриленков А. Ф. Отношение государственной власти к Римско-католической церкви в 1721—1917 гг. (на примере архивных материалов Смоленской области) // Научные проблемы гуманитарных исследований. — 2010. — № 3. — С. 62
  16. ↑ [www.rulex.ru/01040400.htm Голицын Михаил Алексеевич]
  17. ↑ [history.catholicspb.ru/?chpr05 Бронислав Чаплицкий. История Католической Церкви в России. Гл. 5. М.:2002]
  18. ↑ [www.hrono.ru/biograf/bio_ye/ekaterina2rus.php «Екатерина II». Биографический указатель]
  19. ↑ Станислав Козлов-Струтинский, Павел Парфентьев. Глава XII. Российское латинское католичество: от Петра I до Екатерины II // История Католической Церкви в России. — Спб.: Белый камень, 2014. — С. 239. — 740 с. — ISBN 978-5-98974-014-7.
  20. ↑ [www.catherine.spb.ru/index.php/comments/parish-short-history Краткая история прихода]
  21. ↑ [modernlib.ru/books/andreev_a/istoriya_maltiyskogo_ordena/read А. Р. Андреев, В. А. Захаров, И. А. Настенко. История Мальтийского Ордена]
  22. ↑ [memoirs.ru/texts/MatFS_RS96t85n2.htm Материалы, относящиеся к пребыванию в Митаве французского королевского семейства в 1798 г. / Сообщил К. А. Военский // Русская старина, 1896. — Т. 85. — № 2. — С. 377—380.]
  23. ↑ [veritas.katolik.ru/books/hist_katol_rus.htm#9 В. Данилов. История распространения католичества в русских землях до 1917 года]
  24. ↑ Станислав Козлов-Струтинский, Павел Парфентьев. Глава XIII. Российское латинское католичество: от Павла I до Александра I // История Католической Церкви в России. — Спб.: Белый камень, 2014. — С. 259-260. — 740 с. — ISBN 978-5-98974-014-7.
  25. ↑ 1 2 3 4 5 6 7 «Россия» //Католическая энциклопедия.М.: Изд. францисканцев. Т.4. ст. 346
  26. ↑ Гавриленков А. Ф. Отношение государственной власти к Римско-католической церкви в 1721—1917 гг. (на примере архивных материалов Смоленской области) // Научные проблемы гуманитарных исследований. — 2010. — № 3. — С. 63
  27. ↑ [www.poloniarosji.ru/novosti/376-100.html Сайт Федеральной Польской национально-культурной автономии "Конгресс поляков в России]
  28. ↑ [www.vehi.net/mochulsky/soloviev/14.html «Акт о присоединении Вл. Соловьева к католичеству» //К. В. Мочульский. «Владимир Соловьев. Жизнь и учение»]
  29. ↑ [www.cathmos.ru/content/ru/publication-2011-07-04-12-30-27.html Торжественное открытие процесса беатификации доктора Федора Гааза состоялось в Москве]
  30. ↑ [vselenskiy.narod.ru/zerchanin.htm Биографический очерк об отце Алексее Зерчанинове]
  31. ↑ [cathmos.ru/content/ru/publication-2011-09-26-16-00-33.html «Благовест-инфо»: Торжества по случаю 100-летия Кафедрального собора Непорочного Зачатия в Москве]
  32. ↑ 1 2 3 [krotov.info/history/20/tsypin/page05.htm# Венгер А. Рим и Москва: 1900—1950 / Пер. с фр.; Предисл. Н. Струве. — М.: Русский путь, 2000. — 616 с.,ISBN 5-85887-058-9]
  33. ↑ [catherine.spb.ru/index.php/blog/comments/budkiewicz_ivanova Настоятель]
  34. ↑ История Дальнего Востока России. Т. 3. Кн. 4. Дальневосточное общество в 1945—1950-е годы. — Владивосток, 2009. — С. 563
  35. ↑ [www.lcn.lt/en/bl/svietimas/seminarijos/kaunas.html «Seminary of Kaunas» на сайте Католической церкви в Литве]
  36. ↑ [www.kremlin.ru/acts/6234 Президент подписал Указ «Об установлении дипломатических отношений с Ватиканом»]
  37. ↑ [univer.in/katolicheskaya-vysshaya-duhovnaya-seminariya-mariya-carica-apostolov Высшие учебные заведения стран СНГ]
  38. ↑ 1 2 Казакова Т. С. [cyberleninka.ru/article/n/pravoslavno-katolicheskiy-dialog-v-kontse-xx-veka Православно-католический диалог в конце XX века] // Вестник Волжского университета им. В. Н. Татищева, Выпуск № 7 / 2011
  39. ↑ [www.gcatholic.org/dioceses/conference/090.htm Статистика ККЕР на сайте gcatholic.org]
  40. ↑ [newsru.com/religy/20apr2002/jerzy_mazur.html Католический епископ Ежи Мазур выдворен из России]
  41. ↑ [www.catherine.spb.ru/index.php/comments/telemost Сила единой молитвы]
  42. ↑ www.religio.ru/news/3280_print.html Глава Русской Церкви осудил проведение телемоста Папы Римского с Москвой
  43. ↑ [www.religare.ru/2_46809.html Хиротония архиепископа Паоло Пецци состоялась в Москве]
  44. ↑ 1 2 [www.catholic-hierarchy.org/country/sc1.html Статистика сайта catholic-hierarchy]
  45. ↑ [www.ecat.francis.ru/index.html Католическая энциклопедия]
  46. ↑ [www.cathmos.ru/content/ru/publication-2009-11-13-19-59-33.html Во Владимире прошли третьи «Покровские чтения»]
  47. ↑ [www.cathmos.ru/content/ru/publication-2013-01-22-14-08-46.html Неделя молитв о единстве христиан-2013]
  48. ↑ [sibcatholic.ru/2011/08/18/vy-%E2%80%93-pokolenie-benedikta-xvi/ Вы — поколение Бенедикта XVI]
  49. ↑ [sib-catholic.ru Сибирская католическая газета]
  50. ↑ [tvkana.ru Телеканал «Кана»]
  51. ↑ [www.rian.ru/society/religion/20050621/40563760.html Кардинал Каспер: отношения между двумя Церквами улучшаются]
  52. ↑ [www.newsru.com/religy/26oct2007/kirill.html В РПЦ не исключают создания в будущем православно-католического альянса] NEWSru.com
  53. ↑ [www.sedmitza.ru/index.html?sid=347&did=10214 Московский Патриархат ждет от Ватикана конкретных решений по проблемам прозелитизма и экспансии грекокатоликов]
  54. ↑ [www.pravoslavie.ru/news/11356.htm Митрополит Кирилл отметил прогресс в отношениях Русской Православной Церкви и Ватикана]
  55. ↑ «Правда». 2 декабря 1989 года. Выступление М. С. Горбачёва в Ватикане
  56. ↑ [www.sedmitza.ru/index.html?sid=682&did=33864 В Московском Патриархате заявляют, что никаких переговоров с Ватиканом на тему встречи Алексия II и Бенедикта XVI пока не ведется]
  57. ↑ [www.mn.ru/issue/2007-42-10 Митрополит Смоленский и Калиниградский Кирилл: «Не избежишь радикального ответа»] МН № 42 (26.10 — 01.11.2007)
  58. ↑ [www.interfax-religion.ru/?act=news&div=21715 В Московском патриархате считают, что статус католических епархий в России должен быть понижен до уровня начала 2000-х годов] Интерфакс.ru 03 декабря 2007 года
  59. ↑ [www.interfax-religion.ru/?act=news&div=22279 В Московском патриархате отмечают улучшение отношений с Ватиканом, в том числе и потому, что Бенедикт XVI не стремится приехать в Москву.] Интерфакс.ru 10 января 2008 года.
  60. ↑ [www.interfax-religion.ru/?act=news&div=22300 Материалы СМИ: «Патриарх и Папа forever. У глав Православной и Католической церквей увеличились шансы на встречу».] Интерфакс.ru 11 января 2008 года.
  61. ↑ [www.interfax-religion.ru/?act=news&div=27526 Представитель Ватикана в РФ призывает католиков укреплять отношения с Русской церковью]. Интерфакс (28 ноября 2008). — Опасность раскола в Русской православной церкви миновала. Проверено 29 ноября 2008. [www.webcitation.org/65jMobVUx Архивировано из первоисточника 26 февраля 2012].
  62. ↑ [www.mospat.ru/ru/2010/05/21/news18638/ Завершился визит председателя ОВЦС в Италию] Mospat.Ru, 21 мая 2010.
  63. ↑ [portal-credo.ru/site/?act=news&id=77793&topic=126 Визит митрополита Илариона (Алфеева) в Италию: литургии в католических храмах, экуменические встречи и культурная программа]
  64. ↑ [www.mospat.ru/ru/2010/05/21/news18541/ В Ватикане состоялся концерт русской духовной музыки] mospat.ru 21 мая 2010.
  65. ↑ [www.interfax-religion.ru/?act=news&div=36096 Посол Ватикана в РФ призывает католических священников периодически посещать православные богослужения] Интерфакс, 18 июня 2010.

Литература

  • «Россия» // Католическая энциклопедия. М.: Изд. францисканцев. Т. 4, ст. 344—354. ISBN 978-5-89208-096-5
  • Католицизм в России // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
  • [krotov.info/history/20/tsypin/zavdorn.html В. Задворный, А. Юдин. История Католической Церкви в России. Краткий очерк. — М.: Издание колледжа католической теологии имени св. Фомы Аквинского, 1995.]
  • [www.krotov.info/history/11/1/taube.html М. А. Таубе. Рим и Русь в домонгольский период]
  • [veritas.katolik.ru/books/hist_katol_rus.htm В. Данилов. История распространения католичества в русских землях до 1917 года]
  • [krotov.info/history/20/tsypin/page05.htm# Венгер А. Рим и Москва: 1900—1950 / Пер. с фр.; Предисл. Н. Струве. — М.: Русский путь, 2000. — 616 с.,ISBN 5-85887-058-9]
  • Бовкало А. А. Справочники по истории Католической Церкви в России // Генеалогический вестник. — 2001. — Выпуск 3. — С. 67-69
  • [history.catholicspb.ru о. Бронислав Чаплицкий. История Католической Церкви в России. М.:2002]
  • [www.alymov-spb.ru/rus_kat_ch_1.html В. Алымов. Русское католичество]
  • С. Козлов-Струтинский, П. Парфентьев. История католической церкви в России. Белый камень, Спб.:2014. ISBN 978-5-98974-014-7
  • Тамборра А. Католическая церковь и русское православие. Два века противостояния и диалога/ Пер. с ит. (Серия «Диалог»). — М., Библейско-богословский институт св.апостола Андрея, 2007. — 631с.
  • «Шпионы Ватикана…». О трагическом пути священников-миссионеров: воспоминания Пьетро Леони, обзор материалов следственных дел / Сост. И. И. Осипова. Пер. с итал. Г. Д. Муравьевой и Е. Л. Кассировой. — М. : Братонеж, 2012. — 448 с.
  • Густерин П. Католическое духовенство по законодательству Российской империи. — Саарбрюккен, 2014. — 80 с. — ISBN 978-3-659-63693-6

Ссылки

  • [cathmos.ru Официальный сайт Архиепархии Матери Божией с центром в Москве]
  • [sibcatholic.ru Пресс-служба Преображенской епархии в Новосибирске]
  • [dscs.ru/ Сайт епархии св. Климента в Саратове]
  • [curiacat.irk.ru/ Сайт епархии св. Иосифа в Иркутске]
  • [catholic-russia.ru/ Сайт Конференции католических епископов России]
  • [www.archipelag.ru/authors/filatov/?library=449 Людмила Воронцова, Сергей Филатов. Судьба католицизма в России]
  • Инна Симонова. [ng.ru/history/2008-02-20/8_perepiska.html Переписка западника и славянофила: письма Владимира Печерина Фёдору Чижову. В своих письмах к Федору Чижову Владимир Печерин защищал католичество]
  • [rgcc.narod.ru/rus.htm Католическая церковь и Россия. Сайт Русской греко-католической церкви]
  • [catholicmartyrs.org/index.php Католические новомученики России]
  • [faculty.unlv.edu/pwerth/Metrastis.pdf Пол Верт. ТРУДНЫЙ ПУТЬ К КАТОЛИЦИЗМУ. Вероисповедная принадлежность и гражданское состояние после 1905 г.]
 

Отрывок, характеризующий Католицизм в России

– Бог знает, chere amie! [милый друг!] Эти богачи и вельможи такие эгоисты. Но я всё таки поеду сейчас к нему с Борисом и прямо скажу, в чем дело. Пускай обо мне думают, что хотят, мне, право, всё равно, когда судьба сына зависит от этого. – Княгиня поднялась. – Теперь два часа, а в четыре часа вы обедаете. Я успею съездить.
И с приемами петербургской деловой барыни, умеющей пользоваться временем, Анна Михайловна послала за сыном и вместе с ним вышла в переднюю.
– Прощай, душа моя, – сказала она графине, которая провожала ее до двери, – пожелай мне успеха, – прибавила она шопотом от сына.
– Вы к графу Кириллу Владимировичу, ma chere? – сказал граф из столовой, выходя тоже в переднюю. – Коли ему лучше, зовите Пьера ко мне обедать. Ведь он у меня бывал, с детьми танцовал. Зовите непременно, ma chere. Ну, посмотрим, как то отличится нынче Тарас. Говорит, что у графа Орлова такого обеда не бывало, какой у нас будет.


– Mon cher Boris, [Дорогой Борис,] – сказала княгиня Анна Михайловна сыну, когда карета графини Ростовой, в которой они сидели, проехала по устланной соломой улице и въехала на широкий двор графа Кирилла Владимировича Безухого. – Mon cher Boris, – сказала мать, выпрастывая руку из под старого салопа и робким и ласковым движением кладя ее на руку сына, – будь ласков, будь внимателен. Граф Кирилл Владимирович всё таки тебе крестный отец, и от него зависит твоя будущая судьба. Помни это, mon cher, будь мил, как ты умеешь быть…
– Ежели бы я знал, что из этого выйдет что нибудь, кроме унижения… – отвечал сын холодно. – Но я обещал вам и делаю это для вас.
Несмотря на то, что чья то карета стояла у подъезда, швейцар, оглядев мать с сыном (которые, не приказывая докладывать о себе, прямо вошли в стеклянные сени между двумя рядами статуй в нишах), значительно посмотрев на старенький салоп, спросил, кого им угодно, княжен или графа, и, узнав, что графа, сказал, что их сиятельству нынче хуже и их сиятельство никого не принимают.
– Мы можем уехать, – сказал сын по французски.
– Mon ami! [Друг мой!] – сказала мать умоляющим голосом, опять дотрогиваясь до руки сына, как будто это прикосновение могло успокоивать или возбуждать его.
Борис замолчал и, не снимая шинели, вопросительно смотрел на мать.
– Голубчик, – нежным голоском сказала Анна Михайловна, обращаясь к швейцару, – я знаю, что граф Кирилл Владимирович очень болен… я затем и приехала… я родственница… Я не буду беспокоить, голубчик… А мне бы только надо увидать князя Василия Сергеевича: ведь он здесь стоит. Доложи, пожалуйста.
Швейцар угрюмо дернул снурок наверх и отвернулся.
– Княгиня Друбецкая к князю Василию Сергеевичу, – крикнул он сбежавшему сверху и из под выступа лестницы выглядывавшему официанту в чулках, башмаках и фраке.
Мать расправила складки своего крашеного шелкового платья, посмотрелась в цельное венецианское зеркало в стене и бодро в своих стоптанных башмаках пошла вверх по ковру лестницы.
– Mon cher, voue m'avez promis, [Мой друг, ты мне обещал,] – обратилась она опять к Сыну, прикосновением руки возбуждая его.
Сын, опустив глаза, спокойно шел за нею.
Они вошли в залу, из которой одна дверь вела в покои, отведенные князю Василью.
В то время как мать с сыном, выйдя на середину комнаты, намеревались спросить дорогу у вскочившего при их входе старого официанта, у одной из дверей повернулась бронзовая ручка и князь Василий в бархатной шубке, с одною звездой, по домашнему, вышел, провожая красивого черноволосого мужчину. Мужчина этот был знаменитый петербургский доктор Lorrain.
– C'est donc positif? [Итак, это верно?] – говорил князь.
– Mon prince, «errare humanum est», mais… [Князь, человеку ошибаться свойственно.] – отвечал доктор, грассируя и произнося латинские слова французским выговором.
– C'est bien, c'est bien… [Хорошо, хорошо…]
Заметив Анну Михайловну с сыном, князь Василий поклоном отпустил доктора и молча, но с вопросительным видом, подошел к ним. Сын заметил, как вдруг глубокая горесть выразилась в глазах его матери, и слегка улыбнулся.
– Да, в каких грустных обстоятельствах пришлось нам видеться, князь… Ну, что наш дорогой больной? – сказала она, как будто не замечая холодного, оскорбительного, устремленного на нее взгляда.
Князь Василий вопросительно, до недоумения, посмотрел на нее, потом на Бориса. Борис учтиво поклонился. Князь Василий, не отвечая на поклон, отвернулся к Анне Михайловне и на ее вопрос отвечал движением головы и губ, которое означало самую плохую надежду для больного.
– Неужели? – воскликнула Анна Михайловна. – Ах, это ужасно! Страшно подумать… Это мой сын, – прибавила она, указывая на Бориса. – Он сам хотел благодарить вас.
Борис еще раз учтиво поклонился.
– Верьте, князь, что сердце матери никогда не забудет того, что вы сделали для нас.
– Я рад, что мог сделать вам приятное, любезная моя Анна Михайловна, – сказал князь Василий, оправляя жабо и в жесте и голосе проявляя здесь, в Москве, перед покровительствуемою Анною Михайловной еще гораздо большую важность, чем в Петербурге, на вечере у Annette Шерер.
– Старайтесь служить хорошо и быть достойным, – прибавил он, строго обращаясь к Борису. – Я рад… Вы здесь в отпуску? – продиктовал он своим бесстрастным тоном.
– Жду приказа, ваше сиятельство, чтоб отправиться по новому назначению, – отвечал Борис, не выказывая ни досады за резкий тон князя, ни желания вступить в разговор, но так спокойно и почтительно, что князь пристально поглядел на него.
– Вы живете с матушкой?
– Я живу у графини Ростовой, – сказал Борис, опять прибавив: – ваше сиятельство.
– Это тот Илья Ростов, который женился на Nathalie Шиншиной, – сказала Анна Михайловна.
– Знаю, знаю, – сказал князь Василий своим монотонным голосом. – Je n'ai jamais pu concevoir, comment Nathalieie s'est decidee a epouser cet ours mal – leche l Un personnage completement stupide et ridicule.Et joueur a ce qu'on dit. [Я никогда не мог понять, как Натали решилась выйти замуж за этого грязного медведя. Совершенно глупая и смешная особа. К тому же игрок, говорят.]
– Mais tres brave homme, mon prince, [Но добрый человек, князь,] – заметила Анна Михайловна, трогательно улыбаясь, как будто и она знала, что граф Ростов заслуживал такого мнения, но просила пожалеть бедного старика. – Что говорят доктора? – спросила княгиня, помолчав немного и опять выражая большую печаль на своем исплаканном лице.
– Мало надежды, – сказал князь.
– А мне так хотелось еще раз поблагодарить дядю за все его благодеяния и мне и Боре. C'est son filleuil, [Это его крестник,] – прибавила она таким тоном, как будто это известие должно было крайне обрадовать князя Василия.
Князь Василий задумался и поморщился. Анна Михайловна поняла, что он боялся найти в ней соперницу по завещанию графа Безухого. Она поспешила успокоить его.
– Ежели бы не моя истинная любовь и преданность дяде, – сказала она, с особенною уверенностию и небрежностию выговаривая это слово: – я знаю его характер, благородный, прямой, но ведь одни княжны при нем…Они еще молоды… – Она наклонила голову и прибавила шопотом: – исполнил ли он последний долг, князь? Как драгоценны эти последние минуты! Ведь хуже быть не может; его необходимо приготовить ежели он так плох. Мы, женщины, князь, – она нежно улыбнулась, – всегда знаем, как говорить эти вещи. Необходимо видеть его. Как бы тяжело это ни было для меня, но я привыкла уже страдать.
Князь, видимо, понял, и понял, как и на вечере у Annette Шерер, что от Анны Михайловны трудно отделаться.
– Не было бы тяжело ему это свидание, chere Анна Михайловна, – сказал он. – Подождем до вечера, доктора обещали кризис.
– Но нельзя ждать, князь, в эти минуты. Pensez, il у va du salut de son ame… Ah! c'est terrible, les devoirs d'un chretien… [Подумайте, дело идет о спасения его души! Ах! это ужасно, долг христианина…]
Из внутренних комнат отворилась дверь, и вошла одна из княжен племянниц графа, с угрюмым и холодным лицом и поразительно несоразмерною по ногам длинною талией.
Князь Василий обернулся к ней.
– Ну, что он?
– Всё то же. И как вы хотите, этот шум… – сказала княжна, оглядывая Анну Михайловну, как незнакомую.
– Ah, chere, je ne vous reconnaissais pas, [Ах, милая, я не узнала вас,] – с счастливою улыбкой сказала Анна Михайловна, легкою иноходью подходя к племяннице графа. – Je viens d'arriver et je suis a vous pour vous aider a soigner mon oncle . J`imagine, combien vous avez souffert, [Я приехала помогать вам ходить за дядюшкой. Воображаю, как вы настрадались,] – прибавила она, с участием закатывая глаза.
Княжна ничего не ответила, даже не улыбнулась и тотчас же вышла. Анна Михайловна сняла перчатки и в завоеванной позиции расположилась на кресле, пригласив князя Василья сесть подле себя.
– Борис! – сказала она сыну и улыбнулась, – я пройду к графу, к дяде, а ты поди к Пьеру, mon ami, покаместь, да не забудь передать ему приглашение от Ростовых. Они зовут его обедать. Я думаю, он не поедет? – обратилась она к князю.
– Напротив, – сказал князь, видимо сделавшийся не в духе. – Je serais tres content si vous me debarrassez de ce jeune homme… [Я был бы очень рад, если бы вы меня избавили от этого молодого человека…] Сидит тут. Граф ни разу не спросил про него.
Он пожал плечами. Официант повел молодого человека вниз и вверх по другой лестнице к Петру Кирилловичу.


Пьер так и не успел выбрать себе карьеры в Петербурге и, действительно, был выслан в Москву за буйство. История, которую рассказывали у графа Ростова, была справедлива. Пьер участвовал в связываньи квартального с медведем. Он приехал несколько дней тому назад и остановился, как всегда, в доме своего отца. Хотя он и предполагал, что история его уже известна в Москве, и что дамы, окружающие его отца, всегда недоброжелательные к нему, воспользуются этим случаем, чтобы раздражить графа, он всё таки в день приезда пошел на половину отца. Войдя в гостиную, обычное местопребывание княжен, он поздоровался с дамами, сидевшими за пяльцами и за книгой, которую вслух читала одна из них. Их было три. Старшая, чистоплотная, с длинною талией, строгая девица, та самая, которая выходила к Анне Михайловне, читала; младшие, обе румяные и хорошенькие, отличавшиеся друг от друга только тем, что у одной была родинка над губой, очень красившая ее, шили в пяльцах. Пьер был встречен как мертвец или зачумленный. Старшая княжна прервала чтение и молча посмотрела на него испуганными глазами; младшая, без родинки, приняла точно такое же выражение; самая меньшая, с родинкой, веселого и смешливого характера, нагнулась к пяльцам, чтобы скрыть улыбку, вызванную, вероятно, предстоящею сценой, забавность которой она предвидела. Она притянула вниз шерстинку и нагнулась, будто разбирая узоры и едва удерживаясь от смеха.
– Bonjour, ma cousine, – сказал Пьер. – Vous ne me гесоnnaissez pas? [Здравствуйте, кузина. Вы меня не узнаете?]
– Я слишком хорошо вас узнаю, слишком хорошо.
– Как здоровье графа? Могу я видеть его? – спросил Пьер неловко, как всегда, но не смущаясь.
– Граф страдает и физически и нравственно, и, кажется, вы позаботились о том, чтобы причинить ему побольше нравственных страданий.
– Могу я видеть графа? – повторил Пьер.
– Гм!.. Ежели вы хотите убить его, совсем убить, то можете видеть. Ольга, поди посмотри, готов ли бульон для дяденьки, скоро время, – прибавила она, показывая этим Пьеру, что они заняты и заняты успокоиваньем его отца, тогда как он, очевидно, занят только расстроиванием.
Ольга вышла. Пьер постоял, посмотрел на сестер и, поклонившись, сказал:
– Так я пойду к себе. Когда можно будет, вы мне скажите.
Он вышел, и звонкий, но негромкий смех сестры с родинкой послышался за ним.
На другой день приехал князь Василий и поместился в доме графа. Он призвал к себе Пьера и сказал ему:
– Mon cher, si vous vous conduisez ici, comme a Petersbourg, vous finirez tres mal; c'est tout ce que je vous dis. [Мой милый, если вы будете вести себя здесь, как в Петербурге, вы кончите очень дурно; больше мне нечего вам сказать.] Граф очень, очень болен: тебе совсем не надо его видеть.
С тех пор Пьера не тревожили, и он целый день проводил один наверху, в своей комнате.
В то время как Борис вошел к нему, Пьер ходил по своей комнате, изредка останавливаясь в углах, делая угрожающие жесты к стене, как будто пронзая невидимого врага шпагой, и строго взглядывая сверх очков и затем вновь начиная свою прогулку, проговаривая неясные слова, пожимая плечами и разводя руками.
– L'Angleterre a vecu, [Англии конец,] – проговорил он, нахмуриваясь и указывая на кого то пальцем. – M. Pitt comme traitre a la nation et au droit des gens est condamiene a… [Питт, как изменник нации и народному праву, приговаривается к…] – Он не успел договорить приговора Питту, воображая себя в эту минуту самим Наполеоном и вместе с своим героем уже совершив опасный переезд через Па де Кале и завоевав Лондон, – как увидал входившего к нему молодого, стройного и красивого офицера. Он остановился. Пьер оставил Бориса четырнадцатилетним мальчиком и решительно не помнил его; но, несмотря на то, с свойственною ему быстрою и радушною манерой взял его за руку и дружелюбно улыбнулся.
– Вы меня помните? – спокойно, с приятной улыбкой сказал Борис. – Я с матушкой приехал к графу, но он, кажется, не совсем здоров.
– Да, кажется, нездоров. Его всё тревожат, – отвечал Пьер, стараясь вспомнить, кто этот молодой человек.
Борис чувствовал, что Пьер не узнает его, но не считал нужным называть себя и, не испытывая ни малейшего смущения, смотрел ему прямо в глаза.
– Граф Ростов просил вас нынче приехать к нему обедать, – сказал он после довольно долгого и неловкого для Пьера молчания.
– А! Граф Ростов! – радостно заговорил Пьер. – Так вы его сын, Илья. Я, можете себе представить, в первую минуту не узнал вас. Помните, как мы на Воробьевы горы ездили c m me Jacquot… [мадам Жако…] давно.
– Вы ошибаетесь, – неторопливо, с смелою и несколько насмешливою улыбкой проговорил Борис. – Я Борис, сын княгини Анны Михайловны Друбецкой. Ростова отца зовут Ильей, а сына – Николаем. И я m me Jacquot никакой не знал.
Пьер замахал руками и головой, как будто комары или пчелы напали на него.
– Ах, ну что это! я всё спутал. В Москве столько родных! Вы Борис…да. Ну вот мы с вами и договорились. Ну, что вы думаете о булонской экспедиции? Ведь англичанам плохо придется, ежели только Наполеон переправится через канал? Я думаю, что экспедиция очень возможна. Вилльнев бы не оплошал!
Борис ничего не знал о булонской экспедиции, он не читал газет и о Вилльневе в первый раз слышал.
– Мы здесь в Москве больше заняты обедами и сплетнями, чем политикой, – сказал он своим спокойным, насмешливым тоном. – Я ничего про это не знаю и не думаю. Москва занята сплетнями больше всего, – продолжал он. – Теперь говорят про вас и про графа.
Пьер улыбнулся своей доброю улыбкой, как будто боясь за своего собеседника, как бы он не сказал чего нибудь такого, в чем стал бы раскаиваться. Но Борис говорил отчетливо, ясно и сухо, прямо глядя в глаза Пьеру.
– Москве больше делать нечего, как сплетничать, – продолжал он. – Все заняты тем, кому оставит граф свое состояние, хотя, может быть, он переживет всех нас, чего я от души желаю…
– Да, это всё очень тяжело, – подхватил Пьер, – очень тяжело. – Пьер всё боялся, что этот офицер нечаянно вдастся в неловкий для самого себя разговор.
– А вам должно казаться, – говорил Борис, слегка краснея, но не изменяя голоса и позы, – вам должно казаться, что все заняты только тем, чтобы получить что нибудь от богача.
«Так и есть», подумал Пьер.
– А я именно хочу сказать вам, чтоб избежать недоразумений, что вы очень ошибетесь, ежели причтете меня и мою мать к числу этих людей. Мы очень бедны, но я, по крайней мере, за себя говорю: именно потому, что отец ваш богат, я не считаю себя его родственником, и ни я, ни мать никогда ничего не будем просить и не примем от него.
Пьер долго не мог понять, но когда понял, вскочил с дивана, ухватил Бориса за руку снизу с свойственною ему быстротой и неловкостью и, раскрасневшись гораздо более, чем Борис, начал говорить с смешанным чувством стыда и досады.
– Вот это странно! Я разве… да и кто ж мог думать… Я очень знаю…
Но Борис опять перебил его:
– Я рад, что высказал всё. Может быть, вам неприятно, вы меня извините, – сказал он, успокоивая Пьера, вместо того чтоб быть успокоиваемым им, – но я надеюсь, что не оскорбил вас. Я имею правило говорить всё прямо… Как же мне передать? Вы приедете обедать к Ростовым?
И Борис, видимо свалив с себя тяжелую обязанность, сам выйдя из неловкого положения и поставив в него другого, сделался опять совершенно приятен.
– Нет, послушайте, – сказал Пьер, успокоиваясь. – Вы удивительный человек. То, что вы сейчас сказали, очень хорошо, очень хорошо. Разумеется, вы меня не знаете. Мы так давно не видались…детьми еще… Вы можете предполагать во мне… Я вас понимаю, очень понимаю. Я бы этого не сделал, у меня недостало бы духу, но это прекрасно. Я очень рад, что познакомился с вами. Странно, – прибавил он, помолчав и улыбаясь, – что вы во мне предполагали! – Он засмеялся. – Ну, да что ж? Мы познакомимся с вами лучше. Пожалуйста. – Он пожал руку Борису. – Вы знаете ли, я ни разу не был у графа. Он меня не звал… Мне его жалко, как человека… Но что же делать?
– И вы думаете, что Наполеон успеет переправить армию? – спросил Борис, улыбаясь.
Пьер понял, что Борис хотел переменить разговор, и, соглашаясь с ним, начал излагать выгоды и невыгоды булонского предприятия.
Лакей пришел вызвать Бориса к княгине. Княгиня уезжала. Пьер обещался приехать обедать затем, чтобы ближе сойтись с Борисом, крепко жал его руку, ласково глядя ему в глаза через очки… По уходе его Пьер долго еще ходил по комнате, уже не пронзая невидимого врага шпагой, а улыбаясь при воспоминании об этом милом, умном и твердом молодом человеке.
Как это бывает в первой молодости и особенно в одиноком положении, он почувствовал беспричинную нежность к этому молодому человеку и обещал себе непременно подружиться с ним.
Князь Василий провожал княгиню. Княгиня держала платок у глаз, и лицо ее было в слезах.
– Это ужасно! ужасно! – говорила она, – но чего бы мне ни стоило, я исполню свой долг. Я приеду ночевать. Его нельзя так оставить. Каждая минута дорога. Я не понимаю, чего мешкают княжны. Может, Бог поможет мне найти средство его приготовить!… Adieu, mon prince, que le bon Dieu vous soutienne… [Прощайте, князь, да поддержит вас Бог.]
– Adieu, ma bonne, [Прощайте, моя милая,] – отвечал князь Василий, повертываясь от нее.
– Ах, он в ужасном положении, – сказала мать сыну, когда они опять садились в карету. – Он почти никого не узнает.
– Я не понимаю, маменька, какие его отношения к Пьеру? – спросил сын.
– Всё скажет завещание, мой друг; от него и наша судьба зависит…
– Но почему вы думаете, что он оставит что нибудь нам?
– Ах, мой друг! Он так богат, а мы так бедны!
– Ну, это еще недостаточная причина, маменька.
– Ах, Боже мой! Боже мой! Как он плох! – восклицала мать.


Когда Анна Михайловна уехала с сыном к графу Кириллу Владимировичу Безухому, графиня Ростова долго сидела одна, прикладывая платок к глазам. Наконец, она позвонила.
– Что вы, милая, – сказала она сердито девушке, которая заставила себя ждать несколько минут. – Не хотите служить, что ли? Так я вам найду место.
Графиня была расстроена горем и унизительною бедностью своей подруги и поэтому была не в духе, что выражалось у нее всегда наименованием горничной «милая» и «вы».
– Виновата с, – сказала горничная.
– Попросите ко мне графа.
Граф, переваливаясь, подошел к жене с несколько виноватым видом, как и всегда.
– Ну, графинюшка! Какое saute au madere [сотэ на мадере] из рябчиков будет, ma chere! Я попробовал; не даром я за Тараску тысячу рублей дал. Стоит!
Он сел подле жены, облокотив молодецки руки на колена и взъерошивая седые волосы.
– Что прикажете, графинюшка?
– Вот что, мой друг, – что это у тебя запачкано здесь? – сказала она, указывая на жилет. – Это сотэ, верно, – прибавила она улыбаясь. – Вот что, граф: мне денег нужно.
Лицо ее стало печально.
– Ах, графинюшка!…
И граф засуетился, доставая бумажник.
– Мне много надо, граф, мне пятьсот рублей надо.
И она, достав батистовый платок, терла им жилет мужа.
– Сейчас, сейчас. Эй, кто там? – крикнул он таким голосом, каким кричат только люди, уверенные, что те, кого они кличут, стремглав бросятся на их зов. – Послать ко мне Митеньку!
Митенька, тот дворянский сын, воспитанный у графа, который теперь заведывал всеми его делами, тихими шагами вошел в комнату.
– Вот что, мой милый, – сказал граф вошедшему почтительному молодому человеку. – Принеси ты мне… – он задумался. – Да, 700 рублей, да. Да смотри, таких рваных и грязных, как тот раз, не приноси, а хороших, для графини.
– Да, Митенька, пожалуйста, чтоб чистенькие, – сказала графиня, грустно вздыхая.
– Ваше сиятельство, когда прикажете доставить? – сказал Митенька. – Изволите знать, что… Впрочем, не извольте беспокоиться, – прибавил он, заметив, как граф уже начал тяжело и часто дышать, что всегда было признаком начинавшегося гнева. – Я было и запамятовал… Сию минуту прикажете доставить?
– Да, да, то то, принеси. Вот графине отдай.
– Экое золото у меня этот Митенька, – прибавил граф улыбаясь, когда молодой человек вышел. – Нет того, чтобы нельзя. Я же этого терпеть не могу. Всё можно.
– Ах, деньги, граф, деньги, сколько от них горя на свете! – сказала графиня. – А эти деньги мне очень нужны.
– Вы, графинюшка, мотовка известная, – проговорил граф и, поцеловав у жены руку, ушел опять в кабинет.
Когда Анна Михайловна вернулась опять от Безухого, у графини лежали уже деньги, всё новенькими бумажками, под платком на столике, и Анна Михайловна заметила, что графиня чем то растревожена.
– Ну, что, мой друг? – спросила графиня.
– Ах, в каком он ужасном положении! Его узнать нельзя, он так плох, так плох; я минутку побыла и двух слов не сказала…
– Annette, ради Бога, не откажи мне, – сказала вдруг графиня, краснея, что так странно было при ее немолодом, худом и важном лице, доставая из под платка деньги.
Анна Михайловна мгновенно поняла, в чем дело, и уж нагнулась, чтобы в должную минуту ловко обнять графиню.
– Вот Борису от меня, на шитье мундира…
Анна Михайловна уж обнимала ее и плакала. Графиня плакала тоже. Плакали они о том, что они дружны; и о том, что они добры; и о том, что они, подруги молодости, заняты таким низким предметом – деньгами; и о том, что молодость их прошла… Но слезы обеих были приятны…


Графиня Ростова с дочерьми и уже с большим числом гостей сидела в гостиной. Граф провел гостей мужчин в кабинет, предлагая им свою охотницкую коллекцию турецких трубок. Изредка он выходил и спрашивал: не приехала ли? Ждали Марью Дмитриевну Ахросимову, прозванную в обществе le terrible dragon, [страшный дракон,] даму знаменитую не богатством, не почестями, но прямотой ума и откровенною простотой обращения. Марью Дмитриевну знала царская фамилия, знала вся Москва и весь Петербург, и оба города, удивляясь ей, втихомолку посмеивались над ее грубостью, рассказывали про нее анекдоты; тем не менее все без исключения уважали и боялись ее.
В кабинете, полном дыма, шел разговор о войне, которая была объявлена манифестом, о наборе. Манифеста еще никто не читал, но все знали о его появлении. Граф сидел на отоманке между двумя курившими и разговаривавшими соседями. Граф сам не курил и не говорил, а наклоняя голову, то на один бок, то на другой, с видимым удовольствием смотрел на куривших и слушал разговор двух соседей своих, которых он стравил между собой.
Один из говоривших был штатский, с морщинистым, желчным и бритым худым лицом, человек, уже приближавшийся к старости, хотя и одетый, как самый модный молодой человек; он сидел с ногами на отоманке с видом домашнего человека и, сбоку запустив себе далеко в рот янтарь, порывисто втягивал дым и жмурился. Это был старый холостяк Шиншин, двоюродный брат графини, злой язык, как про него говорили в московских гостиных. Он, казалось, снисходил до своего собеседника. Другой, свежий, розовый, гвардейский офицер, безупречно вымытый, застегнутый и причесанный, держал янтарь у середины рта и розовыми губами слегка вытягивал дымок, выпуская его колечками из красивого рта. Это был тот поручик Берг, офицер Семеновского полка, с которым Борис ехал вместе в полк и которым Наташа дразнила Веру, старшую графиню, называя Берга ее женихом. Граф сидел между ними и внимательно слушал. Самое приятное для графа занятие, за исключением игры в бостон, которую он очень любил, было положение слушающего, особенно когда ему удавалось стравить двух говорливых собеседников.
– Ну, как же, батюшка, mon tres honorable [почтеннейший] Альфонс Карлыч, – говорил Шиншин, посмеиваясь и соединяя (в чем и состояла особенность его речи) самые народные русские выражения с изысканными французскими фразами. – Vous comptez vous faire des rentes sur l'etat, [Вы рассчитываете иметь доход с казны,] с роты доходец получать хотите?
– Нет с, Петр Николаич, я только желаю показать, что в кавалерии выгод гораздо меньше против пехоты. Вот теперь сообразите, Петр Николаич, мое положение…
Берг говорил всегда очень точно, спокойно и учтиво. Разговор его всегда касался только его одного; он всегда спокойно молчал, пока говорили о чем нибудь, не имеющем прямого к нему отношения. И молчать таким образом он мог несколько часов, не испытывая и не производя в других ни малейшего замешательства. Но как скоро разговор касался его лично, он начинал говорить пространно и с видимым удовольствием.
– Сообразите мое положение, Петр Николаич: будь я в кавалерии, я бы получал не более двухсот рублей в треть, даже и в чине поручика; а теперь я получаю двести тридцать, – говорил он с радостною, приятною улыбкой, оглядывая Шиншина и графа, как будто для него было очевидно, что его успех всегда будет составлять главную цель желаний всех остальных людей.
– Кроме того, Петр Николаич, перейдя в гвардию, я на виду, – продолжал Берг, – и вакансии в гвардейской пехоте гораздо чаще. Потом, сами сообразите, как я мог устроиться из двухсот тридцати рублей. А я откладываю и еще отцу посылаю, – продолжал он, пуская колечко.
– La balance у est… [Баланс установлен…] Немец на обухе молотит хлебец, comme dit le рroverbe, [как говорит пословица,] – перекладывая янтарь на другую сторону ртa, сказал Шиншин и подмигнул графу.
Граф расхохотался. Другие гости, видя, что Шиншин ведет разговор, подошли послушать. Берг, не замечая ни насмешки, ни равнодушия, продолжал рассказывать о том, как переводом в гвардию он уже выиграл чин перед своими товарищами по корпусу, как в военное время ротного командира могут убить, и он, оставшись старшим в роте, может очень легко быть ротным, и как в полку все любят его, и как его папенька им доволен. Берг, видимо, наслаждался, рассказывая всё это, и, казалось, не подозревал того, что у других людей могли быть тоже свои интересы. Но всё, что он рассказывал, было так мило степенно, наивность молодого эгоизма его была так очевидна, что он обезоруживал своих слушателей.
– Ну, батюшка, вы и в пехоте, и в кавалерии, везде пойдете в ход; это я вам предрекаю, – сказал Шиншин, трепля его по плечу и спуская ноги с отоманки.
Берг радостно улыбнулся. Граф, а за ним и гости вышли в гостиную.

Было то время перед званым обедом, когда собравшиеся гости не начинают длинного разговора в ожидании призыва к закуске, а вместе с тем считают необходимым шевелиться и не молчать, чтобы показать, что они нисколько не нетерпеливы сесть за стол. Хозяева поглядывают на дверь и изредка переглядываются между собой. Гости по этим взглядам стараются догадаться, кого или чего еще ждут: важного опоздавшего родственника или кушанья, которое еще не поспело.
Пьер приехал перед самым обедом и неловко сидел посредине гостиной на первом попавшемся кресле, загородив всем дорогу. Графиня хотела заставить его говорить, но он наивно смотрел в очки вокруг себя, как бы отыскивая кого то, и односложно отвечал на все вопросы графини. Он был стеснителен и один не замечал этого. Большая часть гостей, знавшая его историю с медведем, любопытно смотрели на этого большого толстого и смирного человека, недоумевая, как мог такой увалень и скромник сделать такую штуку с квартальным.
– Вы недавно приехали? – спрашивала у него графиня.
– Oui, madame, [Да, сударыня,] – отвечал он, оглядываясь.
– Вы не видали моего мужа?
– Non, madame. [Нет, сударыня.] – Он улыбнулся совсем некстати.
– Вы, кажется, недавно были в Париже? Я думаю, очень интересно.
– Очень интересно..
Графиня переглянулась с Анной Михайловной. Анна Михайловна поняла, что ее просят занять этого молодого человека, и, подсев к нему, начала говорить об отце; но так же, как и графине, он отвечал ей только односложными словами. Гости были все заняты между собой. Les Razoumovsky… ca a ete charmant… Vous etes bien bonne… La comtesse Apraksine… [Разумовские… Это было восхитительно… Вы очень добры… Графиня Апраксина…] слышалось со всех сторон. Графиня встала и пошла в залу.
– Марья Дмитриевна? – послышался ее голос из залы.
– Она самая, – послышался в ответ грубый женский голос, и вслед за тем вошла в комнату Марья Дмитриевна.
Все барышни и даже дамы, исключая самых старых, встали. Марья Дмитриевна остановилась в дверях и, с высоты своего тучного тела, высоко держа свою с седыми буклями пятидесятилетнюю голову, оглядела гостей и, как бы засучиваясь, оправила неторопливо широкие рукава своего платья. Марья Дмитриевна всегда говорила по русски.
– Имениннице дорогой с детками, – сказала она своим громким, густым, подавляющим все другие звуки голосом. – Ты что, старый греховодник, – обратилась она к графу, целовавшему ее руку, – чай, скучаешь в Москве? Собак гонять негде? Да что, батюшка, делать, вот как эти пташки подрастут… – Она указывала на девиц. – Хочешь – не хочешь, надо женихов искать.
– Ну, что, казак мой? (Марья Дмитриевна казаком называла Наташу) – говорила она, лаская рукой Наташу, подходившую к ее руке без страха и весело. – Знаю, что зелье девка, а люблю.
Она достала из огромного ридикюля яхонтовые сережки грушками и, отдав их именинно сиявшей и разрумянившейся Наташе, тотчас же отвернулась от нее и обратилась к Пьеру.
– Э, э! любезный! поди ка сюда, – сказала она притворно тихим и тонким голосом. – Поди ка, любезный…
И она грозно засучила рукава еще выше.
Пьер подошел, наивно глядя на нее через очки.
– Подойди, подойди, любезный! Я и отцу то твоему правду одна говорила, когда он в случае был, а тебе то и Бог велит.
Она помолчала. Все молчали, ожидая того, что будет, и чувствуя, что было только предисловие.
– Хорош, нечего сказать! хорош мальчик!… Отец на одре лежит, а он забавляется, квартального на медведя верхом сажает. Стыдно, батюшка, стыдно! Лучше бы на войну шел.
Она отвернулась и подала руку графу, который едва удерживался от смеха.
– Ну, что ж, к столу, я чай, пора? – сказала Марья Дмитриевна.
Впереди пошел граф с Марьей Дмитриевной; потом графиня, которую повел гусарский полковник, нужный человек, с которым Николай должен был догонять полк. Анна Михайловна – с Шиншиным. Берг подал руку Вере. Улыбающаяся Жюли Карагина пошла с Николаем к столу. За ними шли еще другие пары, протянувшиеся по всей зале, и сзади всех по одиночке дети, гувернеры и гувернантки. Официанты зашевелились, стулья загремели, на хорах заиграла музыка, и гости разместились. Звуки домашней музыки графа заменились звуками ножей и вилок, говора гостей, тихих шагов официантов.
На одном конце стола во главе сидела графиня. Справа Марья Дмитриевна, слева Анна Михайловна и другие гостьи. На другом конце сидел граф, слева гусарский полковник, справа Шиншин и другие гости мужского пола. С одной стороны длинного стола молодежь постарше: Вера рядом с Бергом, Пьер рядом с Борисом; с другой стороны – дети, гувернеры и гувернантки. Граф из за хрусталя, бутылок и ваз с фруктами поглядывал на жену и ее высокий чепец с голубыми лентами и усердно подливал вина своим соседям, не забывая и себя. Графиня так же, из за ананасов, не забывая обязанности хозяйки, кидала значительные взгляды на мужа, которого лысина и лицо, казалось ей, своею краснотой резче отличались от седых волос. На дамском конце шло равномерное лепетанье; на мужском всё громче и громче слышались голоса, особенно гусарского полковника, который так много ел и пил, всё более и более краснея, что граф уже ставил его в пример другим гостям. Берг с нежной улыбкой говорил с Верой о том, что любовь есть чувство не земное, а небесное. Борис называл новому своему приятелю Пьеру бывших за столом гостей и переглядывался с Наташей, сидевшей против него. Пьер мало говорил, оглядывал новые лица и много ел. Начиная от двух супов, из которых он выбрал a la tortue, [черепаховый,] и кулебяки и до рябчиков он не пропускал ни одного блюда и ни одного вина, которое дворецкий в завернутой салфеткою бутылке таинственно высовывал из за плеча соседа, приговаривая или «дрей мадера», или «венгерское», или «рейнвейн». Он подставлял первую попавшуюся из четырех хрустальных, с вензелем графа, рюмок, стоявших перед каждым прибором, и пил с удовольствием, всё с более и более приятным видом поглядывая на гостей. Наташа, сидевшая против него, глядела на Бориса, как глядят девочки тринадцати лет на мальчика, с которым они в первый раз только что поцеловались и в которого они влюблены. Этот самый взгляд ее иногда обращался на Пьера, и ему под взглядом этой смешной, оживленной девочки хотелось смеяться самому, не зная чему.
Николай сидел далеко от Сони, подле Жюли Карагиной, и опять с той же невольной улыбкой что то говорил с ней. Соня улыбалась парадно, но, видимо, мучилась ревностью: то бледнела, то краснела и всеми силами прислушивалась к тому, что говорили между собою Николай и Жюли. Гувернантка беспокойно оглядывалась, как бы приготавливаясь к отпору, ежели бы кто вздумал обидеть детей. Гувернер немец старался запомнить вое роды кушаний, десертов и вин с тем, чтобы описать всё подробно в письме к домашним в Германию, и весьма обижался тем, что дворецкий, с завернутою в салфетку бутылкой, обносил его. Немец хмурился, старался показать вид, что он и не желал получить этого вина, но обижался потому, что никто не хотел понять, что вино нужно было ему не для того, чтобы утолить жажду, не из жадности, а из добросовестной любознательности.


На мужском конце стола разговор всё более и более оживлялся. Полковник рассказал, что манифест об объявлении войны уже вышел в Петербурге и что экземпляр, который он сам видел, доставлен ныне курьером главнокомандующему.
– И зачем нас нелегкая несет воевать с Бонапартом? – сказал Шиншин. – II a deja rabattu le caquet a l'Autriche. Je crains, que cette fois ce ne soit notre tour. [Он уже сбил спесь с Австрии. Боюсь, не пришел бы теперь наш черед.]
Полковник был плотный, высокий и сангвинический немец, очевидно, служака и патриот. Он обиделся словами Шиншина.
– А затэ м, мы лосты вый государ, – сказал он, выговаривая э вместо е и ъ вместо ь . – Затэм, что импэ ратор это знаэ т. Он в манифэ стэ сказал, что нэ можэ т смотрэт равнодушно на опасности, угрожающие России, и что бэ зопасност империи, достоинство ее и святост союзов , – сказал он, почему то особенно налегая на слово «союзов», как будто в этом была вся сущность дела.
И с свойственною ему непогрешимою, официальною памятью он повторил вступительные слова манифеста… «и желание, единственную и непременную цель государя составляющее: водворить в Европе на прочных основаниях мир – решили его двинуть ныне часть войска за границу и сделать к достижению „намерения сего новые усилия“.
– Вот зачэм, мы лосты вый государ, – заключил он, назидательно выпивая стакан вина и оглядываясь на графа за поощрением.
– Connaissez vous le proverbe: [Знаете пословицу:] «Ерема, Ерема, сидел бы ты дома, точил бы свои веретена», – сказал Шиншин, морщась и улыбаясь. – Cela nous convient a merveille. [Это нам кстати.] Уж на что Суворова – и того расколотили, a plate couture, [на голову,] а где y нас Суворовы теперь? Je vous demande un peu, [Спрашиваю я вас,] – беспрестанно перескакивая с русского на французский язык, говорил он.
– Мы должны и драться до послэ днэ капли кров, – сказал полковник, ударяя по столу, – и умэ р р рэ т за своэ го импэ ратора, и тогда всэ й будэ т хорошо. А рассуждать как мо о ожно (он особенно вытянул голос на слове «можно»), как мо о ожно менше, – докончил он, опять обращаясь к графу. – Так старые гусары судим, вот и всё. А вы как судитэ , молодой человек и молодой гусар? – прибавил он, обращаясь к Николаю, который, услыхав, что дело шло о войне, оставил свою собеседницу и во все глаза смотрел и всеми ушами слушал полковника.
– Совершенно с вами согласен, – отвечал Николай, весь вспыхнув, вертя тарелку и переставляя стаканы с таким решительным и отчаянным видом, как будто в настоящую минуту он подвергался великой опасности, – я убежден, что русские должны умирать или побеждать, – сказал он, сам чувствуя так же, как и другие, после того как слово уже было сказано, что оно было слишком восторженно и напыщенно для настоящего случая и потому неловко.
– C'est bien beau ce que vous venez de dire, [Прекрасно! прекрасно то, что вы сказали,] – сказала сидевшая подле него Жюли, вздыхая. Соня задрожала вся и покраснела до ушей, за ушами и до шеи и плеч, в то время как Николай говорил. Пьер прислушался к речам полковника и одобрительно закивал головой.
– Вот это славно, – сказал он.
– Настоящэ й гусар, молодой человэк, – крикнул полковник, ударив опять по столу.
– О чем вы там шумите? – вдруг послышался через стол басистый голос Марьи Дмитриевны. – Что ты по столу стучишь? – обратилась она к гусару, – на кого ты горячишься? верно, думаешь, что тут французы перед тобой?
– Я правду говору, – улыбаясь сказал гусар.
– Всё о войне, – через стол прокричал граф. – Ведь у меня сын идет, Марья Дмитриевна, сын идет.
– А у меня четыре сына в армии, а я не тужу. На всё воля Божья: и на печи лежа умрешь, и в сражении Бог помилует, – прозвучал без всякого усилия, с того конца стола густой голос Марьи Дмитриевны.
– Это так.
И разговор опять сосредоточился – дамский на своем конце стола, мужской на своем.
– А вот не спросишь, – говорил маленький брат Наташе, – а вот не спросишь!
– Спрошу, – отвечала Наташа.
Лицо ее вдруг разгорелось, выражая отчаянную и веселую решимость. Она привстала, приглашая взглядом Пьера, сидевшего против нее, прислушаться, и обратилась к матери:
– Мама! – прозвучал по всему столу ее детски грудной голос.
– Что тебе? – спросила графиня испуганно, но, по лицу дочери увидев, что это была шалость, строго замахала ей рукой, делая угрожающий и отрицательный жест головой.
Разговор притих.
– Мама! какое пирожное будет? – еще решительнее, не срываясь, прозвучал голосок Наташи.
Графиня хотела хмуриться, но не могла. Марья Дмитриевна погрозила толстым пальцем.
– Казак, – проговорила она с угрозой.
Большинство гостей смотрели на старших, не зная, как следует принять эту выходку.
– Вот я тебя! – сказала графиня.
– Мама! что пирожное будет? – закричала Наташа уже смело и капризно весело, вперед уверенная, что выходка ее будет принята хорошо.
Соня и толстый Петя прятались от смеха.
– Вот и спросила, – прошептала Наташа маленькому брату и Пьеру, на которого она опять взглянула.
– Мороженое, только тебе не дадут, – сказала Марья Дмитриевна.
Наташа видела, что бояться нечего, и потому не побоялась и Марьи Дмитриевны.
– Марья Дмитриевна? какое мороженое! Я сливочное не люблю.
– Морковное.
– Нет, какое? Марья Дмитриевна, какое? – почти кричала она. – Я хочу знать!
Марья Дмитриевна и графиня засмеялись, и за ними все гости. Все смеялись не ответу Марьи Дмитриевны, но непостижимой смелости и ловкости этой девочки, умевшей и смевшей так обращаться с Марьей Дмитриевной.
Наташа отстала только тогда, когда ей сказали, что будет ананасное. Перед мороженым подали шампанское. Опять заиграла музыка, граф поцеловался с графинюшкою, и гости, вставая, поздравляли графиню, через стол чокались с графом, детьми и друг с другом. Опять забегали официанты, загремели стулья, и в том же порядке, но с более красными лицами, гости вернулись в гостиную и кабинет графа.


Раздвинули бостонные столы, составили партии, и гости графа разместились в двух гостиных, диванной и библиотеке.
Граф, распустив карты веером, с трудом удерживался от привычки послеобеденного сна и всему смеялся. Молодежь, подстрекаемая графиней, собралась около клавикорд и арфы. Жюли первая, по просьбе всех, сыграла на арфе пьеску с вариациями и вместе с другими девицами стала просить Наташу и Николая, известных своею музыкальностью, спеть что нибудь. Наташа, к которой обратились как к большой, была, видимо, этим очень горда, но вместе с тем и робела.
– Что будем петь? – спросила она.
– «Ключ», – отвечал Николай.
– Ну, давайте скорее. Борис, идите сюда, – сказала Наташа. – А где же Соня?
Она оглянулась и, увидав, что ее друга нет в комнате, побежала за ней.
Вбежав в Сонину комнату и не найдя там свою подругу, Наташа пробежала в детскую – и там не было Сони. Наташа поняла, что Соня была в коридоре на сундуке. Сундук в коридоре был место печалей женского молодого поколения дома Ростовых. Действительно, Соня в своем воздушном розовом платьице, приминая его, лежала ничком на грязной полосатой няниной перине, на сундуке и, закрыв лицо пальчиками, навзрыд плакала, подрагивая своими оголенными плечиками. Лицо Наташи, оживленное, целый день именинное, вдруг изменилось: глаза ее остановились, потом содрогнулась ее широкая шея, углы губ опустились.
– Соня! что ты?… Что, что с тобой? У у у!…
И Наташа, распустив свой большой рот и сделавшись совершенно дурною, заревела, как ребенок, не зная причины и только оттого, что Соня плакала. Соня хотела поднять голову, хотела отвечать, но не могла и еще больше спряталась. Наташа плакала, присев на синей перине и обнимая друга. Собравшись с силами, Соня приподнялась, начала утирать слезы и рассказывать.
– Николенька едет через неделю, его… бумага… вышла… он сам мне сказал… Да я бы всё не плакала… (она показала бумажку, которую держала в руке: то были стихи, написанные Николаем) я бы всё не плакала, но ты не можешь… никто не может понять… какая у него душа.
И она опять принялась плакать о том, что душа его была так хороша.
– Тебе хорошо… я не завидую… я тебя люблю, и Бориса тоже, – говорила она, собравшись немного с силами, – он милый… для вас нет препятствий. А Николай мне cousin… надобно… сам митрополит… и то нельзя. И потом, ежели маменьке… (Соня графиню и считала и называла матерью), она скажет, что я порчу карьеру Николая, у меня нет сердца, что я неблагодарная, а право… вот ей Богу… (она перекрестилась) я так люблю и ее, и всех вас, только Вера одна… За что? Что я ей сделала? Я так благодарна вам, что рада бы всем пожертвовать, да мне нечем…
Соня не могла больше говорить и опять спрятала голову в руках и перине. Наташа начинала успокоиваться, но по лицу ее видно было, что она понимала всю важность горя своего друга.
– Соня! – сказала она вдруг, как будто догадавшись о настоящей причине огорчения кузины. – Верно, Вера с тобой говорила после обеда? Да?
– Да, эти стихи сам Николай написал, а я списала еще другие; она и нашла их у меня на столе и сказала, что и покажет их маменьке, и еще говорила, что я неблагодарная, что маменька никогда не позволит ему жениться на мне, а он женится на Жюли. Ты видишь, как он с ней целый день… Наташа! За что?…
И опять она заплакала горьче прежнего. Наташа приподняла ее, обняла и, улыбаясь сквозь слезы, стала ее успокоивать.
– Соня, ты не верь ей, душенька, не верь. Помнишь, как мы все втроем говорили с Николенькой в диванной; помнишь, после ужина? Ведь мы всё решили, как будет. Я уже не помню как, но, помнишь, как было всё хорошо и всё можно. Вот дяденьки Шиншина брат женат же на двоюродной сестре, а мы ведь троюродные. И Борис говорил, что это очень можно. Ты знаешь, я ему всё сказала. А он такой умный и такой хороший, – говорила Наташа… – Ты, Соня, не плачь, голубчик милый, душенька, Соня. – И она целовала ее, смеясь. – Вера злая, Бог с ней! А всё будет хорошо, и маменьке она не скажет; Николенька сам скажет, и он и не думал об Жюли.
И она целовала ее в голову. Соня приподнялась, и котеночек оживился, глазки заблистали, и он готов был, казалось, вот вот взмахнуть хвостом, вспрыгнуть на мягкие лапки и опять заиграть с клубком, как ему и было прилично.
– Ты думаешь? Право? Ей Богу? – сказала она, быстро оправляя платье и прическу.
– Право, ей Богу! – отвечала Наташа, оправляя своему другу под косой выбившуюся прядь жестких волос.
И они обе засмеялись.
– Ну, пойдем петь «Ключ».
– Пойдем.
– А знаешь, этот толстый Пьер, что против меня сидел, такой смешной! – сказала вдруг Наташа, останавливаясь. – Мне очень весело!
И Наташа побежала по коридору.
Соня, отряхнув пух и спрятав стихи за пазуху, к шейке с выступавшими костями груди, легкими, веселыми шагами, с раскрасневшимся лицом, побежала вслед за Наташей по коридору в диванную. По просьбе гостей молодые люди спели квартет «Ключ», который всем очень понравился; потом Николай спел вновь выученную им песню.
В приятну ночь, при лунном свете,
Представить счастливо себе,
Что некто есть еще на свете,
Кто думает и о тебе!
Что и она, рукой прекрасной,
По арфе золотой бродя,
Своей гармониею страстной
Зовет к себе, зовет тебя!
Еще день, два, и рай настанет…
Но ах! твой друг не доживет!
И он не допел еще последних слов, когда в зале молодежь приготовилась к танцам и на хорах застучали ногами и закашляли музыканты.

Пьер сидел в гостиной, где Шиншин, как с приезжим из за границы, завел с ним скучный для Пьера политический разговор, к которому присоединились и другие. Когда заиграла музыка, Наташа вошла в гостиную и, подойдя прямо к Пьеру, смеясь и краснея, сказала:
– Мама велела вас просить танцовать.
– Я боюсь спутать фигуры, – сказал Пьер, – но ежели вы хотите быть моим учителем…
И он подал свою толстую руку, низко опуская ее, тоненькой девочке.
Пока расстанавливались пары и строили музыканты, Пьер сел с своей маленькой дамой. Наташа была совершенно счастлива; она танцовала с большим , с приехавшим из за границы . Она сидела на виду у всех и разговаривала с ним, как большая. У нее в руке был веер, который ей дала подержать одна барышня. И, приняв самую светскую позу (Бог знает, где и когда она этому научилась), она, обмахиваясь веером и улыбаясь через веер, говорила с своим кавалером.
– Какова, какова? Смотрите, смотрите, – сказала старая графиня, проходя через залу и указывая на Наташу.
Наташа покраснела и засмеялась.
– Ну, что вы, мама? Ну, что вам за охота? Что ж тут удивительного?

В середине третьего экосеза зашевелились стулья в гостиной, где играли граф и Марья Дмитриевна, и большая часть почетных гостей и старички, потягиваясь после долгого сиденья и укладывая в карманы бумажники и кошельки, выходили в двери залы. Впереди шла Марья Дмитриевна с графом – оба с веселыми лицами. Граф с шутливою вежливостью, как то по балетному, подал округленную руку Марье Дмитриевне. Он выпрямился, и лицо его озарилось особенною молодецки хитрою улыбкой, и как только дотанцовали последнюю фигуру экосеза, он ударил в ладоши музыкантам и закричал на хоры, обращаясь к первой скрипке:
– Семен! Данилу Купора знаешь?
Это был любимый танец графа, танцованный им еще в молодости. (Данило Купор была собственно одна фигура англеза .)
– Смотрите на папа, – закричала на всю залу Наташа (совершенно забыв, что она танцует с большим), пригибая к коленам свою кудрявую головку и заливаясь своим звонким смехом по всей зале.
Действительно, всё, что только было в зале, с улыбкою радости смотрело на веселого старичка, который рядом с своею сановитою дамой, Марьей Дмитриевной, бывшей выше его ростом, округлял руки, в такт потряхивая ими, расправлял плечи, вывертывал ноги, слегка притопывая, и всё более и более распускавшеюся улыбкой на своем круглом лице приготовлял зрителей к тому, что будет. Как только заслышались веселые, вызывающие звуки Данилы Купора, похожие на развеселого трепачка, все двери залы вдруг заставились с одной стороны мужскими, с другой – женскими улыбающимися лицами дворовых, вышедших посмотреть на веселящегося барина.
– Батюшка то наш! Орел! – проговорила громко няня из одной двери.
Граф танцовал хорошо и знал это, но его дама вовсе не умела и не хотела хорошо танцовать. Ее огромное тело стояло прямо с опущенными вниз мощными руками (она передала ридикюль графине); только одно строгое, но красивое лицо ее танцовало. Что выражалось во всей круглой фигуре графа, у Марьи Дмитриевны выражалось лишь в более и более улыбающемся лице и вздергивающемся носе. Но зато, ежели граф, всё более и более расходясь, пленял зрителей неожиданностью ловких выверток и легких прыжков своих мягких ног, Марья Дмитриевна малейшим усердием при движении плеч или округлении рук в поворотах и притопываньях, производила не меньшее впечатление по заслуге, которую ценил всякий при ее тучности и всегдашней суровости. Пляска оживлялась всё более и более. Визави не могли ни на минуту обратить на себя внимания и даже не старались о том. Всё было занято графом и Марьею Дмитриевной. Наташа дергала за рукава и платье всех присутствовавших, которые и без того не спускали глаз с танцующих, и требовала, чтоб смотрели на папеньку. Граф в промежутках танца тяжело переводил дух, махал и кричал музыкантам, чтоб они играли скорее. Скорее, скорее и скорее, лише, лише и лише развертывался граф, то на цыпочках, то на каблуках, носясь вокруг Марьи Дмитриевны и, наконец, повернув свою даму к ее месту, сделал последнее па, подняв сзади кверху свою мягкую ногу, склонив вспотевшую голову с улыбающимся лицом и округло размахнув правою рукой среди грохота рукоплесканий и хохота, особенно Наташи. Оба танцующие остановились, тяжело переводя дыхание и утираясь батистовыми платками.


Источник — «http://wiki-org.ru/wiki/index.php?title=Католицизм_в_России&oldid=81605550»