Католицизм в Румынии

Католицизм в Румынии. Католическая церковь Румынии (рум. Biserica Romano-Catolică din România) — часть всемирной Католической церкви.

В то время, как большинство румын исповедует православие, католицизм является второй по численности религиозной деноминацией страны. По данным переписи 2002 года в стране проживает 1 028 401 человек (4,7 %) римско-католического вероисповедания. 191 556 человек (0,9 %) по данным переписи принадлежит к грекокатоликам.

Римо-католики в основном сосредоточены на западе страны, в Трансильвании. В 1992 году по данным румынского Министерства культуры и религии католиков латинского обряда было около 1,2 миллиона, из которых 770 000 составляли этнические венгры, 360 000 — этнические румыны и 70 000 — этнические немцы.

Румынские грекокатолики объединены в Румынскую грекокатолическую церковь, носящую с 2005 года статус Верховного Архиепископства. Данные о численности грекокатоликов разнятся и служат предметом дискуссий. Если по сведениям ватиканского Annuario Pontificio в 2007 году насчитывалось более 776 000 прихожан, то по переписи населения Румынии, проведённой в 2002 году, грекокатоликов было всего 191 556 человек. Справочник catholic-hierarchy приводит цифру в 758 000 человек. Большинство прихожан церкви сосредоточено в северо-западных регионах страны.

История

Церковная организация на территории Румынии известна с IV века. Существовавшая здесь римская провинция Дакия входила в область Иллирика, почему и дакийские епископы находились в ведении архиепископа Сирмийского, подлежавшего юрисдикции Римского епископа. После разрушения Сирмии гуннами (V век) церковная область Дакии перешла в юрисдикцию архиепископа Солунского, подчинявшегося то Риму, то Константинополю. По учреждении в VI веке императором Юстинианом I в родном своем городе — первой Юстиниане (Justimana prima) — центра церковной администрации Дакия была подчинена последнему.

История католицизма на территории современной Румынии после раскола христианской церкви тесно связано с Трансильванией, входившей в то время в состав венгерского королевства. Старейшая католическая епархия Румынии с центром в Алба-Юлии была основана в конце XI веке при короле Ласло Святом.

Центрами других епархий стали Ченад (венг. Csanád) и Орадя (венг. Nagyvárad). Епархии подчинялись венгерской митрополии с центром в Калоче. В XIII веке первые католические миссионеры из Трансильвании были посланы в карпатский регион, где к тому времени уже действовали структуры православной церкви. Основанный здесь католический «Диоцез Кумании» просуществовал до монгольского вторжения. В XIV веке были основаны независимые княжества Молдавия и Валахия, которые были в своей основе православными по населению, но с определённым католическим присутствием. Положение католиков в этих княжествах зависело от политических отношений их правителей с Венгерским королевством, и могло резко меняться. Так в период правления Владислава I, боровшегося с венгерским королём Людовиком I, в Валахии были приняты антикатолические законы, а молдавский воевода Лацко даже сам принял католицизм и безуспешно пытался сделать его государственной религией.

После битвы при Мохаче (1526 год), когда большая часть Венгрии была завоёвана Османской империей, Трансильвания попала под власть местного воеводы Яноша Запольяи, зависимого от Турции (см. Восточно-Венгерское королевство). В этот период в Трансильванию пришло реформационное движение, добившиеся больших успехов и сильно пошатнувшее позиции католиков. Епархия в Алба-Юлии была ликвидирована. Сын Яноша — Янош II Сигизмунд, в 1568 году провозгласил Тордский эдикт о свободе религии и уравнял в правах католиков и протестантов. Епархия в Алба-Юлии была восстановлена в 70-е годы при князе Стефане Баторие. Контрреформация в регионе в основном связана с деятельностью иезуитов, которые основали в 1581 году университет в Клуже. Правители Трансильвании, Молдавии и Валахии относились к деятельности иезуитов по разному, в 1579 году они были приглашены для поддержки католической веры, в 1588 году вновь изгнаны

В XVII веке религиозные противоречия усилились. В 1601 году католический епископ был изгнан из Албы Юлии. К 1690 году католики составляли меньшинство в Трансильвании. Вместе с тем, ряд католических инициатив был успешен, так францисканская миссия среди чангошей привела к переходу в католицизм большинства представителей этого этноса. Во второй половине XVII века в Трансильванию, Молдавию и Валахию, несмотря на периодические анти-иезуитские постановления князей, прибыло большое число иезуитов из Речи Посполитой, основавших колледжи в Яссах и Котнари. В XVII веке многие из армян, проживавших главным образом в Герле (Армянополисе) и окрестностях, стали членами армянской католической церкви. После поражения турок в битве при Вене в 1683 году значительная часть ранее занимаемых ими территорий отошла к Австрийской державе, в том числе и Трансильвания. Император Австрии Леопольд I поддерживал идею унии православных румын Трансильвании с Римом. В 1700 году значительная часть трансильванских румын во главе с епископом Афанасием Ангелом вошли в полное общение со Святым Престолом, образовав Румынскую грекокатолическую церковь. Греко-католики Трансильвании были объединены в две епархии и подчинены латинскому епископу венгерского города Эстергом. С 1737 года центром грекокатолической церкви Румынии стал город Блаж.

В остававшихся независимыми Молдавии и Валахии католики составляли меньшинство, в конце XVIII — начале XIX веков там существовал апостольский викариат. После Объединения Молдавии и Валахии в 1859 году и создания в 1881 году королевства Румыния, Бухарестская епархия была повышена в статусе до архиепархии. В 1884 году в Бухаресте построен католический собор св. Иосифа. Румынские власти благожелательно относились к деятельности католических организаций, занимавшихся благотворительностью и образованием, так к 1913 году Братья христианских школ открыли школы для мальчиков в Бухаресте.

После Первой мировой войны, когда к Румынии была присоединена Трансильвания, католики обоих обрядов составляли в объединённом государстве 13-14 % населения. Конституция Румынии 1923 года признала Румынскую православную церковь национальной церковью страны, со Святым Престолом после длительных переговоров был заключён конкордат, утверждённый Румынией в 1929 году, а Святым Престолом в 1930 году. После заключения конкордата католический архиепископ Бухареста получил статус митрополита. Согласно переписи населения 1930 года 7,9 % населения страны исповедовали грекокатолицизм, 6,8 % — римо-католицизм.

После Второй мировой войны к власти в стране пришёл коммунистический режим. Грекокатолическая церковь подверглась жестоким гонениям. В 1948 году она была юридически ликвидирована, а всё имущество передано Румынской православной церкви. Шесть епископов были арестованы, пять из них вскоре умерло в тюрьме, а шестой — Юлий Хосса — умер в 1970 году в монастыре под домашним арестом. Уже после смерти Хоссы папа Павел VI объявил, что он был кардиналом in pectore. Церковь существовала только в подполье. В 1950 году Румыния разорвала дипломатические отношения со Святым Престолом, нунций был выслан из страны. В стране остались лишь две епархии латинского обряда с центрами в Бухаресте и Алба-Юлии, их деятельность контролировалась государством. Священник Владимир Гика, замученный в 1954 году в тюрьме, был беатифицирован в 2013 году.

После падения коммунистического режима в 1989 году деятельность католической церкви в стране нормализовалась, а грекокатолики Румынии смогли выйти из подполья. Ликвидированные коммунистами латинские и грекокатолические епархии были воссозданы. В мае 1990 года вновь установлены дипломатические отношения с Ватиканом. 16 декабря 2005 года папа Бенедикт XVI предоставил Румынской грекокатолической церкви статус Верховного Архиепископства.

Структура

Всего в Румынии существует 12 католических епархий: 6 — латинского обряда (включая две архиепархии), 6 — грекокатолических и 1 ординариат армян-католиков.

Латинская Архиепархия Алба-Юлии имеет статус архиепархии прямого подчинения Святому Престолу, в то время как архиепархия Бухареста является митрополией, ей подчинены другие 4 епархии латинского обряда. Румынская грекокатолическая церковь состоит из архиепархии Фэгэраша и Алба-Юлии, а также суффраганных ей других 5 грекокатолических епархий.

Четыре румынских католических храма имеют почётный статус «малая базилика» — базилика Пресвятой Богородицы в Меркуря-Чук (жудец Харгита), кафедральный собор Успения в городе Орадя, базилики в городах Арад и Сучава. Базилика в Меркуря-Чук служит местом паломничества для католиков как Румынии, так и Венгрии.

Статистика по епархиям (данные 2006 года):

Епархия		Статус	Митрополия	Обряд	Число католиков	Число священников	Число приходов	Глава	Кафедральный собор	Примечания
Архиепархия Бухареста	Bucureşti	Митрополия		Латинский	91 500	119	66	Иоан Робу	Собор Святого Иосифа, Бухарест
Архиепархия Алба-Юлии	Alba Julia	Архиепархия прямого подчинения		Латинский	441 449	332	277	Дьёрдь-Миклош Якубуньи	Собор Святого Михаила, Алба-Юлия
Епархия Ясс	Iaşi	Епархия	Архиепархия Бухареста	Латинский	255 798	364	130	Петру Гергел	Собор Успения Пресвятой Богородицы, Яссы
Епархия Оради	Oradea	Епархия	Архиепархия Бухареста	Латинский	102 000	139	139	Ласло Бочкеи	Собор Успения Пресвятой Богородицы, Орадя
Епархия Сату-Маре	Satu Mare	Епархия	Архиепархия Бухареста	Латинский	70 000	62	60	Йено Шомбергер	Собор Вознесения Господня, Сату-Маре
Епархия Тимишоары	Timişoara	Епархия	Архиепархия Бухареста	Латинский	168 000	91	73	Мартин Роош	Собор Святого Георгия, Тимишоара
Архиепархия Фэгэраша и Алба-Юлии	Făgăraş şi Alba Iulia	Архиепархия, центр Верховного Архиепископства		Византийский	367 000	162	194	Верховный Архиепископ Лучиан Мурешан	Собор Святой Троицы, Блаж	архиепархия Румынской грекокатолической церкви
Епархия Клуж-Герлы	Cluj — Gherla	Епархия	Архиепархия Фэгэраша и Алба-Юлии	Византийский	60 000	160	179	Флорентин Крихэлмяну	Собор Преображения, Клуж-Напока	часть Румынской грекокатолической церкви
Епархия Оради	Oradea	Епархия	Архиепархия Фэгэраша и Алба-Юлии	Византийский	106 827	68	58	Вирджил Берчя	Собор Святого Иосифа, Орадя	часть Румынской грекокатолической церкви
Епархия Марамуреша	Maramureş	Епархия	Архиепархия Фэгэраша и Алба-Юлии	Византийский	128 490	136	154	Василе Бизау	Собор Святой Троицы, Марамуреш	часть Румынской грекокатолической церкви
Епархия Лугожа	Lugoj	Епархия	Архиепархия Фэгэраша и Алба-Юлии	Византийский	96 427	104	116	Александру Месьян	Собор Сошествия Святого Духа, Лугож	часть Румынской грекокатолической церкви
Епархия Василия Великого в Бухаресте	Sfântul Vasile cel Mare de București	Епархия	Архиепархия Фэгэраша и Алба-Юлии	Византийский				Михай Фрэцилэ	Собор Святого Василия Великого, Бухарест	часть Румынской грекокатолической церкви
ординариат для армян-католиков Румынии		ординариат прямого подчинения		Армянский	515				Армянский собор Святой Троицы г. Герла

См. также

• Религия в Румынии

Ссылки и источники

• [www.gcatholic.org/dioceses/country/RO-type.htm#metr Католическая церковь в Румынии на сайте gcatholic.org]
• [catholic-hierarchy.org/country/dro2.html Статистика католической церкви в Румынии]
• [www.catholica.ro/ Сайт Румынской конференции католических епископов]
• [www.britannica.com/EBchecked/topic/615330 Unitarianism/Transylvanian-Unitarianism] (англ.). — статья из Encyclopædia Britannica Online.

• [www.newadvent.org/cathen/15022a.htm Transylvania //Catholic Encyclopedia]
• [www.krotov.info/history/20/1960/robe_141.html Р. Роберсон. Восточные христианские церкви ]
• [www.hierarchy.religare.ru/h-uniate-rumunu.html Румынская католическая церковь]
• Romania //New Catholic Encyclopedia. Vol. 12. 2nd ed. Detroit: Gale, 2003. p329-337.

Отрывок, характеризующий Католицизм в Румынии

– Но если по каким либо причинам вам неприятен разговор со мною, – сказал старик, – то вы так и скажите, государь мой. – И он вдруг улыбнулся неожиданно, отечески нежной улыбкой.
– Ах нет, совсем нет, напротив, я очень рад познакомиться с вами, – сказал Пьер, и, взглянув еще раз на руки нового знакомца, ближе рассмотрел перстень. Он увидал на нем Адамову голову, знак масонства.
– Позвольте мне спросить, – сказал он. – Вы масон?
– Да, я принадлежу к братству свободных каменьщиков, сказал проезжий, все глубже и глубже вглядываясь в глаза Пьеру. – И от себя и от их имени протягиваю вам братскую руку.
– Я боюсь, – сказал Пьер, улыбаясь и колеблясь между доверием, внушаемым ему личностью масона, и привычкой насмешки над верованиями масонов, – я боюсь, что я очень далек от пониманья, как это сказать, я боюсь, что мой образ мыслей насчет всего мироздания так противоположен вашему, что мы не поймем друг друга.
– Мне известен ваш образ мыслей, – сказал масон, – и тот ваш образ мыслей, о котором вы говорите, и который вам кажется произведением вашего мысленного труда, есть образ мыслей большинства людей, есть однообразный плод гордости, лени и невежества. Извините меня, государь мой, ежели бы я не знал его, я бы не заговорил с вами. Ваш образ мыслей есть печальное заблуждение.
– Точно так же, как я могу предполагать, что и вы находитесь в заблуждении, – сказал Пьер, слабо улыбаясь.
– Я никогда не посмею сказать, что я знаю истину, – сказал масон, всё более и более поражая Пьера своею определенностью и твердостью речи. – Никто один не может достигнуть до истины; только камень за камнем, с участием всех, миллионами поколений, от праотца Адама и до нашего времени, воздвигается тот храм, который должен быть достойным жилищем Великого Бога, – сказал масон и закрыл глаза.
– Я должен вам сказать, я не верю, не… верю в Бога, – с сожалением и усилием сказал Пьер, чувствуя необходимость высказать всю правду.
Масон внимательно посмотрел на Пьера и улыбнулся, как улыбнулся бы богач, державший в руках миллионы, бедняку, который бы сказал ему, что нет у него, у бедняка, пяти рублей, могущих сделать его счастие.
– Да, вы не знаете Его, государь мой, – сказал масон. – Вы не можете знать Его. Вы не знаете Его, оттого вы и несчастны.
– Да, да, я несчастен, подтвердил Пьер; – но что ж мне делать?
– Вы не знаете Его, государь мой, и оттого вы очень несчастны. Вы не знаете Его, а Он здесь, Он во мне. Он в моих словах, Он в тебе, и даже в тех кощунствующих речах, которые ты произнес сейчас! – строгим дрожащим голосом сказал масон.
Он помолчал и вздохнул, видимо стараясь успокоиться.
– Ежели бы Его не было, – сказал он тихо, – мы бы с вами не говорили о Нем, государь мой. О чем, о ком мы говорили? Кого ты отрицал? – вдруг сказал он с восторженной строгостью и властью в голосе. – Кто Его выдумал, ежели Его нет? Почему явилось в тебе предположение, что есть такое непонятное существо? Почему ты и весь мир предположили существование такого непостижимого существа, существа всемогущего, вечного и бесконечного во всех своих свойствах?… – Он остановился и долго молчал.
Пьер не мог и не хотел прерывать этого молчания.
– Он есть, но понять Его трудно, – заговорил опять масон, глядя не на лицо Пьера, а перед собою, своими старческими руками, которые от внутреннего волнения не могли оставаться спокойными, перебирая листы книги. – Ежели бы это был человек, в существовании которого ты бы сомневался, я бы привел к тебе этого человека, взял бы его за руку и показал тебе. Но как я, ничтожный смертный, покажу всё всемогущество, всю вечность, всю благость Его тому, кто слеп, или тому, кто закрывает глаза, чтобы не видать, не понимать Его, и не увидать, и не понять всю свою мерзость и порочность? – Он помолчал. – Кто ты? Что ты? Ты мечтаешь о себе, что ты мудрец, потому что ты мог произнести эти кощунственные слова, – сказал он с мрачной и презрительной усмешкой, – а ты глупее и безумнее малого ребенка, который бы, играя частями искусно сделанных часов, осмелился бы говорить, что, потому что он не понимает назначения этих часов, он и не верит в мастера, который их сделал. Познать Его трудно… Мы веками, от праотца Адама и до наших дней, работаем для этого познания и на бесконечность далеки от достижения нашей цели; но в непонимании Его мы видим только нашу слабость и Его величие… – Пьер, с замиранием сердца, блестящими глазами глядя в лицо масона, слушал его, не перебивал, не спрашивал его, а всей душой верил тому, что говорил ему этот чужой человек. Верил ли он тем разумным доводам, которые были в речи масона, или верил, как верят дети интонациям, убежденности и сердечности, которые были в речи масона, дрожанию голоса, которое иногда почти прерывало масона, или этим блестящим, старческим глазам, состарившимся на том же убеждении, или тому спокойствию, твердости и знанию своего назначения, которые светились из всего существа масона, и которые особенно сильно поражали его в сравнении с своей опущенностью и безнадежностью; – но он всей душой желал верить, и верил, и испытывал радостное чувство успокоения, обновления и возвращения к жизни.
– Он не постигается умом, а постигается жизнью, – сказал масон.
– Я не понимаю, – сказал Пьер, со страхом чувствуя поднимающееся в себе сомнение. Он боялся неясности и слабости доводов своего собеседника, он боялся не верить ему. – Я не понимаю, – сказал он, – каким образом ум человеческий не может постигнуть того знания, о котором вы говорите.
Масон улыбнулся своей кроткой, отеческой улыбкой.
– Высшая мудрость и истина есть как бы чистейшая влага, которую мы хотим воспринять в себя, – сказал он. – Могу ли я в нечистый сосуд воспринять эту чистую влагу и судить о чистоте ее? Только внутренним очищением самого себя я могу до известной чистоты довести воспринимаемую влагу.
– Да, да, это так! – радостно сказал Пьер.
– Высшая мудрость основана не на одном разуме, не на тех светских науках физики, истории, химии и т. д., на которые распадается знание умственное. Высшая мудрость одна. Высшая мудрость имеет одну науку – науку всего, науку объясняющую всё мироздание и занимаемое в нем место человека. Для того чтобы вместить в себя эту науку, необходимо очистить и обновить своего внутреннего человека, и потому прежде, чем знать, нужно верить и совершенствоваться. И для достижения этих целей в душе нашей вложен свет Божий, называемый совестью.
– Да, да, – подтверждал Пьер.
– Погляди духовными глазами на своего внутреннего человека и спроси у самого себя, доволен ли ты собой. Чего ты достиг, руководясь одним умом? Что ты такое? Вы молоды, вы богаты, вы умны, образованы, государь мой. Что вы сделали из всех этих благ, данных вам? Довольны ли вы собой и своей жизнью?
– Нет, я ненавижу свою жизнь, – сморщась проговорил Пьер.
– Ты ненавидишь, так измени ее, очисти себя, и по мере очищения ты будешь познавать мудрость. Посмотрите на свою жизнь, государь мой. Как вы проводили ее? В буйных оргиях и разврате, всё получая от общества и ничего не отдавая ему. Вы получили богатство. Как вы употребили его? Что вы сделали для ближнего своего? Подумали ли вы о десятках тысяч ваших рабов, помогли ли вы им физически и нравственно? Нет. Вы пользовались их трудами, чтоб вести распутную жизнь. Вот что вы сделали. Избрали ли вы место служения, где бы вы приносили пользу своему ближнему? Нет. Вы в праздности проводили свою жизнь. Потом вы женились, государь мой, взяли на себя ответственность в руководстве молодой женщины, и что же вы сделали? Вы не помогли ей, государь мой, найти путь истины, а ввергли ее в пучину лжи и несчастья. Человек оскорбил вас, и вы убили его, и вы говорите, что вы не знаете Бога, и что вы ненавидите свою жизнь. Тут нет ничего мудреного, государь мой! – После этих слов, масон, как бы устав от продолжительного разговора, опять облокотился на спинку дивана и закрыл глаза. Пьер смотрел на это строгое, неподвижное, старческое, почти мертвое лицо, и беззвучно шевелил губами. Он хотел сказать: да, мерзкая, праздная, развратная жизнь, – и не смел прерывать молчание.
Масон хрипло, старчески прокашлялся и кликнул слугу.
– Что лошади? – спросил он, не глядя на Пьера.
– Привели сдаточных, – отвечал слуга. – Отдыхать не будете?
– Нет, вели закладывать.
«Неужели же он уедет и оставит меня одного, не договорив всего и не обещав мне помощи?», думал Пьер, вставая и опустив голову, изредка взглядывая на масона, и начиная ходить по комнате. «Да, я не думал этого, но я вел презренную, развратную жизнь, но я не любил ее, и не хотел этого, думал Пьер, – а этот человек знает истину, и ежели бы он захотел, он мог бы открыть мне её». Пьер хотел и не смел сказать этого масону. Проезжающий, привычными, старческими руками уложив свои вещи, застегивал свой тулупчик. Окончив эти дела, он обратился к Безухому и равнодушно, учтивым тоном, сказал ему:
– Вы куда теперь изволите ехать, государь мой?
– Я?… Я в Петербург, – отвечал Пьер детским, нерешительным голосом. – Я благодарю вас. Я во всем согласен с вами. Но вы не думайте, чтобы я был так дурен. Я всей душой желал быть тем, чем вы хотели бы, чтобы я был; но я ни в ком никогда не находил помощи… Впрочем, я сам прежде всего виноват во всем. Помогите мне, научите меня и, может быть, я буду… – Пьер не мог говорить дальше; он засопел носом и отвернулся.
Масон долго молчал, видимо что то обдумывая.
– Помощь дается токмо от Бога, – сказал он, – но ту меру помощи, которую во власти подать наш орден, он подаст вам, государь мой. Вы едете в Петербург, передайте это графу Вилларскому (он достал бумажник и на сложенном вчетверо большом листе бумаги написал несколько слов). Один совет позвольте подать вам. Приехав в столицу, посвятите первое время уединению, обсуждению самого себя, и не вступайте на прежние пути жизни. Затем желаю вам счастливого пути, государь мой, – сказал он, заметив, что слуга его вошел в комнату, – и успеха…
Проезжающий был Осип Алексеевич Баздеев, как узнал Пьер по книге смотрителя. Баздеев был одним из известнейших масонов и мартинистов еще Новиковского времени. Долго после его отъезда Пьер, не ложась спать и не спрашивая лошадей, ходил по станционной комнате, обдумывая свое порочное прошедшее и с восторгом обновления представляя себе свое блаженное, безупречное и добродетельное будущее, которое казалось ему так легко. Он был, как ему казалось, порочным только потому, что он как то случайно запамятовал, как хорошо быть добродетельным. В душе его не оставалось ни следа прежних сомнений. Он твердо верил в возможность братства людей, соединенных с целью поддерживать друг друга на пути добродетели, и таким представлялось ему масонство.


Приехав в Петербург, Пьер никого не известил о своем приезде, никуда не выезжал, и стал целые дни проводить за чтением Фомы Кемпийского, книги, которая неизвестно кем была доставлена ему. Одно и всё одно понимал Пьер, читая эту книгу; он понимал неизведанное еще им наслаждение верить в возможность достижения совершенства и в возможность братской и деятельной любви между людьми, открытую ему Осипом Алексеевичем. Через неделю после его приезда молодой польский граф Вилларский, которого Пьер поверхностно знал по петербургскому свету, вошел вечером в его комнату с тем официальным и торжественным видом, с которым входил к нему секундант Долохова и, затворив за собой дверь и убедившись, что в комнате никого кроме Пьера не было, обратился к нему:
– Я приехал к вам с поручением и предложением, граф, – сказал он ему, не садясь. – Особа, очень высоко поставленная в нашем братстве, ходатайствовала о том, чтобы вы были приняты в братство ранее срока, и предложила мне быть вашим поручителем. Я за священный долг почитаю исполнение воли этого лица. Желаете ли вы вступить за моим поручительством в братство свободных каменьщиков?
Холодный и строгий тон человека, которого Пьер видел почти всегда на балах с любезною улыбкою, в обществе самых блестящих женщин, поразил Пьера.
– Да, я желаю, – сказал Пьер.
Вилларский наклонил голову. – Еще один вопрос, граф, сказал он, на который я вас не как будущего масона, но как честного человека (galant homme) прошу со всею искренностью отвечать мне: отреклись ли вы от своих прежних убеждений, верите ли вы в Бога?
Пьер задумался. – Да… да, я верю в Бога, – сказал он.
– В таком случае… – начал Вилларский, но Пьер перебил его. – Да, я верю в Бога, – сказал он еще раз.
– В таком случае мы можем ехать, – сказал Вилларский. – Карета моя к вашим услугам.
Всю дорогу Вилларский молчал. На вопросы Пьера, что ему нужно делать и как отвечать, Вилларский сказал только, что братья, более его достойные, испытают его, и что Пьеру больше ничего не нужно, как говорить правду.
Въехав в ворота большого дома, где было помещение ложи, и пройдя по темной лестнице, они вошли в освещенную, небольшую прихожую, где без помощи прислуги, сняли шубы. Из передней они прошли в другую комнату. Какой то человек в странном одеянии показался у двери. Вилларский, выйдя к нему навстречу, что то тихо сказал ему по французски и подошел к небольшому шкафу, в котором Пьер заметил невиданные им одеяния. Взяв из шкафа платок, Вилларский наложил его на глаза Пьеру и завязал узлом сзади, больно захватив в узел его волоса. Потом он пригнул его к себе, поцеловал и, взяв за руку, повел куда то. Пьеру было больно от притянутых узлом волос, он морщился от боли и улыбался от стыда чего то. Огромная фигура его с опущенными руками, с сморщенной и улыбающейся физиономией, неверными робкими шагами подвигалась за Вилларским.
Проведя его шагов десять, Вилларский остановился.
– Что бы ни случилось с вами, – сказал он, – вы должны с мужеством переносить всё, ежели вы твердо решились вступить в наше братство. (Пьер утвердительно отвечал наклонением головы.) Когда вы услышите стук в двери, вы развяжете себе глаза, – прибавил Вилларский; – желаю вам мужества и успеха. И, пожав руку Пьеру, Вилларский вышел.
Оставшись один, Пьер продолжал всё так же улыбаться. Раза два он пожимал плечами, подносил руку к платку, как бы желая снять его, и опять опускал ее. Пять минут, которые он пробыл с связанными глазами, показались ему часом. Руки его отекли, ноги подкашивались; ему казалось, что он устал. Он испытывал самые сложные и разнообразные чувства. Ему было и страшно того, что с ним случится, и еще более страшно того, как бы ему не выказать страха. Ему было любопытно узнать, что будет с ним, что откроется ему; но более всего ему было радостно, что наступила минута, когда он наконец вступит на тот путь обновления и деятельно добродетельной жизни, о котором он мечтал со времени своей встречи с Осипом Алексеевичем. В дверь послышались сильные удары. Пьер снял повязку и оглянулся вокруг себя. В комнате было черно – темно: только в одном месте горела лампада, в чем то белом. Пьер подошел ближе и увидал, что лампада стояла на черном столе, на котором лежала одна раскрытая книга. Книга была Евангелие; то белое, в чем горела лампада, был человечий череп с своими дырами и зубами. Прочтя первые слова Евангелия: «Вначале бе слово и слово бе к Богу», Пьер обошел стол и увидал большой, наполненный чем то и открытый ящик. Это был гроб с костями. Его нисколько не удивило то, что он увидал. Надеясь вступить в совершенно новую жизнь, совершенно отличную от прежней, он ожидал всего необыкновенного, еще более необыкновенного чем то, что он видел. Череп, гроб, Евангелие – ему казалось, что он ожидал всего этого, ожидал еще большего. Стараясь вызвать в себе чувство умиленья, он смотрел вокруг себя. – «Бог, смерть, любовь, братство людей», – говорил он себе, связывая с этими словами смутные, но радостные представления чего то. Дверь отворилась, и кто то вошел.