Каторга

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Каторжник»)
Перейти к: навигация, поиск

Каторга, или каторжные работы (от греч. κατεργων — катергон, большое гребное судно с тройным рядом вёсел; позднее такое судно стали называть галерой) — подневольный труд, отбываемый в пользу государства самыми тяжкими, с точки зрения государства, преступниками.

Подневольный карательный труд на пользу казны как мера наказания, соединённая со ссылкой, был известен с глубокой древности и уже в Римской империи принял широкий размах, результаты которого дошли до настоящего времени — например, римские водопроводы. И не только. Распространённой формой подневольного труда преступников к концу средних веков почти у всех романских народов была работа на галерах — вёсельных судах, движимых мускульной силой осуждённых.





История каторжных работ в России

История русской каторги начинается с конца XVII ст. и тесно связана с историей ссылки как карательной меры. Ещё до издания уложения Алексея Михайловича заметно стремление утилизировать личность преступника в пользу государства. Прежняя форма изгнания, или «выбития из земли вон», практиковавшаяся ещё в XVI ст., заменяется в XVII в., особенно со времени освоения Сибири, ссылкой с государственной, колонизационной целью, которой по Уложению 1648 г. подвергаются многие категории преступников. В XVII в. выработались для ссыльных — за исключением тех немногих, которые на местах ссылки содержались в заключении, — три вида хозяйственного устройства: служба, приписка к посадским тяглым людям и ссылка на пашню.

Иностранные писатели[1], знакомившие Западную Европу с Россией XVII в., указывают ещё на ссылку для добычи соболей в царскую казну; но правильность этого указания оспаривается русскими исследователями[2]. Правительство старалось сделать ссылку производительной и устанавливало меры надзора за тем, чтобы всякий ссыльный «у того дела был и в том месте жил, где кому и у какого дела быть велено и бежать бы на сторону не мыслил» (грамота верхотурскому воеводе 1697 г.). При всем том работа ссыльного остается свободным, личным трудом на себя. Только к самому концу XVII в. появляется ссылка с обязательным подневольным трудом каторжан на пользу государства. Ф. Кудрявцев называет 1691 год датой возникновения в России каторги как особого вида наказания.

Каторга в правление Петра I

Подневольная работа осужденных преступников при Петре I быстро развивается и находит себе многообразное применение. Этот подневольный труд и получил название каторга, в первоначальной своей форме, заимствованной с Запада. Каторга на весельных судах (галерах) появилась в России при Петре, и впервые применён указ от 24 ноября 1699 г. (П. С. З., № 1732) к веневским посадским людям, судившимся за взятие денег с выборных к таможенным и кабацким сборам, и другим людям, которые дали деньги и «накупились к сборам»; их повелено «положить на плаху и, от плахи подняв, бить вместо смерти кнутом без пощады и послать в ссылку в Азов с женами и детьми, и быть им на каторгах в работе».

Слово «каторга» было тождественно со словом «галера» или «галея». В журнале Петра I слово «каторга» отождествляется с кораблем[3], но еще до Петра слово было в употреблении. Воспользоваться рабочей силой преступников для гребного труда предложено было в 1688 г. Андреем Виниусом в записке, поданной им в посольский приказ[4]. Мысль Виниуса лишь впоследствии нашла практическое применение.

Подневольный, каторжный труд, однако, недолго сосредоточен был на гребных судах. Уже в 1703 г. некоторые из ссыльных перемещены из Азова в Петербург для работ при устройстве порта, а затем для таких же работ в Рогервике (позднее — Балтийский порт, ныне Палдиски, Эстония). Смотря по потребности в рабочих руках, на работы осуждалось большее или меньшее число преступников. Так, Петр I письмом на имя князя Ромодановского от 23 сентября 1703 г. предписывает: «ныне зело нужда есть, дабы несколько тысяч воров приготовить к будущему лету, которых по всем приказам, ратушам и городам собрать по первому пути». Очевидно, что при исполнении такого заказа тяжесть вины не могла быть принимаема к точному руководству.

Ф. Кудрявцев в брошюре «Александровский централ. История сибирской каторги» писал об Указе, изданном 5 февраля 1705 г. Этот указ предписывал «вместо смертной казни чинить жестокое наказание, бить кнутом и пятнать новым пятном, вырезывать у носа ноздри и ссылать на каторгу в вечную работу» (из копии Указа, сохранившейся в фонде Илимской воеводской канцелярии). Пятнать новым пятном означало клеймить раскаленным железом в лоб. И далее: «Натирать же пятна порохом многажды накрепко, чтоб они тех пятен ничем не вытравливали и чтоб те пятна были посмерть».

Указ 1705 г. предписывал всем ловить беглых каторжан и грозил смертной казнью за их укрывательство:

И буде такие ссыльные пятнанные люди учнут с каторги бежать и приходить к Москве или куды в городы и уезды, в селы и деревни, и таких ссыльных людей, у которых явятся ноздри вырезаны, или хотя и весь нос отрезан, или отравлен или которые в лоб запятнаны и порохом натерты, всяких чинов людям имая проводить в приказы и бурмистрам в земские избы, а из городов тех людей присылать к Москве в Преображенский приказ, а буде кто таких ссыльных, беглых людей и станет у себя укрывать, или, видя их, не поймает и не приведет и не известит, после про то сыщется… и тем людям за укрывательство… быть в смертной казни без всякой пощады.

Кроме вечной каторги взамен смертной казни, указ предусматривал каторгу «на урочные годы», то есть на определенные сроки.

Каторга в послепетровский период

Каторжный труд широко применялся во всех сооружениях и постройках первой половины XVIII века. Со времени передачи в 1760 г. екатеринбургских и нерчинских рудников в ведомство Берг-коллегии к разработке их стал применяться в широких размерах каторжный труд ссыльных. В системе наказаний каторжные работы долго занимали неопределённое положение, применяясь иногда как дополнительная кара или как следствие другого наказания.

Только в указах Елизаветы Петровны об отмене смертной казни (1753 и 1754) вечная ссылка на вечную, непрерывную работу заменяет собой смертную казнь и, таким образом, ставится во главе карательной системы. Срочные каторжные работы отбывались в этот период или в крепостях, или в рабочих домах (для женщин-каторжанок — прядильные дома). Некоторую определённость и постепенность в отношении отбывания каторжных работ как наказания вводит лишь указ Павла I от 13 сентября 1797 г. (П. С. З., № 18140), который делит всех преступников, подлежащих ссылке, на три категории: первая, более тяжкая, ссылалась в Нерчинск и в Екатеринбург, в работу в рудниках, вторая — в Иркутск, на работы в местной суконной фабрике (в том числе для каторжниц-женщин), третья, взамен заключения в смирительных (устроенных при Екатерине II) и рабочих домах — на работы в крепостях.

Каторга в правление Екатерины II

Наряду с ссылкой в каторжные работы при Екатерине II вновь стала применяться ссылка на поселение без работ; но точного соотношения между этими видами ссылки установлено не было. К началу XIX века стало выясняться крайне неудовлетворительное состояние ссылки. Немало содействовала этому неустойчивость управления восточной окраиной и быстрые смены лиц, которым оно вверялось. Введение в 1782 и 1783 гг. общего губернского учреждения в Сибири не устранило неудобств, и уже в 1806 г. снаряжена была ревизия сенатора Селифонтова, указавшая на господствующий в управлении Сибири и, главным образом, в организации ссылки и каторжных работ крайний беспорядок системы, которую Сперанский позже назвал системой «домашнего управления» взамен «публичного и служебного». К введению последнего призван был «законодатель ссылки», Сперанский, назначенный сибирским генерал-губернатором. Результатом попытки Сперанского упорядочить ссылку и определить соотношение её с каторжными работами явился изданный в 1822 г. Устав о ссыльных. Каторжные работы по этому уставу являются высшей карательной мерой по сравнению со ссылкой на поселение. Каторга делилась на бессрочную и срочную (максимум 20 лет).

Уложение 1845 года

Каторга делится на бессрочную и срочную, с максимумом в 20 лет. По отбытии каторги ссыльный переходит в разряд поселенцев. Свод Законов 1832 и 1842 г., положив в основание карательной системы Устав о ссыльных, не дал, однако, точного определения и разграничения видов ссылки и каторжных работ. Только в Уложении 1845 г. и в дополнительном к нему законе 15 августа 1845 г. мы находим точную нормировку каторги как карательной меры, занимающей после смертной казни (определяемой лишь за политические преступления) первое место в лестнице наказаний. Каторжные работы различаются в Уложении по срокам, какие в них должен состоять осуждённый до перехода в разряд поселенцев, и по тяжести самих работ. Что касается бессрочной каторги, то она, хотя и предусмотрена в Уложении, не представляется безусловной, а означает лишь, что прекращение работ должно зависеть от степени исправления осуждённого.

По тяжести Уложение различает рудниковые, крепостные и заводские каторжные работы. Предполагавшаяся постепенность тяжести работ на практике, однако, не осуществлялась; не всегда рудниковые работы в действительности оказывались более тяжкими, чем даже заводские; в самом Уложении (ст. 74 по изд. 1845 г.) указан был порядок замены одного рода работ другими с соответственным увеличением срока. Самые работы не всегда существовали, и осуждённые к данному роду кат. раб. часто за отсутствием его отбывали наказание в сибирских каторжных тюрьмах, разбегаясь целыми массами и наводя ужас на местное население. По замечанию профессора Таганцева, «государство, осуждая на К. работы, в сущности, не наказывало, а снабжало разные ведомства даровыми рабочими; оттого падение крепостного права совпало с полным распадением каторжных работ». Деление работ на категории постепенно исключено из законодательства. В 1864 г. прекратилась отсылка каторжных в крепости, так как постройки новых крепостей почти не было и, вообще, военное ведомство находило для себя невыгодным пользоваться трудом каторжных. Применявшие труд каторжных фабрики и заводы постепенно прекращали работу (ещё в 1830 г. Петровский железоделательный завод, в котором работали декабристы, перестал принимать каторжных). Работы в рудниках также уменьшались, особенно с закрытием нерчинских работ (возобновлённых лишь в 1880-х годах) и крайне неудачного опыта с работами на Карийских россыпях, где от большого скопления каторжных и жестокого обращения с ними начальства появились повальные болезни, унёсшие в один год до 1000 чел.[5][6]

Закон 1869 года

Закон 18 апреля 1869 г. положил конец системе Уложения. По этому закону на каторгу в Сибирь направляются только каторжные из Сибири и зауральских частей Пермской и Оренбургской губ. Осуждённые на каторжные работы вместо отсылки в Сибирь помещаются в каторжных тюрьмах (так называемых «централах») — Новоборисоглебской, Новобелгородской, Илецкой, Виленской, Пермской, Симбирской и Псковской, двух тобольских и Александровской близ Иркутска. Устройство этих тюрем в сущности почти не отличалось от обыкновенных тюрем; режим был более строгий, но тяжких и вообще каких бы то ни было работ здесь не производилось. Отбывшие в них срок заключения, равный сроку работ, отсылались по закону 23 мая 1875 г. в Сибирь на поселение. Этим же законом положено было начало сахалинской ссылке; генерал-губернатору Восточной Сибири предоставлено было выслать на о. Сахалин 800 чел. для отбывания там каторги.

Реформа наказаний 1879 года

Предпринятая законом 11 декабря 1879 г. реформа лестницы наказаний коснулась и каторжных работ. В конце XIX века правительство стремится сосредоточить каторгу в Восточной Сибири, а в 1893 г. упразднены последние каторжные тюрьмы, существовавшие в Европейской России. К разряду каторжных тюрем можно было отнести еще Шлиссельбургскую крепость, где содержались осужденные к каторге государственные преступники; крепость управлялась по особому положению от 19 июня 1887 г. и находилась в ведении командира отдельного корпуса жандармов.

Классификация каторжников и условия отбытия наказания после реформы 1879 года

Все осуждённые к каторжным работам делятся на 3 разряда, осуждённые без срока или на время свыше 12 лет именуются каторжными первого разряда; осуждённые к работам на время свыше 8 и до 12 лет именуются каторжными второго разряда, а на время от 4 до 8 лет — каторжными третьего разряда. Бессрочные каторжные должны содержаться отдельно от других.

На подземные работы при добывании руд могут быть отправлены лишь каторжные первого разряда; при обращении же на такие работы каторжных второго и третьего разрядов каждый год работ засчитывается им за 1,5 года каторжных работ, определённых судебным приговором. По поступлении в работы каторжные зачисляются в разряд испытуемых и содержатся в острогах, бессрочные — в ножных и ручных кандалах, срочные — в ножных. Мужчины подлежат бритью половины головы.

Срок пребывания в этом разряде зависит от размера наказания и колеблется для каторжных первого разряда от 8 (для бессрочных) до 2 лет, для каторжных второго разряда определён в 1 ½ года, для каторжных третьего разряда — в 1 и 1,5 года. При удовлетворительном поведении испытуемый переводится затем в отряд исправляющихся, которые содержатся без оков и употребляются для более лёгких работ отдельно от испытуемых.

По истечении установленных сроков исправляющиеся пользуются правом жить не в остроге, могут себе выстроить дом, для чего им отпускается лес; им возвращаются отобранные при ссылке деньги и разрешается вступить в брак. Срок каторги сокращается для тех, которые не подвергались взысканиям, причем 10 месяцев действительных работ засчитывается за год. Работа каторжных оплачивается (закон 6 января 1886 г.) 1/10 вырученного из их работ дохода. Осуждённые на бессрочную каторгу могут по истечении 20 лет, с утверждения высшего начальства, быть освобождены от работ (кроме отцеубийц и матереубийц, которые и в отряд исправляющихся не переводятся). Каторжные, не способные ни к какой работе, размещаются по сибирским тюрьмам и через известные сроки обращаются на поселение.

Разделение каторги на категории по роду работ к концу XIX века было упразднено; сохранилось лишь разделение по срокам — на семь степеней. Осуждение к каторжным работам соединялось с лишением всех прав состояния и поселением по окончании срока работ, начинавшегося со дня вступления приговора в законную силу, а когда приговор не был обжалован — со дня его объявления (закон 1887 года). Работы отбывались на заводах Кабинета Его Величества, где центральным их местом является Зерентуйская каторжная тюрьма, на казённых солеваренных заводах — Иркутском, Усть-Кутском и др., на острове Сахалин, при постройке Сибирской железной дороги (по правилам от 24 февраля 1891 года и 7 мая 1894 года). На острове Сахалин работы заключались в прокладывании дорог, труде на каменноугольных копях, устройстве портов, сооружении домов, мостов и пр.

Каторга в СССР

Каторга как вид наказания была отменена в марте 1917 г. Временным правительством после Февральской революции 1917 г.

В 1943 году во время Великой Отечественной войны как мера наказания за измену Родине были введены каторжные работы сроком от 15 до 20 лет (Указ «О мерах наказания для немецко-фашистских злодеев...»).[7]

Для этого в ГУЛАГе были организованы каторжные отделения с установлением особо строгого режима: полная изоляция осуждённых на каторжные работы от остального лагерного контингента, содержание каторжан в отдельных зонах усиленного режима, использование каторжан на тяжёлых работах в угольных шахтах, удлинённый рабочий день. Каторжане не имели права носить «вольную» одежду (и даже иметь её при себе в бараках), им выдавали спецодежду: телогрейку, бушлат, ватные брюки, шапку-ушанку, чуни с калошами. На одежде в трёх местах (на спине, на брюках выше колена и на шапке-ушанке) пришивались номера.

Отделения каторжных работ были созданы в ИТЛ в Воркуте, Казахстане, Норильске, Тайшете, на Колыме. В 1948 г. осуждённые к каторжным работам были переведены в Особые лагеря МВД, созданные в том же году.

Каторга в современной России

В современном уголовном законодательстве Российской Федерации такой вид наказания, как каторга либо каторжные работы отсутствует. Тем не менее, принудительный труд для заключённых предусмотрен статьёй 103 Уголовно-исполнительного кодекса РФ; кроме того, статья 44 Уголовный кодекс РФ предусматривает такие виды наказания как обязательные, исправительные и принудительные работы, что, однако, не противоречит части 2 статьи 37 Конституции РФ, гарантирующей право на свободный и оплачиваемый труд, поскольку, в соответствии с подпунктом «с» пункта 3 статьи 8 Международного пакта о гражданских и политических правах такой запрет не распространяется на работу, которую обязаны выполнять лица, находящиеся в заключении на основании вступившего в законную силу приговора суда[8].

Каторга в других странах

В Великобритании XVIII века за многие преступления (включая мелкое воровство) была предусмотрена смертная казнь. Однако еще в начале XVIII века был издан закон, во многих случаях позволявший заменить смертную казнь депортацией в британские колонии в Северной Америке. Вскоре туда, в основном в Виргинию и Мэриленд, стали ссылать до тысячи заключённых в год до тех пор, пока эти колонии в 1776 г. не объявили себя независимыми.

Однако в 1786 году местом каторги было решено сделать восточное побережье Австралии. Вскоре в Австралии было создано множество каторжных поселений, затем была основана каторжная тюрьма для рецидивистов с очень суровым режимом на острове Норфолк, существовавшая до 1854 г. С 1833 г. действовала каторжная тюрьма с суровым режимом в Порт-Артуре на Тасмании. Ссылка в Австралию была прекращена в 1868 г.[9]

Франция в 1852 г. создала кайенскую каторгу во Французской Гвиане, существовавшую до 1946 г. Эту каторгу ещё называли «сухой гильотиной», потому что шанс выжить там, в условиях жары, влажности и тяжёлого труда, был минимален.

В некоторых странах Африки, Южной Америки и Азии — Аргентине, Египте, Замбии, Индии, Ираке, Корейской Народно-Демократической Республике, Сенегале, Турции — каторжные работы формально сохраняются в законодательстве до настоящего времени. В Великобритании каторга (англ. penal servititude) существовала до 1948 года, в Западной Германии (нем. Zuchthaus) до 1970 года.

В США принудительный труд каторжников применялся до 1970 года, затем был снова восстановлен в 1994 году в штате Алабама и окончательно ликвидирован в 1997 году[10].

Каторга в литературе и искусстве

См. также

Места каторжных работ в Российской империи

Напишите отзыв о статье "Каторга"

Примечания

  1. De la Neaville, Carlisle, Martiniere и др.
  2. Сергеевский Н. Д. Наказание в русском праве XVII в. — СПб., 1887. — С. 242—243.
  3. Отечественные записки. — 1878. — № 4.
  4. Дополнения к актам историческим, изданные Археографической комиссией. Т. V, с. 404.
  5. Максимов. Сибирь и К. 2-е изд. Т. 3, 1891.
  6. Ядринцев. Русская община в тюрьме и ссылке.
  7. Указ Президиума Верховного Совета СССР от 19 апреля 1943 г. № 39 «О мерах наказания для немецко-фашистских злодеев, виновных в убийствах и истязаниях советского гражданского населения и пленных красноармейцев, для шпионов, изменников Родины из числа советских граждан и для их пособников», п. 2
  8. [www.consultant.ru/cons/cgi/online.cgi?req=doc&base=ARB&n=13185&div=ARB&dst=100013%2C0&rnd=224476.5852745409233864 Определение Конституционного Суда РФ от 21.12.1998 N 199-О "По жалобе гражданина Шапошникова Сергея Леонидовича на нарушение его конституционных прав отдельными положениями Уголовного кодекса Российской Федерации, Уголовно-процессуального кодекса РСФСР и Уголовно-исполнительного кодекса Российской Федерации"].
  9. [www.imcl.ru/australia/070401_history.php Австралия. История принудительной иммиграции]
  10. Додонов В. Н. Сравнительное уголовное право. Общая часть. Монография / Под общ. и науч. ред. С. П. Щербы. — М.: Юрлитинформ, 2009. — С. 14. — 448 с. — ISBN 978-5-93295-470-6.

Литература

  • Каторга, каторжные работы // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
  • Ф. Кудрявцев. Александровский централ. История сибирской каторги — Иркутск: ОГИЗ; Восточносибирское краевое издательство, 1936.
  • МВД России. Энциклопедия. — М.: Объед. редакция МВД России; «Олма-пресс», 2002.
  • [www.oldchita.org/aborigens.html Открытки «Виды и типы Нерчинской каторги / Les galères à Nertschinsk» на «Старой Чите»]
  • [rus-sky.com/history/library/vol.14/vol.14.5.htm «Устав о ссыльных» Российской империи]
  • [www.penpolit.ru/authors/ История пенитенциарной политики Российского государства и Сибирь XVIII-ХХI веков]
При написании этой статьи использовался материал из Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона (1890—1907).

Отрывок, характеризующий Каторга

– От генерала, – сказал офицер, – извините, что не совсем сухо…
Денисов, нахмурившись, взял конверт и стал распечатывать.
– Вот говорили всё, что опасно, опасно, – сказал офицер, обращаясь к эсаулу, в то время как Денисов читал поданный ему конверт. – Впрочем, мы с Комаровым, – он указал на казака, – приготовились. У нас по два писто… А это что ж? – спросил он, увидав французского барабанщика, – пленный? Вы уже в сраженье были? Можно с ним поговорить?
– Ростов! Петя! – крикнул в это время Денисов, пробежав поданный ему конверт. – Да как же ты не сказал, кто ты? – И Денисов с улыбкой, обернувшись, протянул руку офицеру.
Офицер этот был Петя Ростов.
Во всю дорогу Петя приготавливался к тому, как он, как следует большому и офицеру, не намекая на прежнее знакомство, будет держать себя с Денисовым. Но как только Денисов улыбнулся ему, Петя тотчас же просиял, покраснел от радости и, забыв приготовленную официальность, начал рассказывать о том, как он проехал мимо французов, и как он рад, что ему дано такое поручение, и что он был уже в сражении под Вязьмой, и что там отличился один гусар.
– Ну, я г'ад тебя видеть, – перебил его Денисов, и лицо его приняло опять озабоченное выражение.
– Михаил Феоклитыч, – обратился он к эсаулу, – ведь это опять от немца. Он пг'и нем состоит. – И Денисов рассказал эсаулу, что содержание бумаги, привезенной сейчас, состояло в повторенном требовании от генерала немца присоединиться для нападения на транспорт. – Ежели мы его завтг'а не возьмем, они у нас из под носа выг'вут, – заключил он.
В то время как Денисов говорил с эсаулом, Петя, сконфуженный холодным тоном Денисова и предполагая, что причиной этого тона было положение его панталон, так, чтобы никто этого не заметил, под шинелью поправлял взбившиеся панталоны, стараясь иметь вид как можно воинственнее.
– Будет какое нибудь приказание от вашего высокоблагородия? – сказал он Денисову, приставляя руку к козырьку и опять возвращаясь к игре в адъютанта и генерала, к которой он приготовился, – или должен я оставаться при вашем высокоблагородии?
– Приказания?.. – задумчиво сказал Денисов. – Да ты можешь ли остаться до завтрашнего дня?
– Ах, пожалуйста… Можно мне при вас остаться? – вскрикнул Петя.
– Да как тебе именно велено от генег'ала – сейчас вег'нуться? – спросил Денисов. Петя покраснел.
– Да он ничего не велел. Я думаю, можно? – сказал он вопросительно.
– Ну, ладно, – сказал Денисов. И, обратившись к своим подчиненным, он сделал распоряжения о том, чтоб партия шла к назначенному у караулки в лесу месту отдыха и чтобы офицер на киргизской лошади (офицер этот исполнял должность адъютанта) ехал отыскивать Долохова, узнать, где он и придет ли он вечером. Сам же Денисов с эсаулом и Петей намеревался подъехать к опушке леса, выходившей к Шамшеву, с тем, чтобы взглянуть на то место расположения французов, на которое должно было быть направлено завтрашнее нападение.
– Ну, бог'ода, – обратился он к мужику проводнику, – веди к Шамшеву.
Денисов, Петя и эсаул, сопутствуемые несколькими казаками и гусаром, который вез пленного, поехали влево через овраг, к опушке леса.


Дождик прошел, только падал туман и капли воды с веток деревьев. Денисов, эсаул и Петя молча ехали за мужиком в колпаке, который, легко и беззвучно ступая своими вывернутыми в лаптях ногами по кореньям и мокрым листьям, вел их к опушке леса.
Выйдя на изволок, мужик приостановился, огляделся и направился к редевшей стене деревьев. У большого дуба, еще не скинувшего листа, он остановился и таинственно поманил к себе рукою.
Денисов и Петя подъехали к нему. С того места, на котором остановился мужик, были видны французы. Сейчас за лесом шло вниз полубугром яровое поле. Вправо, через крутой овраг, виднелась небольшая деревушка и барский домик с разваленными крышами. В этой деревушке и в барском доме, и по всему бугру, в саду, у колодцев и пруда, и по всей дороге в гору от моста к деревне, не более как в двухстах саженях расстояния, виднелись в колеблющемся тумане толпы народа. Слышны были явственно их нерусские крики на выдиравшихся в гору лошадей в повозках и призывы друг другу.
– Пленного дайте сюда, – негромко сказал Денисоп, не спуская глаз с французов.
Казак слез с лошади, снял мальчика и вместе с ним подошел к Денисову. Денисов, указывая на французов, спрашивал, какие и какие это были войска. Мальчик, засунув свои озябшие руки в карманы и подняв брови, испуганно смотрел на Денисова и, несмотря на видимое желание сказать все, что он знал, путался в своих ответах и только подтверждал то, что спрашивал Денисов. Денисов, нахмурившись, отвернулся от него и обратился к эсаулу, сообщая ему свои соображения.
Петя, быстрыми движениями поворачивая голову, оглядывался то на барабанщика, то на Денисова, то на эсаула, то на французов в деревне и на дороге, стараясь не пропустить чего нибудь важного.
– Пг'идет, не пг'идет Долохов, надо бг'ать!.. А? – сказал Денисов, весело блеснув глазами.
– Место удобное, – сказал эсаул.
– Пехоту низом пошлем – болотами, – продолжал Денисов, – они подлезут к саду; вы заедете с казаками оттуда, – Денисов указал на лес за деревней, – а я отсюда, с своими гусаг'ами. И по выстг'елу…
– Лощиной нельзя будет – трясина, – сказал эсаул. – Коней увязишь, надо объезжать полевее…
В то время как они вполголоса говорили таким образом, внизу, в лощине от пруда, щелкнул один выстрел, забелелся дымок, другой и послышался дружный, как будто веселый крик сотен голосов французов, бывших на полугоре. В первую минуту и Денисов и эсаул подались назад. Они были так близко, что им показалось, что они были причиной этих выстрелов и криков. Но выстрелы и крики не относились к ним. Низом, по болотам, бежал человек в чем то красном. Очевидно, по нем стреляли и на него кричали французы.
– Ведь это Тихон наш, – сказал эсаул.
– Он! он и есть!
– Эка шельма, – сказал Денисов.
– Уйдет! – щуря глаза, сказал эсаул.
Человек, которого они называли Тихоном, подбежав к речке, бултыхнулся в нее так, что брызги полетели, и, скрывшись на мгновенье, весь черный от воды, выбрался на четвереньках и побежал дальше. Французы, бежавшие за ним, остановились.
– Ну ловок, – сказал эсаул.
– Экая бестия! – с тем же выражением досады проговорил Денисов. – И что он делал до сих пор?
– Это кто? – спросил Петя.
– Это наш пластун. Я его посылал языка взять.
– Ах, да, – сказал Петя с первого слова Денисова, кивая головой, как будто он все понял, хотя он решительно не понял ни одного слова.
Тихон Щербатый был один из самых нужных людей в партии. Он был мужик из Покровского под Гжатью. Когда, при начале своих действий, Денисов пришел в Покровское и, как всегда, призвав старосту, спросил о том, что им известно про французов, староста отвечал, как отвечали и все старосты, как бы защищаясь, что они ничего знать не знают, ведать не ведают. Но когда Денисов объяснил им, что его цель бить французов, и когда он спросил, не забредали ли к ним французы, то староста сказал, что мародеры бывали точно, но что у них в деревне только один Тишка Щербатый занимался этими делами. Денисов велел позвать к себе Тихона и, похвалив его за его деятельность, сказал при старосте несколько слов о той верности царю и отечеству и ненависти к французам, которую должны блюсти сыны отечества.
– Мы французам худого не делаем, – сказал Тихон, видимо оробев при этих словах Денисова. – Мы только так, значит, по охоте баловались с ребятами. Миродеров точно десятка два побили, а то мы худого не делали… – На другой день, когда Денисов, совершенно забыв про этого мужика, вышел из Покровского, ему доложили, что Тихон пристал к партии и просился, чтобы его при ней оставили. Денисов велел оставить его.
Тихон, сначала исправлявший черную работу раскладки костров, доставления воды, обдирания лошадей и т. п., скоро оказал большую охоту и способность к партизанской войне. Он по ночам уходил на добычу и всякий раз приносил с собой платье и оружие французское, а когда ему приказывали, то приводил и пленных. Денисов отставил Тихона от работ, стал брать его с собою в разъезды и зачислил в казаки.
Тихон не любил ездить верхом и всегда ходил пешком, никогда не отставая от кавалерии. Оружие его составляли мушкетон, который он носил больше для смеха, пика и топор, которым он владел, как волк владеет зубами, одинаково легко выбирая ими блох из шерсти и перекусывая толстые кости. Тихон одинаково верно, со всего размаха, раскалывал топором бревна и, взяв топор за обух, выстрагивал им тонкие колышки и вырезывал ложки. В партии Денисова Тихон занимал свое особенное, исключительное место. Когда надо было сделать что нибудь особенно трудное и гадкое – выворотить плечом в грязи повозку, за хвост вытащить из болота лошадь, ободрать ее, залезть в самую середину французов, пройти в день по пятьдесят верст, – все указывали, посмеиваясь, на Тихона.
– Что ему, черту, делается, меренина здоровенный, – говорили про него.
Один раз француз, которого брал Тихон, выстрелил в него из пистолета и попал ему в мякоть спины. Рана эта, от которой Тихон лечился только водкой, внутренне и наружно, была предметом самых веселых шуток во всем отряде и шуток, которым охотно поддавался Тихон.
– Что, брат, не будешь? Али скрючило? – смеялись ему казаки, и Тихон, нарочно скорчившись и делая рожи, притворяясь, что он сердится, самыми смешными ругательствами бранил французов. Случай этот имел на Тихона только то влияние, что после своей раны он редко приводил пленных.
Тихон был самый полезный и храбрый человек в партии. Никто больше его не открыл случаев нападения, никто больше его не побрал и не побил французов; и вследствие этого он был шут всех казаков, гусаров и сам охотно поддавался этому чину. Теперь Тихон был послан Денисовым, в ночь еще, в Шамшево для того, чтобы взять языка. Но, или потому, что он не удовлетворился одним французом, или потому, что он проспал ночь, он днем залез в кусты, в самую середину французов и, как видел с горы Денисов, был открыт ими.


Поговорив еще несколько времени с эсаулом о завтрашнем нападении, которое теперь, глядя на близость французов, Денисов, казалось, окончательно решил, он повернул лошадь и поехал назад.
– Ну, бг'ат, тепег'ь поедем обсушимся, – сказал он Пете.
Подъезжая к лесной караулке, Денисов остановился, вглядываясь в лес. По лесу, между деревьев, большими легкими шагами шел на длинных ногах, с длинными мотающимися руками, человек в куртке, лаптях и казанской шляпе, с ружьем через плечо и топором за поясом. Увидав Денисова, человек этот поспешно швырнул что то в куст и, сняв с отвисшими полями мокрую шляпу, подошел к начальнику. Это был Тихон. Изрытое оспой и морщинами лицо его с маленькими узкими глазами сияло самодовольным весельем. Он, высоко подняв голову и как будто удерживаясь от смеха, уставился на Денисова.
– Ну где пг'опадал? – сказал Денисов.
– Где пропадал? За французами ходил, – смело и поспешно отвечал Тихон хриплым, но певучим басом.
– Зачем же ты днем полез? Скотина! Ну что ж, не взял?..
– Взять то взял, – сказал Тихон.
– Где ж он?
– Да я его взял сперва наперво на зорьке еще, – продолжал Тихон, переставляя пошире плоские, вывернутые в лаптях ноги, – да и свел в лес. Вижу, не ладен. Думаю, дай схожу, другого поаккуратнее какого возьму.
– Ишь, шельма, так и есть, – сказал Денисов эсаулу. – Зачем же ты этого не пг'ивел?
– Да что ж его водить то, – сердито и поспешно перебил Тихон, – не гожающий. Разве я не знаю, каких вам надо?
– Эка бестия!.. Ну?..
– Пошел за другим, – продолжал Тихон, – подполоз я таким манером в лес, да и лег. – Тихон неожиданно и гибко лег на брюхо, представляя в лицах, как он это сделал. – Один и навернись, – продолжал он. – Я его таким манером и сграбь. – Тихон быстро, легко вскочил. – Пойдем, говорю, к полковнику. Как загалдит. А их тут четверо. Бросились на меня с шпажками. Я на них таким манером топором: что вы, мол, Христос с вами, – вскрикнул Тихон, размахнув руками и грозно хмурясь, выставляя грудь.
– То то мы с горы видели, как ты стречка задавал через лужи то, – сказал эсаул, суживая свои блестящие глаза.
Пете очень хотелось смеяться, но он видел, что все удерживались от смеха. Он быстро переводил глаза с лица Тихона на лицо эсаула и Денисова, не понимая того, что все это значило.
– Ты дуг'ака то не представляй, – сказал Денисов, сердито покашливая. – Зачем пег'вого не пг'ивел?
Тихон стал чесать одной рукой спину, другой голову, и вдруг вся рожа его растянулась в сияющую глупую улыбку, открывшую недостаток зуба (за что он и прозван Щербатый). Денисов улыбнулся, и Петя залился веселым смехом, к которому присоединился и сам Тихон.
– Да что, совсем несправный, – сказал Тихон. – Одежонка плохенькая на нем, куда же его водить то. Да и грубиян, ваше благородие. Как же, говорит, я сам анаральский сын, не пойду, говорит.
– Экая скотина! – сказал Денисов. – Мне расспросить надо…
– Да я его спрашивал, – сказал Тихон. – Он говорит: плохо зн аком. Наших, говорит, и много, да всё плохие; только, говорит, одна названия. Ахнете, говорит, хорошенько, всех заберете, – заключил Тихон, весело и решительно взглянув в глаза Денисова.
– Вот я те всыплю сотню гог'ячих, ты и будешь дуг'ака то ког'чить, – сказал Денисов строго.
– Да что же серчать то, – сказал Тихон, – что ж, я не видал французов ваших? Вот дай позатемняет, я табе каких хошь, хоть троих приведу.
– Ну, поедем, – сказал Денисов, и до самой караулки он ехал, сердито нахмурившись и молча.
Тихон зашел сзади, и Петя слышал, как смеялись с ним и над ним казаки о каких то сапогах, которые он бросил в куст.
Когда прошел тот овладевший им смех при словах и улыбке Тихона, и Петя понял на мгновенье, что Тихон этот убил человека, ему сделалось неловко. Он оглянулся на пленного барабанщика, и что то кольнуло его в сердце. Но эта неловкость продолжалась только одно мгновенье. Он почувствовал необходимость повыше поднять голову, подбодриться и расспросить эсаула с значительным видом о завтрашнем предприятии, с тем чтобы не быть недостойным того общества, в котором он находился.
Посланный офицер встретил Денисова на дороге с известием, что Долохов сам сейчас приедет и что с его стороны все благополучно.
Денисов вдруг повеселел и подозвал к себе Петю.
– Ну, г'асскажи ты мне пг'о себя, – сказал он.


Петя при выезде из Москвы, оставив своих родных, присоединился к своему полку и скоро после этого был взят ординарцем к генералу, командовавшему большим отрядом. Со времени своего производства в офицеры, и в особенности с поступления в действующую армию, где он участвовал в Вяземском сражении, Петя находился в постоянно счастливо возбужденном состоянии радости на то, что он большой, и в постоянно восторженной поспешности не пропустить какого нибудь случая настоящего геройства. Он был очень счастлив тем, что он видел и испытал в армии, но вместе с тем ему все казалось, что там, где его нет, там то теперь и совершается самое настоящее, геройское. И он торопился поспеть туда, где его не было.
Когда 21 го октября его генерал выразил желание послать кого нибудь в отряд Денисова, Петя так жалостно просил, чтобы послать его, что генерал не мог отказать. Но, отправляя его, генерал, поминая безумный поступок Пети в Вяземском сражении, где Петя, вместо того чтобы ехать дорогой туда, куда он был послан, поскакал в цепь под огонь французов и выстрелил там два раза из своего пистолета, – отправляя его, генерал именно запретил Пете участвовать в каких бы то ни было действиях Денисова. От этого то Петя покраснел и смешался, когда Денисов спросил, можно ли ему остаться. До выезда на опушку леса Петя считал, что ему надобно, строго исполняя свой долг, сейчас же вернуться. Но когда он увидал французов, увидал Тихона, узнал, что в ночь непременно атакуют, он, с быстротою переходов молодых людей от одного взгляда к другому, решил сам с собою, что генерал его, которого он до сих пор очень уважал, – дрянь, немец, что Денисов герой, и эсаул герой, и что Тихон герой, и что ему было бы стыдно уехать от них в трудную минуту.
Уже смеркалось, когда Денисов с Петей и эсаулом подъехали к караулке. В полутьме виднелись лошади в седлах, казаки, гусары, прилаживавшие шалашики на поляне и (чтобы не видели дыма французы) разводившие красневший огонь в лесном овраге. В сенях маленькой избушки казак, засучив рукава, рубил баранину. В самой избе были три офицера из партии Денисова, устроивавшие стол из двери. Петя снял, отдав сушить, свое мокрое платье и тотчас принялся содействовать офицерам в устройстве обеденного стола.
Через десять минут был готов стол, покрытый салфеткой. На столе была водка, ром в фляжке, белый хлеб и жареная баранина с солью.
Сидя вместе с офицерами за столом и разрывая руками, по которым текло сало, жирную душистую баранину, Петя находился в восторженном детском состоянии нежной любви ко всем людям и вследствие того уверенности в такой же любви к себе других людей.
– Так что же вы думаете, Василий Федорович, – обратился он к Денисову, – ничего, что я с вами останусь на денек? – И, не дожидаясь ответа, он сам отвечал себе: – Ведь мне велено узнать, ну вот я и узнаю… Только вы меня пустите в самую… в главную. Мне не нужно наград… А мне хочется… – Петя стиснул зубы и оглянулся, подергивая кверху поднятой головой и размахивая рукой.
– В самую главную… – повторил Денисов, улыбаясь.
– Только уж, пожалуйста, мне дайте команду совсем, чтобы я командовал, – продолжал Петя, – ну что вам стоит? Ах, вам ножик? – обратился он к офицеру, хотевшему отрезать баранины. И он подал свой складной ножик.
Офицер похвалил ножик.
– Возьмите, пожалуйста, себе. У меня много таких… – покраснев, сказал Петя. – Батюшки! Я и забыл совсем, – вдруг вскрикнул он. – У меня изюм чудесный, знаете, такой, без косточек. У нас маркитант новый – и такие прекрасные вещи. Я купил десять фунтов. Я привык что нибудь сладкое. Хотите?.. – И Петя побежал в сени к своему казаку, принес торбы, в которых было фунтов пять изюму. – Кушайте, господа, кушайте.
– А то не нужно ли вам кофейник? – обратился он к эсаулу. – Я у нашего маркитанта купил, чудесный! У него прекрасные вещи. И он честный очень. Это главное. Я вам пришлю непременно. А может быть еще, у вас вышли, обились кремни, – ведь это бывает. Я взял с собою, у меня вот тут… – он показал на торбы, – сто кремней. Я очень дешево купил. Возьмите, пожалуйста, сколько нужно, а то и все… – И вдруг, испугавшись, не заврался ли он, Петя остановился и покраснел.
Он стал вспоминать, не сделал ли он еще каких нибудь глупостей. И, перебирая воспоминания нынешнего дня, воспоминание о французе барабанщике представилось ему. «Нам то отлично, а ему каково? Куда его дели? Покормили ли его? Не обидели ли?» – подумал он. Но заметив, что он заврался о кремнях, он теперь боялся.
«Спросить бы можно, – думал он, – да скажут: сам мальчик и мальчика пожалел. Я им покажу завтра, какой я мальчик! Стыдно будет, если я спрошу? – думал Петя. – Ну, да все равно!» – и тотчас же, покраснев и испуганно глядя на офицеров, не будет ли в их лицах насмешки, он сказал:
– А можно позвать этого мальчика, что взяли в плен? дать ему чего нибудь поесть… может…
– Да, жалкий мальчишка, – сказал Денисов, видимо, не найдя ничего стыдного в этом напоминании. – Позвать его сюда. Vincent Bosse его зовут. Позвать.
– Я позову, – сказал Петя.
– Позови, позови. Жалкий мальчишка, – повторил Денисов.
Петя стоял у двери, когда Денисов сказал это. Петя пролез между офицерами и близко подошел к Денисову.
– Позвольте вас поцеловать, голубчик, – сказал он. – Ах, как отлично! как хорошо! – И, поцеловав Денисова, он побежал на двор.
– Bosse! Vincent! – прокричал Петя, остановясь у двери.
– Вам кого, сударь, надо? – сказал голос из темноты. Петя отвечал, что того мальчика француза, которого взяли нынче.
– А! Весеннего? – сказал казак.
Имя его Vincent уже переделали: казаки – в Весеннего, а мужики и солдаты – в Висеню. В обеих переделках это напоминание о весне сходилось с представлением о молоденьком мальчике.
– Он там у костра грелся. Эй, Висеня! Висеня! Весенний! – послышались в темноте передающиеся голоса и смех.
– А мальчонок шустрый, – сказал гусар, стоявший подле Пети. – Мы его покормили давеча. Страсть голодный был!
В темноте послышались шаги и, шлепая босыми ногами по грязи, барабанщик подошел к двери.
– Ah, c'est vous! – сказал Петя. – Voulez vous manger? N'ayez pas peur, on ne vous fera pas de mal, – прибавил он, робко и ласково дотрогиваясь до его руки. – Entrez, entrez. [Ах, это вы! Хотите есть? Не бойтесь, вам ничего не сделают. Войдите, войдите.]
– Merci, monsieur, [Благодарю, господин.] – отвечал барабанщик дрожащим, почти детским голосом и стал обтирать о порог свои грязные ноги. Пете многое хотелось сказать барабанщику, но он не смел. Он, переминаясь, стоял подле него в сенях. Потом в темноте взял его за руку и пожал ее.
– Entrez, entrez, – повторил он только нежным шепотом.
«Ах, что бы мне ему сделать!» – проговорил сам с собою Петя и, отворив дверь, пропустил мимо себя мальчика.
Когда барабанщик вошел в избушку, Петя сел подальше от него, считая для себя унизительным обращать на него внимание. Он только ощупывал в кармане деньги и был в сомненье, не стыдно ли будет дать их барабанщику.


От барабанщика, которому по приказанию Денисова дали водки, баранины и которого Денисов велел одеть в русский кафтан, с тем, чтобы, не отсылая с пленными, оставить его при партии, внимание Пети было отвлечено приездом Долохова. Петя в армии слышал много рассказов про необычайные храбрость и жестокость Долохова с французами, и потому с тех пор, как Долохов вошел в избу, Петя, не спуская глаз, смотрел на него и все больше подбадривался, подергивая поднятой головой, с тем чтобы не быть недостойным даже и такого общества, как Долохов.