Катру, Жорж

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Жорж Катру
Georges Catroux<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Губернатор Дамаска
26 апреля 1920 — 1 декабря 1924
Генерал-губернатор Французского Индокитая
23 августа 1939 — 25 июня 1940
Предшественник: Жозеф Жюль Бревие
Преемник: Жан Деко
И. о. генерал-губернатора Алжира
19 марта 1943 — 5 июня 1943
 
Рождение: 29 января 1877(1877-01-29)
Лимож
Смерть: 21 декабря 1969(1969-12-21) (92 года)
Париж
Место погребения: Церковь Святого Людовика Дома Инвалидов
 
Военная служба
Годы службы: 1896—1969
Принадлежность: Франция Франция
Звание: армейский генерал
Сражения: Первая мировая война
Вторая мировая война
Рифская война
 
Награды:

Жорж Альбер Жульен Катру (фр. Georges Albert Julien Catroux; 29 января 1877 года, Лимож — 21 декабря 1969 года, Париж) — французский военный и государственный деятель, дипломат, генерал армии, Великий канцлер ордена Почётного легиона.





Биография

Жорж Катру родился 29 января 1877 года в Лиможе в семье кадрового офицера. 28 октября 1896 году поступил в Сен-Сирское военное училище, после окончания которого в 1898 году вышел в ряды пеших егерей. С 1900 года служил лейтенантом Иностранного легиона в Северной Африке. С 1903 по 1906 год служил в Индокитае под началом генерал-губернатора Поля Бо. С 1906 года снова в Северной Африке, где до 1911 года принимал участие во всех боевых операциях французских войск по занятию Марокко. С 1911 года при Алжирском генерал-губернаторе Люто.

Во время Первой мировой войны командир батальона 2-го полка алжирских стрелков. 5 октября 1915 года был ранен под Аррасом и попал в германский плен, где познакомился с капитаном Шарлем де Голлем. Совершил три неудачных попытки побега из плена. Освобождён после окончания войны.

В 1919—1920 годах служил во французской военной миссии в Аравии. После конференции в Сан-Ремо в апреле 1920 года назначен губернатором Государства Дамаск (часть французского мандата в Сирии) и формирует администрацию и правительство Сирии. В 1923—1925 годах был военным атташе в Константинополе. С июня по октябрь 1925 года принял участие в Рифской войне в Марокко (на штабных должностях). В 1926 году вызван в Левант под начало Верховного комиссара Генриха де Жувенеля, где выступил в поддержку предоставления независимости Сирии и Ливану. В 1927—1930 годах командир 6-го полка алжирских стрелков в чине полковника. Произведён в генералы. В 1930—1931 годах командующий войсками в Айн-Сефре (Алжир), с 27 мая 1931 года — командующий войсками в Марракеше. С 1 декабря 1935 года начальник 14-й пехотной дивизии, с 16 сентября 1936 года — командир XIX армейского корпуса в Алжире. 29 января 1939 года оставил военную службу.

20 августа 1939 года назначен генерал-губернатором Французского Индокитая. 25 июня 1940 года отстранён от должности генерал-губернатора из-за разногласий с правительством Петена.

В августе 1940 года, отзываясь на «призыв 18 июня», вступил в движение Сопротивления «Свободная Франция» генерала де Голля. 17 сентября 1940 года в Лондоне встречается с Уинстоном Черчиллем. В октябре 1940 года прибыл на Ближний Восток, где предпринял попытку привлечь на сторону де Голля французское командование в Сирии, но потерпел неудачу. В 1940—1941 годах командующий войсками «Сражающейся Франции» на Среднем Востоке. 1 ноября 1940 года произведён в ранг генерала армии. В июне 1941 года провозгласил независимость Сирии и Ливана от имени генерала де Голля и был заочно приговорён к смертной казни судом правительства Виши. После вторжения британских войск в Сирию установил контроль над территорией Сирии и Ливана. С 24 июня 1941 года Верховный комиссар и главнокомандующий в Леванте. С марта по июнь 1943 года исполняет должность генерал-губернатора Алжира. С 7 июня по 10 сентября 1944 года комиссар-координатор по делам мусульман и Государственный комиссар по делам мусульман Комитета национального освобождения и Временного правительства Франции. С 10 сентября 1944 года по 13 января 1945 года министр по делам Северной Африки.

13 января 1945 года назначен на пост посла Франции в СССР. 10 мая 1945 года удостоен Большого креста ордена Почётного легиона. 11 апреля 1948 года отозван из СССР в Париж с назначением на должность дипломатического советника при правительстве Франции.

1 октября 1954 года назначен Великим канцлером ордена Почётного легиона, а с 10 июля 1964 года — и Национального ордена Заслуг. Одновременно с 1 по 7 февраля 1956 года занимал пост министра-резидента в Алжире в правительстве Ги Молле (не смог вступить в должность из-за беспорядков в Алжире).

15 февраля 1969 года вышел в отставку. Умер 21 декабря 1969 года в госпитале Валь-де-Грас в Париже. Похоронен в церкви Святого Людовика Дома Инвалидов.

Был трижды женат, имел двух сыновей и двух дочерей.

В честь генерала Катру названа площадь в 17-м округе Парижа.

Награды

Французские:

  • Большой офицерский крест ордена Почётного легиона (30 декабря 1933 года)

Иностранные:

Публикации

Жорж Катру был автором публикаций:

  • Dans la bataille de la Méditerranée (1950)
  • J’ai vu tomber le rideau de fer (1951)
  • Lyautey le Marocain (1952)
  • Deux missions au Moyen-Orient, 1919—1922 (1958)
  • Deux actes du drame indochinois (1959)

Напишите отзыв о статье "Катру, Жорж"

Литература

  • Залесский К. А. Кто был кто во Второй мировой войне: Союзники СССР. — М.: АСТ, 2004. — 702 с. — ISBN 5-17-025106-8.
  • Léon Moreel. Catroux le Méditerrannéen. — Paris: Les éditions inter-nationales, 1959. — 136 p.
  • Henri Lerner. Catroux. — Paris: Albin Michel, 1990. — 423 p. — ISBN 9782226039361.
  • Arnaud Chaffanjon. Les grands maîtres et les grands chanceliers de la Légion d'honneur : de Napoléon Ier à François Mitterrand. — Paris: Editions Christian, 1983. — P. 128—131. — 271 p. — ISBN 2864960125.

Ссылки

  • [www.ordredelaliberation.fr/fr_compagnon/186.html Биография Жоржа Катру] на сайте ордена Освобождения  (фр.)

Отрывок, характеризующий Катру, Жорж

Le coup de theatre avait rate. [Не удалась развязка театрального представления.]


Русские войска проходили через Москву с двух часов ночи и до двух часов дня и увлекали за собой последних уезжавших жителей и раненых.
Самая большая давка во время движения войск происходила на мостах Каменном, Москворецком и Яузском.
В то время как, раздвоившись вокруг Кремля, войска сперлись на Москворецком и Каменном мостах, огромное число солдат, пользуясь остановкой и теснотой, возвращались назад от мостов и украдчиво и молчаливо прошныривали мимо Василия Блаженного и под Боровицкие ворота назад в гору, к Красной площади, на которой по какому то чутью они чувствовали, что можно брать без труда чужое. Такая же толпа людей, как на дешевых товарах, наполняла Гостиный двор во всех его ходах и переходах. Но не было ласково приторных, заманивающих голосов гостинодворцев, не было разносчиков и пестрой женской толпы покупателей – одни были мундиры и шинели солдат без ружей, молчаливо с ношами выходивших и без ноши входивших в ряды. Купцы и сидельцы (их было мало), как потерянные, ходили между солдатами, отпирали и запирали свои лавки и сами с молодцами куда то выносили свои товары. На площади у Гостиного двора стояли барабанщики и били сбор. Но звук барабана заставлял солдат грабителей не, как прежде, сбегаться на зов, а, напротив, заставлял их отбегать дальше от барабана. Между солдатами, по лавкам и проходам, виднелись люди в серых кафтанах и с бритыми головами. Два офицера, один в шарфе по мундиру, на худой темно серой лошади, другой в шинели, пешком, стояли у угла Ильинки и о чем то говорили. Третий офицер подскакал к ним.
– Генерал приказал во что бы то ни стало сейчас выгнать всех. Что та, это ни на что не похоже! Половина людей разбежалась.
– Ты куда?.. Вы куда?.. – крикнул он на трех пехотных солдат, которые, без ружей, подобрав полы шинелей, проскользнули мимо него в ряды. – Стой, канальи!
– Да, вот извольте их собрать! – отвечал другой офицер. – Их не соберешь; надо идти скорее, чтобы последние не ушли, вот и всё!
– Как же идти? там стали, сперлися на мосту и не двигаются. Или цепь поставить, чтобы последние не разбежались?
– Да подите же туда! Гони ж их вон! – крикнул старший офицер.
Офицер в шарфе слез с лошади, кликнул барабанщика и вошел с ним вместе под арки. Несколько солдат бросилось бежать толпой. Купец, с красными прыщами по щекам около носа, с спокойно непоколебимым выражением расчета на сытом лице, поспешно и щеголевато, размахивая руками, подошел к офицеру.
– Ваше благородие, – сказал он, – сделайте милость, защитите. Нам не расчет пустяк какой ни на есть, мы с нашим удовольствием! Пожалуйте, сукна сейчас вынесу, для благородного человека хоть два куска, с нашим удовольствием! Потому мы чувствуем, а это что ж, один разбой! Пожалуйте! Караул, что ли, бы приставили, хоть запереть дали бы…
Несколько купцов столпилось около офицера.
– Э! попусту брехать то! – сказал один из них, худощавый, с строгим лицом. – Снявши голову, по волосам не плачут. Бери, что кому любо! – И он энергическим жестом махнул рукой и боком повернулся к офицеру.
– Тебе, Иван Сидорыч, хорошо говорить, – сердито заговорил первый купец. – Вы пожалуйте, ваше благородие.
– Что говорить! – крикнул худощавый. – У меня тут в трех лавках на сто тысяч товару. Разве убережешь, когда войско ушло. Эх, народ, божью власть не руками скласть!
– Пожалуйте, ваше благородие, – говорил первый купец, кланяясь. Офицер стоял в недоумении, и на лице его видна была нерешительность.
– Да мне что за дело! – крикнул он вдруг и пошел быстрыми шагами вперед по ряду. В одной отпертой лавке слышались удары и ругательства, и в то время как офицер подходил к ней, из двери выскочил вытолкнутый человек в сером армяке и с бритой головой.
Человек этот, согнувшись, проскочил мимо купцов и офицера. Офицер напустился на солдат, бывших в лавке. Но в это время страшные крики огромной толпы послышались на Москворецком мосту, и офицер выбежал на площадь.
– Что такое? Что такое? – спрашивал он, но товарищ его уже скакал по направлению к крикам, мимо Василия Блаженного. Офицер сел верхом и поехал за ним. Когда он подъехал к мосту, он увидал снятые с передков две пушки, пехоту, идущую по мосту, несколько поваленных телег, несколько испуганных лиц и смеющиеся лица солдат. Подле пушек стояла одна повозка, запряженная парой. За повозкой сзади колес жались четыре борзые собаки в ошейниках. На повозке была гора вещей, и на самом верху, рядом с детским, кверху ножками перевернутым стульчиком сидела баба, пронзительно и отчаянно визжавшая. Товарищи рассказывали офицеру, что крик толпы и визги бабы произошли оттого, что наехавший на эту толпу генерал Ермолов, узнав, что солдаты разбредаются по лавкам, а толпы жителей запружают мост, приказал снять орудия с передков и сделать пример, что он будет стрелять по мосту. Толпа, валя повозки, давя друг друга, отчаянно кричала, теснясь, расчистила мост, и войска двинулись вперед.


В самом городе между тем было пусто. По улицам никого почти не было. Ворота и лавки все были заперты; кое где около кабаков слышались одинокие крики или пьяное пенье. Никто не ездил по улицам, и редко слышались шаги пешеходов. На Поварской было совершенно тихо и пустынно. На огромном дворе дома Ростовых валялись объедки сена, помет съехавшего обоза и не было видно ни одного человека. В оставшемся со всем своим добром доме Ростовых два человека были в большой гостиной. Это были дворник Игнат и казачок Мишка, внук Васильича, оставшийся в Москве с дедом. Мишка, открыв клавикорды, играл на них одним пальцем. Дворник, подбоченившись и радостно улыбаясь, стоял пред большим зеркалом.
– Вот ловко то! А? Дядюшка Игнат! – говорил мальчик, вдруг начиная хлопать обеими руками по клавишам.
– Ишь ты! – отвечал Игнат, дивуясь на то, как все более и более улыбалось его лицо в зеркале.
– Бессовестные! Право, бессовестные! – заговорил сзади их голос тихо вошедшей Мавры Кузминишны. – Эка, толсторожий, зубы то скалит. На это вас взять! Там все не прибрано, Васильич с ног сбился. Дай срок!
Игнат, поправляя поясок, перестав улыбаться и покорно опустив глаза, пошел вон из комнаты.
– Тетенька, я полегоньку, – сказал мальчик.
– Я те дам полегоньку. Постреленок! – крикнула Мавра Кузминишна, замахиваясь на него рукой. – Иди деду самовар ставь.
Мавра Кузминишна, смахнув пыль, закрыла клавикорды и, тяжело вздохнув, вышла из гостиной и заперла входную дверь.
Выйдя на двор, Мавра Кузминишна задумалась о том, куда ей идти теперь: пить ли чай к Васильичу во флигель или в кладовую прибрать то, что еще не было прибрано?
В тихой улице послышались быстрые шаги. Шаги остановились у калитки; щеколда стала стучать под рукой, старавшейся отпереть ее.
Мавра Кузминишна подошла к калитке.
– Кого надо?
– Графа, графа Илью Андреича Ростова.
– Да вы кто?
– Я офицер. Мне бы видеть нужно, – сказал русский приятный и барский голос.
Мавра Кузминишна отперла калитку. И на двор вошел лет восемнадцати круглолицый офицер, типом лица похожий на Ростовых.
– Уехали, батюшка. Вчерашнего числа в вечерни изволили уехать, – ласково сказала Мавра Кузмипишна.
Молодой офицер, стоя в калитке, как бы в нерешительности войти или не войти ему, пощелкал языком.
– Ах, какая досада!.. – проговорил он. – Мне бы вчера… Ах, как жалко!..
Мавра Кузминишна между тем внимательно и сочувственно разглядывала знакомые ей черты ростовской породы в лице молодого человека, и изорванную шинель, и стоптанные сапоги, которые были на нем.
– Вам зачем же графа надо было? – спросила она.
– Да уж… что делать! – с досадой проговорил офицер и взялся за калитку, как бы намереваясь уйти. Он опять остановился в нерешительности.
– Видите ли? – вдруг сказал он. – Я родственник графу, и он всегда очень добр был ко мне. Так вот, видите ли (он с доброй и веселой улыбкой посмотрел на свой плащ и сапоги), и обносился, и денег ничего нет; так я хотел попросить графа…
Мавра Кузминишна не дала договорить ему.
– Вы минуточку бы повременили, батюшка. Одною минуточку, – сказала она. И как только офицер отпустил руку от калитки, Мавра Кузминишна повернулась и быстрым старушечьим шагом пошла на задний двор к своему флигелю.
В то время как Мавра Кузминишна бегала к себе, офицер, опустив голову и глядя на свои прорванные сапоги, слегка улыбаясь, прохаживался по двору. «Как жалко, что я не застал дядюшку. А славная старушка! Куда она побежала? И как бы мне узнать, какими улицами мне ближе догнать полк, который теперь должен подходить к Рогожской?» – думал в это время молодой офицер. Мавра Кузминишна с испуганным и вместе решительным лицом, неся в руках свернутый клетчатый платочек, вышла из за угла. Не доходя несколько шагов, она, развернув платок, вынула из него белую двадцатипятирублевую ассигнацию и поспешно отдала ее офицеру.
– Были бы их сиятельства дома, известно бы, они бы, точно, по родственному, а вот может… теперича… – Мавра Кузминишна заробела и смешалась. Но офицер, не отказываясь и не торопясь, взял бумажку и поблагодарил Мавру Кузминишну. – Как бы граф дома были, – извиняясь, все говорила Мавра Кузминишна. – Христос с вами, батюшка! Спаси вас бог, – говорила Мавра Кузминишна, кланяясь и провожая его. Офицер, как бы смеясь над собою, улыбаясь и покачивая головой, почти рысью побежал по пустым улицам догонять свой полк к Яузскому мосту.
А Мавра Кузминишна еще долго с мокрыми глазами стояла перед затворенной калиткой, задумчиво покачивая головой и чувствуя неожиданный прилив материнской нежности и жалости к неизвестному ей офицерику.


В недостроенном доме на Варварке, внизу которого был питейный дом, слышались пьяные крики и песни. На лавках у столов в небольшой грязной комнате сидело человек десять фабричных. Все они, пьяные, потные, с мутными глазами, напруживаясь и широко разевая рты, пели какую то песню. Они пели врозь, с трудом, с усилием, очевидно, не для того, что им хотелось петь, но для того только, чтобы доказать, что они пьяны и гуляют. Один из них, высокий белокурый малый в чистой синей чуйке, стоял над ними. Лицо его с тонким прямым носом было бы красиво, ежели бы не тонкие, поджатые, беспрестанно двигающиеся губы и мутные и нахмуренные, неподвижные глаза. Он стоял над теми, которые пели, и, видимо воображая себе что то, торжественно и угловато размахивал над их головами засученной по локоть белой рукой, грязные пальцы которой он неестественно старался растопыривать. Рукав его чуйки беспрестанно спускался, и малый старательно левой рукой опять засучивал его, как будто что то было особенно важное в том, чтобы эта белая жилистая махавшая рука была непременно голая. В середине песни в сенях и на крыльце послышались крики драки и удары. Высокий малый махнул рукой.