Каудилизм

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Каудильо Испании
Упразднённая
государственная должность

Личный штандарт Франко
Франсиско Франко
(последний в должности)

Страна Испания
Предшествующая должность Президент Второй Испанской Республики
Должность-преемница Король Испании
Первый в должности Франсиско Франко
Последний в должности Франсиско Франко
Резиденция Мадрид
Учреждена 1 апреля 1939 года
Упразднена 20 ноября 1975 года

Каудили́зм (исп. caudillo — «предводитель» или «вождь», официальный титул испанского диктатора Франко) — режим личной власти диктаторов в Испании (до 1975 года) и ряде стран Латинской Америки, установленный посредством военного переворота и опирающийся непосредственно на военную силу. Также «каудильо» могут называться политические лидеры, обладающие неограниченной властью на местах.

Для каудилизма характерны ликвидация прав и свобод, установление правового террора и репрессий, прямые расправы с политическими противниками.[1]

В латиноамериканских странах, в частности, в бывших испанских колониях, военные перевороты, в результате которых к власти приходили военные диктаторы, исчисляются буквально сотнями.[2]

Режимы каудильо, как правило, неустойчивы. Каудильо быстро растрачивал свой политический авторитет, социальная опора его власти неумолимо сужалась, а сам он становился жертвой нового заговора.[3]

Напишите отзыв о статье "Каудилизм"



Примечания

  1. [pravorf.narod.ru/8.html Право Р.Ф]
  2. Фостер У. З. Очерк политической истории Америки. — М.: Издательство иностранной литературы, 1953.
  3. Под общ. ред. проф. Крашенинниковой Н. А. и проф. Жидкова О. А. [bestboy.narod.ru/47.html История государства и права зарубежных стран. Учебник для вузов]. — М.: Издательская группа НОРМА-ИНФРА, 1998.

См. также


Отрывок, характеризующий Каудилизм

– Ах, я не знаю, как все это необычайно! – сказала Соня, хватаясь за голову.
Через несколько минут князь Андрей позвонил, и Наташа вошла к нему; а Соня, испытывая редко испытанное ею волнение и умиление, осталась у окна, обдумывая всю необычайность случившегося.
В этот день был случай отправить письма в армию, и графиня писала письмо сыну.
– Соня, – сказала графиня, поднимая голову от письма, когда племянница проходила мимо нее. – Соня, ты не напишешь Николеньке? – сказала графиня тихим, дрогнувшим голосом, и во взгляде ее усталых, смотревших через очки глаз Соня прочла все, что разумела графиня этими словами. В этом взгляде выражались и мольба, и страх отказа, и стыд за то, что надо было просить, и готовность на непримиримую ненависть в случае отказа.
Соня подошла к графине и, став на колени, поцеловала ее руку.
– Я напишу, maman, – сказала она.
Соня была размягчена, взволнована и умилена всем тем, что происходило в этот день, в особенности тем таинственным совершением гаданья, которое она сейчас видела. Теперь, когда она знала, что по случаю возобновления отношений Наташи с князем Андреем Николай не мог жениться на княжне Марье, она с радостью почувствовала возвращение того настроения самопожертвования, в котором она любила и привыкла жить. И со слезами на глазах и с радостью сознания совершения великодушного поступка она, несколько раз прерываясь от слез, которые отуманивали ее бархатные черные глаза, написала то трогательное письмо, получение которого так поразило Николая.


На гауптвахте, куда был отведен Пьер, офицер и солдаты, взявшие его, обращались с ним враждебно, но вместе с тем и уважительно. Еще чувствовалось в их отношении к нему и сомнение о том, кто он такой (не очень ли важный человек), и враждебность вследствие еще свежей их личной борьбы с ним.
Но когда, в утро другого дня, пришла смена, то Пьер почувствовал, что для нового караула – для офицеров и солдат – он уже не имел того смысла, который имел для тех, которые его взяли. И действительно, в этом большом, толстом человеке в мужицком кафтане караульные другого дня уже не видели того живого человека, который так отчаянно дрался с мародером и с конвойными солдатами и сказал торжественную фразу о спасении ребенка, а видели только семнадцатого из содержащихся зачем то, по приказанию высшего начальства, взятых русских. Ежели и было что нибудь особенное в Пьере, то только его неробкий, сосредоточенно задумчивый вид и французский язык, на котором он, удивительно для французов, хорошо изъяснялся. Несмотря на то, в тот же день Пьера соединили с другими взятыми подозрительными, так как отдельная комната, которую он занимал, понадобилась офицеру.