Каупо

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Каупо
Kaupo<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
2-й Правитель Турайды
1200 — 1217
Предшественник: Анно
Преемник: Весике
 
Вероисповедание: Католицизм
Рождение: Ливония
Смерть: 22 сентября 1217(1217-09-22)
Вильянди, Ливония ныне Эстония
Дети: Бертолдс

Каупо, Каупо из Турайды (латыш. Kaupo, ср.-в.-нем. Kōpe, ? — 22 сентября 1217 года, Вильянди, Ливония/совр. Эстония) — ливский правитель (лат. quasi rex et senior Lyvonum de Thoreida)[1] Турайдского края.

Как принято считать, он первым среди своих соотечественников принял католическую веру. Каупо принадлежали владения по правому берегу Гауи и Турайдский замок[нет в источнике]К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан). Его считают своим родоначальником дворяне Ливены.





Биография

Предположительно в 1191 году Каупо принял христианство, а в начале XIII века уже твёрдо встал на сторону германских феодалов-завоевателей. В 1203 году отправился в Германию, затем в Рим, где был принят папой Иннокентием III. Визит обращённого язычника произвёл благоприятное впечатление на понтифика — он подарил Каупо экземпляр Библии а также утвердил его в дворянском достоинстве, с прозванием Ливе. В сентябре 1204 года Каупо возвратился в Ливонию.

Между Дабрелом и Каупо возможно[2] было политическое противостояние («соревнование»), кто будет продвигать идеи христианства. В 1206 году турайдские ливы вместе с придаугавскими ливами под предводительством Ако захватили контроль над Островным замком (латыш. Salaspils).[3] Затем Ако организовал поход на территории Саттезеле и Турайды. Одна часть войска пошла на Турайдский замок, вторая часть войска отправилась к замку Дабрела, Саттезеле, и осадила его, но безуспешно. Турайдский замок был разграблен и подожжён.[4] В 1206 году крестоносцы организовали ответный поход на Турайде и Каупо отвоевал свои земли.

Позже Каупо принимал участие в кровавых завоевательных экспедициях против эстов. В 1210 году он со своей дружиной явился на помощь освобождать Ригу от куршского окружения. В тот же год Каупо принимал участие в сражениях при Венденском замке и в битве у реки Имера, в которую упал его сын Бертолдс. Также в дальнейшем Каупо регулярно участвовал в военных операциях против эстов, что подвергло опасности его имущество. Точно известно соучастие Каупо в походе 1211 года в землю Сонтагана и в трёх походах в край Сакала, также в военных акциях 1217 года в Сакала.

В 1212 году, во время Аутинского восстания, Каупо отказался присоединиться к повстанцам и предложил решить конфликт путём переговоров. Он принял участие в мирной делегации, посланной епископом Альбрехтом для переговоров с участниками восстания в замке Саттезеле. Во время переговоров Каупо защищал латышей и ливов. Но переговоры оказались неудачными и восстание позже было подавлено силой.

В сражении 21 сентября 1217 года был смертельно ранен. Своё имущество Каупо передал католической церкви Ливонии.

См. также

Напишите отзыв о статье "Каупо"

Примечания

  1. Хроника Ливонии Генриха Латвийского
  2. Предположение некоторых учёных, основанное на археологических раскопках
  3. Хроника Ливонии, X: 6, 8
  4. Хроника Ливонии, X: 10

Источники

  • Историческая энциклопедия. — М.: Издательство «Советская энциклопедия»
  • Лит.: Henricus Lettus. Heinrichs livländische Chronik, 2 Aufl., Hannover, 1955 (в серии: Scriptores rerum Germanicarum ex Monumentis Germaniae historicis)

Ссылки

  • Kaupo, [www.historia.lv/alfabets/K/ka/kaupo/encik/kaupo_lkv.htm Latviešu konversācijas vārdnīca. 8.sējums, 16336.-16338.sleja.]
  • Kaupo, [www.historia.lv/alfabets/K/ka/kaupo/kaupo.htm Historia.lv]
  • [www.lv.lv/index.php?menu_body=DOC&id=49415&menu_left=LAIDIENS Profesors Roberts Feldmanis par Kaupu]


Отрывок, характеризующий Каупо

На другой день, 3 го марта, во 2 м часу по полудни, 250 человек членов Английского клуба и 50 человек гостей ожидали к обеду дорогого гостя и героя Австрийского похода, князя Багратиона. В первое время по получении известия об Аустерлицком сражении Москва пришла в недоумение. В то время русские так привыкли к победам, что, получив известие о поражении, одни просто не верили, другие искали объяснений такому странному событию в каких нибудь необыкновенных причинах. В Английском клубе, где собиралось всё, что было знатного, имеющего верные сведения и вес, в декабре месяце, когда стали приходить известия, ничего не говорили про войну и про последнее сражение, как будто все сговорились молчать о нем. Люди, дававшие направление разговорам, как то: граф Ростопчин, князь Юрий Владимирович Долгорукий, Валуев, гр. Марков, кн. Вяземский, не показывались в клубе, а собирались по домам, в своих интимных кружках, и москвичи, говорившие с чужих голосов (к которым принадлежал и Илья Андреич Ростов), оставались на короткое время без определенного суждения о деле войны и без руководителей. Москвичи чувствовали, что что то нехорошо и что обсуждать эти дурные вести трудно, и потому лучше молчать. Но через несколько времени, как присяжные выходят из совещательной комнаты, появились и тузы, дававшие мнение в клубе, и всё заговорило ясно и определенно. Были найдены причины тому неимоверному, неслыханному и невозможному событию, что русские были побиты, и все стало ясно, и во всех углах Москвы заговорили одно и то же. Причины эти были: измена австрийцев, дурное продовольствие войска, измена поляка Пшебышевского и француза Ланжерона, неспособность Кутузова, и (потихоньку говорили) молодость и неопытность государя, вверившегося дурным и ничтожным людям. Но войска, русские войска, говорили все, были необыкновенны и делали чудеса храбрости. Солдаты, офицеры, генералы – были герои. Но героем из героев был князь Багратион, прославившийся своим Шенграбенским делом и отступлением от Аустерлица, где он один провел свою колонну нерасстроенною и целый день отбивал вдвое сильнейшего неприятеля. Тому, что Багратион выбран был героем в Москве, содействовало и то, что он не имел связей в Москве, и был чужой. В лице его отдавалась должная честь боевому, простому, без связей и интриг, русскому солдату, еще связанному воспоминаниями Итальянского похода с именем Суворова. Кроме того в воздаянии ему таких почестей лучше всего показывалось нерасположение и неодобрение Кутузову.
– Ежели бы не было Багратиона, il faudrait l'inventer, [надо бы изобрести его.] – сказал шутник Шиншин, пародируя слова Вольтера. Про Кутузова никто не говорил, и некоторые шопотом бранили его, называя придворною вертушкой и старым сатиром. По всей Москве повторялись слова князя Долгорукова: «лепя, лепя и облепишься», утешавшегося в нашем поражении воспоминанием прежних побед, и повторялись слова Ростопчина про то, что французских солдат надо возбуждать к сражениям высокопарными фразами, что с Немцами надо логически рассуждать, убеждая их, что опаснее бежать, чем итти вперед; но что русских солдат надо только удерживать и просить: потише! Со всex сторон слышны были новые и новые рассказы об отдельных примерах мужества, оказанных нашими солдатами и офицерами при Аустерлице. Тот спас знамя, тот убил 5 ть французов, тот один заряжал 5 ть пушек. Говорили и про Берга, кто его не знал, что он, раненый в правую руку, взял шпагу в левую и пошел вперед. Про Болконского ничего не говорили, и только близко знавшие его жалели, что он рано умер, оставив беременную жену и чудака отца.


3 го марта во всех комнатах Английского клуба стоял стон разговаривающих голосов и, как пчелы на весеннем пролете, сновали взад и вперед, сидели, стояли, сходились и расходились, в мундирах, фраках и еще кое кто в пудре и кафтанах, члены и гости клуба. Пудренные, в чулках и башмаках ливрейные лакеи стояли у каждой двери и напряженно старались уловить каждое движение гостей и членов клуба, чтобы предложить свои услуги. Большинство присутствовавших были старые, почтенные люди с широкими, самоуверенными лицами, толстыми пальцами, твердыми движениями и голосами. Этого рода гости и члены сидели по известным, привычным местам и сходились в известных, привычных кружках. Малая часть присутствовавших состояла из случайных гостей – преимущественно молодежи, в числе которой были Денисов, Ростов и Долохов, который был опять семеновским офицером. На лицах молодежи, особенно военной, было выражение того чувства презрительной почтительности к старикам, которое как будто говорит старому поколению: уважать и почитать вас мы готовы, но помните, что всё таки за нами будущность.