Кауэр, Станислав
| Станислав Кауэр | |
| Имя при рождении: |
Stanislaus Cauer |
|---|---|
| Дата рождения: | |
| Место рождения: | |
| Дата смерти: | |
| Место смерти: |
Кёнигсберг, Восточная Пруссия, Германия |
| Гражданство: |
Германия |
| Жанр: | |
 Работы на Викискладе | |
Станислав Кауэр (нем. Stanislaus Cauer; 1867, Бад-Кройцнах — 1943, Кёнигсберг) — немецкий скульптор.
Содержание
Биография
Отец Станислава, Роберт Кауэр, также был скульптором. Отец рано заметил художественные способности сына и отвёз его в Рим, где Станислав обучался искусству скульптуры с 1882 по 1905 годы (с перерывом в 1893-1895 годах). Позднее в его работах проявлялось влияние античного искусства.
В 1905-1907 годах работал в Берлине в окружении Эрнста Хертера (Ernst Herter). В 1907 году Станислав переехал в Кёнигсберг по приглашению директора Кёнигсбергской академии художеств Людвига Детманна (нем. Ludwig Dettmann), который предложил Станиславу Кауэру вести в академии класс скульптуры. Кауэр был профессором и руководителем мастерской скульптуры Академии до выхода на пенсию в 1933 году.
Станислав Кауэр скончался в марте 1943 года. Скульптор был похоронен у стен Юдиттен-Кирхи. Надгробный памятник выполнен самим Кауэром в 1938 году. До наших дней могила не сохранилась.
Творчество
В Германии работы Кауэра сохранились в Бад-Кройцнах (в том числе памятник художнику Фридриху Мюллеру, 1905), в собраниях в Дрездене, Дуйсбурге (Психея, выполненная в 1890 году, в созданном в этом городе музее Кёнигсберга[1]), Кёнигсфельде и Нюрнберге.
В Кёнигсберге
Живя в Кёнигсберге, Кауэр занимался творческой и педагогической деятельностью, делал памятники, выполнял резьбу по камню для архитектурных строений, малую пластику. В Калининграде сохранилось около ста его небольших пластических работ на зданиях.
Нимфа
Точное время создания скульптуры «Нимфа» (в некоторых источниках её называют «Нимфа перед купанием», в некоторых — «Нимфа после купания») неизвестно. Многие источники указывают на 1906 год, хотя на постаменте выбита дата 1907. В 1922 году скульптуру приобрела Академия художеств, где работал Кауэр.
После войны скульптура была установлена во внутреннем дворике Калининградского дома художников. Для многих калининградских художников она служила «натурщицей».
Позднее скульптуру перенесли в Калининградскую художественную галерею.
Интересно, что в высеченной скульптором на постаменте латинской надписи имеется грамматическая ошибка.
Фонтан «Путти»
Фонтан «Путти» был создан Кауэром в 1908 году. На проводившейся в 1912 году в Позене (ныне Познань, Польша) международной выставке фонтанов «Путти» занял первое место. Жители Позена хотели купить фонтан, но Кауэр отказал им, предпочтя подарить фонтан Кёнигсбергу.
Первоначально фонтан стоял рядом с Кёнигсбергским замком. Позднее его перенесли во двор Кёнигсбергской университетской больницы на улице Вагнера (ныне — Портовая больница). После войны фонтан на протяжении десятилетий не реставрировался, и постепенно пришёл в полный упадок, неоднократно становясь жертвой вандалов. В 2011 году фонтан был отреставрирован по инициативе Музея Мирового океана. После реставрации фонтан был размещён на территории музея. Открытие отреставрированного фонтана состоялось 18 мая 2011 года, в Международный день музеев[2].
Памятник Шиллеру
Кауэр создал памятник Шиллеру в 1910 году. Неизвестно, почему в Кёнигсберге было принято решение установить памятник Шиллеру, который никогда здесь не жил. Возможно, открытие памятника было приурочено к 100-летнему юбилею Кёнигсбергского оперного театра, который открылся постановкой Шиллера «Вильгельм Телль».[3] В 1936 году памятник, первоначально установленный у Городского оперного театра, перенесен в сквер перед Новым театром (сейчас там расположен Калининградский областной драматический театр), где и расположен поныне.
Барельефы на фасаде Академии художеств
До наших дней сохранились барельефы, которыми в 1916 — 1919 годах Кауэр украсил фасад Кёнигсбергской академии искусств в Ратсхофе. Сейчас в этом здании расположена средняя школа № 21.
Рельефы на фасаде полицай-президиума
На Советском проспекте, 3. Сейчас в этом здании расположено Управление ФСБ.
Мать и дитя
Скульптура была установлена на берегу Верхнего пруда, в восьмидесятых годах для обеспечения сохранности скульптура была перенесена во внутренний двор Калининградского университета[4]
Награды
Станислав Кауэр был дважды награждён Золотой медалью города Кёнигсберга, в 1934 и 1942 годах.
Напишите отзыв о статье "Кауэр, Станислав"
Примечания
- ↑ www.museumkoenigsberg.de/RSeite1.htm
- ↑ [www.newkaliningrad.ru/afisha/news/1274824-otkrytie-pamyatnika-puttenbrunnen-fotoreportazh-novogo-kaliningradaru.html «Возвращение фонтана»: фоторепортаж «Нового Калининграда.Ru»]. Новый Калининград (18.05.2011). Проверено 18 мая 2011. [www.webcitation.org/666wygQe1 Архивировано из первоисточника 12 марта 2012].
- ↑ Этот памятник — один из немногих бронзовых монументов Кёнигсберга, доживших до наших дней. После штурма города Красной армией в 1945 году на постаменте была сделана надпись, что он не подлежит разрушению (возможно из-за того, что Шиллер — автор драмы «Разбойники», т.е был «социально близким»).
- ↑ [www.nkgazeta.ru/index.php?newsid=453 Еврейский пролом в Кенигсберге. Берега Верхнего пруда раньше осваивали меценаты, а теперь — «новые русские». Д. Якшина // Газета «Новые колёса», 11-17 августа 2005 | НК № 273]
Ссылки
- [www.milovsky-gallery.albertina.ru/index_r.phtml?words=%EA%E0%F3%FD%F0 Фотографии работ Кауэра в Калининградской области]
- [kaliningrad.rfn.ru/rnews.html?id=17249 Где купалась самая известная нимфа Кенигсберга? // Калининградская государственная телевизионная и радиовещательная компания,14.08.2006]
- [kaliningrad.rfn.ru/rnews.html?id=10806&cid=7 В Калининграде вспоминали знаменитого скульптора Кёнигсберга // Калининградская государственная телевизионная и радиовещательная компания, 07.03.2008]
- [www.kaliningradka.ru/newshow.php?newsid=27598 У Фонтана «Путти» грязно до жути // # Владимир МЫШКИН, газета «Калининградская правда»]
- [www.konigsberg.ru/culture.php?id=shl Информация о памятнике Шиллеру на сайте «Путеводитель по Калининграду»]
Отрывок, характеризующий Кауэр, Станислав
Наташа, легко и даже весело переносившая первое время разлуки с своим женихом, теперь с каждым днем становилась взволнованнее и нетерпеливее. Мысль о том, что так, даром, ни для кого пропадает ее лучшее время, которое бы она употребила на любовь к нему, неотступно мучила ее. Письма его большей частью сердили ее. Ей оскорбительно было думать, что тогда как она живет только мыслью о нем, он живет настоящею жизнью, видит новые места, новых людей, которые для него интересны. Чем занимательнее были его письма, тем ей было досаднее. Ее же письма к нему не только не доставляли ей утешения, но представлялись скучной и фальшивой обязанностью. Она не умела писать, потому что не могла постигнуть возможности выразить в письме правдиво хоть одну тысячную долю того, что она привыкла выражать голосом, улыбкой и взглядом. Она писала ему классически однообразные, сухие письма, которым сама не приписывала никакого значения и в которых, по брульонам, графиня поправляла ей орфографические ошибки.Здоровье графини все не поправлялось; но откладывать поездку в Москву уже не было возможности. Нужно было делать приданое, нужно было продать дом, и притом князя Андрея ждали сперва в Москву, где в эту зиму жил князь Николай Андреич, и Наташа была уверена, что он уже приехал.
Графиня осталась в деревне, а граф, взяв с собой Соню и Наташу, в конце января поехал в Москву.
Пьер после сватовства князя Андрея и Наташи, без всякой очевидной причины, вдруг почувствовал невозможность продолжать прежнюю жизнь. Как ни твердо он был убежден в истинах, открытых ему его благодетелем, как ни радостно ему было то первое время увлечения внутренней работой самосовершенствования, которой он предался с таким жаром, после помолвки князя Андрея с Наташей и после смерти Иосифа Алексеевича, о которой он получил известие почти в то же время, – вся прелесть этой прежней жизни вдруг пропала для него. Остался один остов жизни: его дом с блестящею женой, пользовавшеюся теперь милостями одного важного лица, знакомство со всем Петербургом и служба с скучными формальностями. И эта прежняя жизнь вдруг с неожиданной мерзостью представилась Пьеру. Он перестал писать свой дневник, избегал общества братьев, стал опять ездить в клуб, стал опять много пить, опять сблизился с холостыми компаниями и начал вести такую жизнь, что графиня Елена Васильевна сочла нужным сделать ему строгое замечание. Пьер почувствовав, что она была права, и чтобы не компрометировать свою жену, уехал в Москву.
В Москве, как только он въехал в свой огромный дом с засохшими и засыхающими княжнами, с громадной дворней, как только он увидал – проехав по городу – эту Иверскую часовню с бесчисленными огнями свеч перед золотыми ризами, эту Кремлевскую площадь с незаезженным снегом, этих извозчиков и лачужки Сивцева Вражка, увидал стариков московских, ничего не желающих и никуда не спеша доживающих свой век, увидал старушек, московских барынь, московские балы и Московский Английский клуб, – он почувствовал себя дома, в тихом пристанище. Ему стало в Москве покойно, тепло, привычно и грязно, как в старом халате.
Московское общество всё, начиная от старух до детей, как своего давно жданного гостя, которого место всегда было готово и не занято, – приняло Пьера. Для московского света, Пьер был самым милым, добрым, умным веселым, великодушным чудаком, рассеянным и душевным, русским, старого покроя, барином. Кошелек его всегда был пуст, потому что открыт для всех.
Бенефисы, дурные картины, статуи, благотворительные общества, цыгане, школы, подписные обеды, кутежи, масоны, церкви, книги – никто и ничто не получало отказа, и ежели бы не два его друга, занявшие у него много денег и взявшие его под свою опеку, он бы всё роздал. В клубе не было ни обеда, ни вечера без него. Как только он приваливался на свое место на диване после двух бутылок Марго, его окружали, и завязывались толки, споры, шутки. Где ссорились, он – одной своей доброй улыбкой и кстати сказанной шуткой, мирил. Масонские столовые ложи были скучны и вялы, ежели его не было.
Когда после холостого ужина он, с доброй и сладкой улыбкой, сдаваясь на просьбы веселой компании, поднимался, чтобы ехать с ними, между молодежью раздавались радостные, торжественные крики. На балах он танцовал, если не доставало кавалера. Молодые дамы и барышни любили его за то, что он, не ухаживая ни за кем, был со всеми одинаково любезен, особенно после ужина. «Il est charmant, il n'a pas de seхе», [Он очень мил, но не имеет пола,] говорили про него.
Пьер был тем отставным добродушно доживающим свой век в Москве камергером, каких были сотни.
Как бы он ужаснулся, ежели бы семь лет тому назад, когда он только приехал из за границы, кто нибудь сказал бы ему, что ему ничего не нужно искать и выдумывать, что его колея давно пробита, определена предвечно, и что, как он ни вертись, он будет тем, чем были все в его положении. Он не мог бы поверить этому! Разве не он всей душой желал, то произвести республику в России, то самому быть Наполеоном, то философом, то тактиком, победителем Наполеона? Разве не он видел возможность и страстно желал переродить порочный род человеческий и самого себя довести до высшей степени совершенства? Разве не он учреждал и школы и больницы и отпускал своих крестьян на волю?
А вместо всего этого, вот он, богатый муж неверной жены, камергер в отставке, любящий покушать, выпить и расстегнувшись побранить легко правительство, член Московского Английского клуба и всеми любимый член московского общества. Он долго не мог помириться с той мыслью, что он есть тот самый отставной московский камергер, тип которого он так глубоко презирал семь лет тому назад.
Иногда он утешал себя мыслями, что это только так, покамест, он ведет эту жизнь; но потом его ужасала другая мысль, что так, покамест, уже сколько людей входили, как он, со всеми зубами и волосами в эту жизнь и в этот клуб и выходили оттуда без одного зуба и волоса.
В минуты гордости, когда он думал о своем положении, ему казалось, что он совсем другой, особенный от тех отставных камергеров, которых он презирал прежде, что те были пошлые и глупые, довольные и успокоенные своим положением, «а я и теперь всё недоволен, всё мне хочется сделать что то для человечества», – говорил он себе в минуты гордости. «А может быть и все те мои товарищи, точно так же, как и я, бились, искали какой то новой, своей дороги в жизни, и так же как и я силой обстановки, общества, породы, той стихийной силой, против которой не властен человек, были приведены туда же, куда и я», говорил он себе в минуты скромности, и поживши в Москве несколько времени, он не презирал уже, а начинал любить, уважать и жалеть, так же как и себя, своих по судьбе товарищей.
На Пьера не находили, как прежде, минуты отчаяния, хандры и отвращения к жизни; но та же болезнь, выражавшаяся прежде резкими припадками, была вогнана внутрь и ни на мгновенье не покидала его. «К чему? Зачем? Что такое творится на свете?» спрашивал он себя с недоумением по нескольку раз в день, невольно начиная вдумываться в смысл явлений жизни; но опытом зная, что на вопросы эти не было ответов, он поспешно старался отвернуться от них, брался за книгу, или спешил в клуб, или к Аполлону Николаевичу болтать о городских сплетнях.
