Кафоличность церкви

Кафоли́чность Це́ркви (др.-греч. κᾰθ-ολικός — «всеобщий», от καθ' (κᾰτά) — «в, на, по» + ὅλος — «целый, цельный, полный, весь») — в христианском богословии — одно из существенных свойств Церкви Христовой, понимаемое как её пространственная, временна́я и качественная универсальность.

Кафолическая означает «по всему целому», то есть во всей полноте, целостности. Часто сближается с термином Вселенская (греч. οἰκουμένη, ойкумена — «заселённая земля, Вселенная»). Термин кафолическая может прилагаться как ко всей Церкви, так и к её частям. В последнем случае имеется в виду, что каждая часть Церкви обладает той же полнотой, что и вся Церковь. Понятие Вселенская подразумевает именно «количественную» характеристику всей Церкви и не относится к каждой её части.

История термина

Первым христианским богословом, использовавшим термин «кафолическая церковь» (др.-греч. καθολικὴ Ἐκκλησία), был священномученик Игнатий Богоносец. В своём Послании к Смирнской Церкви он так и заявляет: «Где будет епископ, там должен быть и народ, так как где Иисус Христос, там и кафолическая церковь». Слово (др.-греч. καθολικὴ) (вселенская, католическая, кафолическая) передаётся в церковно-славянской традиции как «соборная» . В основе учения св. Игнатия Богоносца о Церкви, как и апостола Павла, о существовании или пребывании Церкви Божией в каждой местной Церкви лежит евхаристическая экклезиология: Церковь Божия пребывает в местной Церкви потому, что в её Евхаристическом собрании пребывает Христос во всей полноте и во всём единстве Своего тела. Поскольку св. Игнатий Богоносец, употребляя этот термин, его не объясняет, можно предположить, что он уже был понятен его современникам.

Термин «кафолический» происходит от греческих слов — «каф олон» — по всему целому (согласно целого). Что обозначает полную церковь. Полная церковь — это церковь, в которой есть хотя бы один епископ и один христианин-мирянин. Иными словами кафолическая церковь — это епископальная церковь. Необходимость возникновения термина «кафолическая церковь» показывает нам наличие проблемы во 2-м веке н. э. среди наследников апостолов. Постапостольские епископы настаивали на епископальном устройстве церкви, некоторые пресвитеры на пресвитерианской — на том основании, что они являются последователями и преемниками апостолов. До нашего времени от этого противостояния дошли только термины — кафолическая (епископальная) и пресвитерианская церкви.

Термин содержится в Апостольском Символе веры, датировка которого неточна (но, видимо, не позже II века): Πιστεύω εἰς τò πνεῦμα τò ἅγιον, ἁγίαν καθολικὴν ἐκκλησίαν.

Второй Вселенский Собор 381 дополнил Никейский Символ веры — Πιστεύομεν <...> μίαν, ἁγίαν, καθολικὴν καὶ ἀποστολικὴν Ἐκκλησίαν («… Единую Святую, Соборную и Апостольскую Церковь») после чего он стал одним из фундаментальных экклезиологических терминов (понятий) на Востоке и Западе.

На Западе о кафолическом свойстве Церкви замечательно выразился преподобный Викентий Леринский (450):

В самой же кафолической Церкви особенно должно заботиться нам о том, чтобы содержать то, чему верили повсюду, всегда, все; ибо истинно и в собственном разуме кафолическое, как показывает значение и смысл наименования сего, — то, что все вообще объемлет.

Оригинальный текст (лат.)  

In ipsa item catholica ecclesia, magnopere curandum est ut id teneamus quod ubique, quod semper, quod ab omnibus creditum est ; hoc est etenim uere proprieque catholicum, quod ipsa uis nominis ratioque declarat, quae omnia fere uniuersaliter conprehendit .

— Памятные записки Перегрина о древности и всеобщности кафолической веры против непотребных новизн всех еретиков

Существительное καθολικότης (рус. кафоличность) появилось значительно позже.

В Русской Православной Церкви в церковно-славянском тексте Символа веры в качестве славяноязычного эквивалента термина καθολικὴν используется термин Соборная.

Понятие кафоличности (соборности) в России

Русское школьное догматическое богословие XIX века давало вполне консервативное и корректное толкование термина:

…она [Церковь] не ограничивается никаким местом, ни временем, ни народом, но заключает в себе истинно верующих всех мест, времен и народов.
Соборной, Кафолической или Вселенской Церковь называется и есть:

1. по пространству. Она предназначена обнимать собою всех людей, где бы они ни обитали на земле;
2. по времени. Церковь предназначена приводить к вере во Христа всех людей и существовать до скончания века;
3. по своему устройству. Церковь не связывается ни с какими условиями гражданского устройства, которые она считала бы для себя необходимыми, ни с каким определённым языком или народом.

См. также

• Католицизм
• Православие
• Англиканское сообщество

Литература

1. [portal-slovo.ru/theology/37560.php?ELEMENT_ID=37560 Протопресвитер Иоанн Мейендорф. Кафоличность церкви]
2. [www.golubinski.ru/ecclesia/voronov_cerkov.htm Прот. Ливерий Воронов. Кафоличность (или соборность) Церкви]
3. [www.golubinski.ru/ecclesia/uspensky_sobornost.htm Н. Д. Успенский. Соборность Церкви]
4. [www.golubinski.ru/ecclesia/homyakov.htm А. С. Хомяков. О значении слов «кафолический» и «соборный»]
5. [archiv.orthodoxy.org.ua/page-1349.html Профессор Парижского Свято-Сергиевского богословского института диакон Николай ЛОССКИЙ. Соборность (кафоличность) и первенство в православной экклезиологии]
6. [www.archiepiskopia.be/Rus/biblioteka/krivoshein/vk-kathol.htm архиепископ Василий (Кривошеин). КАФОЛИЧНОСТЬ И ЦЕРКОВНЫЙ СТРОЙ// Замечания к докладу С. С. Верховского]

Отрывок, характеризующий Кафоличность церкви

Вверх и влево по этому амфитеатру, разрезывая его, вилась большая Смоленская дорога, шедшая через село с белой церковью, лежавшее в пятистах шагах впереди кургана и ниже его (это было Бородино). Дорога переходила под деревней через мост и через спуски и подъемы вилась все выше и выше к видневшемуся верст за шесть селению Валуеву (в нем стоял теперь Наполеон). За Валуевым дорога скрывалась в желтевшем лесу на горизонте. В лесу этом, березовом и еловом, вправо от направления дороги, блестел на солнце дальний крест и колокольня Колоцкого монастыря. По всей этой синей дали, вправо и влево от леса и дороги, в разных местах виднелись дымящиеся костры и неопределенные массы войск наших и неприятельских. Направо, по течению рек Колочи и Москвы, местность была ущелиста и гориста. Между ущельями их вдали виднелись деревни Беззубово, Захарьино. Налево местность была ровнее, были поля с хлебом, и виднелась одна дымящаяся, сожженная деревня – Семеновская.
Все, что видел Пьер направо и налево, было так неопределенно, что ни левая, ни правая сторона поля не удовлетворяла вполне его представлению. Везде было не доле сражения, которое он ожидал видеть, а поля, поляны, войска, леса, дымы костров, деревни, курганы, ручьи; и сколько ни разбирал Пьер, он в этой живой местности не мог найти позиции и не мог даже отличить ваших войск от неприятельских.
«Надо спросить у знающего», – подумал он и обратился к офицеру, с любопытством смотревшему на его невоенную огромную фигуру.
– Позвольте спросить, – обратился Пьер к офицеру, – это какая деревня впереди?
– Бурдино или как? – сказал офицер, с вопросом обращаясь к своему товарищу.
– Бородино, – поправляя, отвечал другой.
Офицер, видимо, довольный случаем поговорить, подвинулся к Пьеру.
– Там наши? – спросил Пьер.
– Да, а вон подальше и французы, – сказал офицер. – Вон они, вон видны.
– Где? где? – спросил Пьер.
– Простым глазом видно. Да вот, вот! – Офицер показал рукой на дымы, видневшиеся влево за рекой, и на лице его показалось то строгое и серьезное выражение, которое Пьер видел на многих лицах, встречавшихся ему.
– Ах, это французы! А там?.. – Пьер показал влево на курган, около которого виднелись войска.
– Это наши.
– Ах, наши! А там?.. – Пьер показал на другой далекий курган с большим деревом, подле деревни, видневшейся в ущелье, у которой тоже дымились костры и чернелось что то.
– Это опять он, – сказал офицер. (Это был Шевардинский редут.) – Вчера было наше, а теперь его.
– Так как же наша позиция?
– Позиция? – сказал офицер с улыбкой удовольствия. – Я это могу рассказать вам ясно, потому что я почти все укрепления наши строил. Вот, видите ли, центр наш в Бородине, вот тут. – Он указал на деревню с белой церковью, бывшей впереди. – Тут переправа через Колочу. Вот тут, видите, где еще в низочке ряды скошенного сена лежат, вот тут и мост. Это наш центр. Правый фланг наш вот где (он указал круто направо, далеко в ущелье), там Москва река, и там мы три редута построили очень сильные. Левый фланг… – и тут офицер остановился. – Видите ли, это трудно вам объяснить… Вчера левый фланг наш был вот там, в Шевардине, вон, видите, где дуб; а теперь мы отнесли назад левое крыло, теперь вон, вон – видите деревню и дым? – это Семеновское, да вот здесь, – он указал на курган Раевского. – Только вряд ли будет тут сраженье. Что он перевел сюда войска, это обман; он, верно, обойдет справа от Москвы. Ну, да где бы ни было, многих завтра не досчитаемся! – сказал офицер.
Старый унтер офицер, подошедший к офицеру во время его рассказа, молча ожидал конца речи своего начальника; но в этом месте он, очевидно, недовольный словами офицера, перебил его.
– За турами ехать надо, – сказал он строго.
Офицер как будто смутился, как будто он понял, что можно думать о том, сколь многих не досчитаются завтра, но не следует говорить об этом.
– Ну да, посылай третью роту опять, – поспешно сказал офицер.
– А вы кто же, не из докторов?
– Нет, я так, – отвечал Пьер. И Пьер пошел под гору опять мимо ополченцев.
– Ах, проклятые! – проговорил следовавший за ним офицер, зажимая нос и пробегая мимо работающих.
– Вон они!.. Несут, идут… Вон они… сейчас войдут… – послышались вдруг голоса, и офицеры, солдаты и ополченцы побежали вперед по дороге.
Из под горы от Бородина поднималось церковное шествие. Впереди всех по пыльной дороге стройно шла пехота с снятыми киверами и ружьями, опущенными книзу. Позади пехоты слышалось церковное пение.
Обгоняя Пьера, без шапок бежали навстречу идущим солдаты и ополченцы.
– Матушку несут! Заступницу!.. Иверскую!..
– Смоленскую матушку, – поправил другой.
Ополченцы – и те, которые были в деревне, и те, которые работали на батарее, – побросав лопаты, побежали навстречу церковному шествию. За батальоном, шедшим по пыльной дороге, шли в ризах священники, один старичок в клобуке с причтом и певчпми. За ними солдаты и офицеры несли большую, с черным ликом в окладе, икону. Это была икона, вывезенная из Смоленска и с того времени возимая за армией. За иконой, кругом ее, впереди ее, со всех сторон шли, бежали и кланялись в землю с обнаженными головами толпы военных.
Взойдя на гору, икона остановилась; державшие на полотенцах икону люди переменились, дьячки зажгли вновь кадила, и начался молебен. Жаркие лучи солнца били отвесно сверху; слабый, свежий ветерок играл волосами открытых голов и лентами, которыми была убрана икона; пение негромко раздавалось под открытым небом. Огромная толпа с открытыми головами офицеров, солдат, ополченцев окружала икону. Позади священника и дьячка, на очищенном месте, стояли чиновные люди. Один плешивый генерал с Георгием на шее стоял прямо за спиной священника и, не крестясь (очевидно, пемец), терпеливо дожидался конца молебна, который он считал нужным выслушать, вероятно, для возбуждения патриотизма русского народа. Другой генерал стоял в воинственной позе и потряхивал рукой перед грудью, оглядываясь вокруг себя. Между этим чиновным кружком Пьер, стоявший в толпе мужиков, узнал некоторых знакомых; но он не смотрел на них: все внимание его было поглощено серьезным выражением лиц в этой толпе солдат и оиолченцев, однообразно жадно смотревших на икону. Как только уставшие дьячки (певшие двадцатый молебен) начинали лениво и привычно петь: «Спаси от бед рабы твоя, богородице», и священник и дьякон подхватывали: «Яко вси по бозе к тебе прибегаем, яко нерушимой стене и предстательству», – на всех лицах вспыхивало опять то же выражение сознания торжественности наступающей минуты, которое он видел под горой в Можайске и урывками на многих и многих лицах, встреченных им в это утро; и чаще опускались головы, встряхивались волоса и слышались вздохи и удары крестов по грудям.
Толпа, окружавшая икону, вдруг раскрылась и надавила Пьера. Кто то, вероятно, очень важное лицо, судя по поспешности, с которой перед ним сторонились, подходил к иконе.