Каффарелли

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Каффарелли
итал. Caffarelli
Основная информация
Имя при рождении

Гаэтано Майорано

Профессии

оперный певец

Певческий голос

меццо-сопрано

Каффарелли (итал. Caffarelli, настоящее имя Гаэтано Майорано, итал. Gaetano Majorano; 12 апреля 1710, Битонто, Италия — 31 января 1783, Неаполь, Италия) — итальянский оперный певец-кастрат (меццо-сопрано).

Псевдоним «Каффарелли» взял в честь своего покровителя Доменико Каффаро. На протяжении шести лет был учеником Порпоры. С детства отличался способностями и любовью к пению и, по некоторым данным, сам просил, чтобы его кастрировали. В десятилетнем возрасте получил доход от двух виноградников, принадлежавших его бабушке, что позволило ему получить средства для обучения грамматике и музыке.

В 1726 году впервые исполнил на оперной сцене женскую партию (как и многие кастраты того времени). В 1730-х годах он был уже достаточно известен в Италии, пел в Венеции, Турине, Милане и Флоренции. С 1730-х годов занимал должность в королевской часовне в Неаполе, на протяжении следующих двадцати лет часто выступал в театре Сан-Карло. Его выступления в Лондоне в 1738—1739 годах, однако, на публику большого впечатления не произвели. Впоследствии выступал в Мадриде (1739), Вене (1749), Версале (1753) и Лиссабоне (1755). Во Франции работал по личному приглашению короля Людовика XV, но его карьера там быстро закончилась: во время дуэли он тяжело ранил придворного поэта и оказался в опале. Благодаря своим выступлениям стал обладателем огромного состояния. С 1756 года выступал мало, хотя окончательно сцену не оставил. В последние годы жизни много занимался благотворительностью.

По воспоминаниям современников, его голос отличался замечательной красотой и выработкой колоратуры. Он также был известен своим взрывным и вспыльчивым характером.

Напишите отзыв о статье "Каффарелли"



Примечания

Литература


Отрывок, характеризующий Каффарелли

«Птицы небесные ни сеют, ни жнут, но отец ваш питает их», – сказал он сам себе и хотел то же сказать княжне. «Но нет, они поймут это по своему, они не поймут! Этого они не могут понимать, что все эти чувства, которыми они дорожат, все наши, все эти мысли, которые кажутся нам так важны, что они – не нужны. Мы не можем понимать друг друга». – И он замолчал.

Маленькому сыну князя Андрея было семь лет. Он едва умел читать, он ничего не знал. Он многое пережил после этого дня, приобретая знания, наблюдательность, опытность; но ежели бы он владел тогда всеми этими после приобретенными способностями, он не мог бы лучше, глубже понять все значение той сцены, которую он видел между отцом, княжной Марьей и Наташей, чем он ее понял теперь. Он все понял и, не плача, вышел из комнаты, молча подошел к Наташе, вышедшей за ним, застенчиво взглянул на нее задумчивыми прекрасными глазами; приподнятая румяная верхняя губа его дрогнула, он прислонился к ней головой и заплакал.
С этого дня он избегал Десаля, избегал ласкавшую его графиню и либо сидел один, либо робко подходил к княжне Марье и к Наташе, которую он, казалось, полюбил еще больше своей тетки, и тихо и застенчиво ласкался к ним.
Княжна Марья, выйдя от князя Андрея, поняла вполне все то, что сказало ей лицо Наташи. Она не говорила больше с Наташей о надежде на спасение его жизни. Она чередовалась с нею у его дивана и не плакала больше, но беспрестанно молилась, обращаясь душою к тому вечному, непостижимому, которого присутствие так ощутительно было теперь над умиравшим человеком.


Князь Андрей не только знал, что он умрет, но он чувствовал, что он умирает, что он уже умер наполовину. Он испытывал сознание отчужденности от всего земного и радостной и странной легкости бытия. Он, не торопясь и не тревожась, ожидал того, что предстояло ему. То грозное, вечное, неведомое и далекое, присутствие которого он не переставал ощущать в продолжение всей своей жизни, теперь для него было близкое и – по той странной легкости бытия, которую он испытывал, – почти понятное и ощущаемое.
Прежде он боялся конца. Он два раза испытал это страшное мучительное чувство страха смерти, конца, и теперь уже не понимал его.
Первый раз он испытал это чувство тогда, когда граната волчком вертелась перед ним и он смотрел на жнивье, на кусты, на небо и знал, что перед ним была смерть. Когда он очнулся после раны и в душе его, мгновенно, как бы освобожденный от удерживавшего его гнета жизни, распустился этот цветок любви, вечной, свободной, не зависящей от этой жизни, он уже не боялся смерти и не думал о ней.