Кахане, Биньямин Зеэв

Биньямин Зеэв Кахане ивр. ‏בנימין זאב כהנא‏‎
англ. Binyamin Ze'ev Kahane)
Имя при рождении:	англ. Binyamin Ze'ev Kahane)
Дата рождения:	3 октября 1966(1966-10-03)
Место рождения:	Нью-Йорк
Гражданство:	Израиль, США
Дата смерти:	31 декабря 2000(2000-12-31) (34 года)
Место смерти:	шоссе Иерусалим - Шхем
Отец:	Меир Кахане
Мать:	Либби
Супруга:	Талия Кахане
Дети:	6

Рабби Биньямин Зеэв Кахане (ивр. ‏בנימין זאב כהנא‏‎, англ. Binyamin Ze'ev Kahane) (род. 3 октября 1966 года, убит 31 декабря 2000 года) — ортодоксальный раввин, учёный, общественный деятель правой части политического спектра Израиля, сын раввина Меира Кахане. Возглавлял организацию «Кахане Хай», признанную в ряде стран (включая Израиль) террористической.

31 декабря 2000 года Биньямин Кахане и его жена Талия были убиты в результате обстрела их автомобиля арабскими террористами из «Подразделения 17», президентской гвардии Арафата, 5 их детей в возрасте от 2-х месяцев до 10 лет были ранены, один тяжело.

Биография

Биньямин Кахане родился в Нью-Йорке, он был младшим сыном в семье Либби и Меира Кахане. В сентябре 1971 года вместе с семьей репатриировался в Израиль.

Религиозное образование Биньямин Кахане получил в иешиве «Мерказ ха-Рав» в Иерусалиме, затем продолжил обучение в йешиве «Еврейская идея» (англ.), которую он создал вместе с отцом в 1987 году.

В конце 1980-х состоялась свадьба Талии Херцлих, дочери репатрианта из США, выросшей уже в Самарии, и Биньямина Кахане. После свадьбы супруги жили в основном в поселении Кфар-Тапуах</span>^ru_en в Самарии. Талия родила мужу шесть детей, пять дочерей и сына, была его основным помощником по делам в йешиве и заменяла Биньямина во время его отсутствия, в том числе, связанным с арестами Биньямина.

После убийства раввина Меира Кахане в 1990 году, Биньяин Кахане создает в 1991 году общественно-политическое движение «Кахане хай» («Кахане жив») и йешиву «ха-Раайон ха-Йехуди» («Ха-рав Меир») в поселении Кфар-Тапуах. Как и движение его отца, движение «Кахане хай», не было принято властями Израиля и в 1994 году было запрещено. Б.Кахане придерживался идеологии своего отца — и выступал за изгнание палестинцев из святой земли.

В результате заявлений движения «Кахане-Хай» в поддержку террористической «акции Баруха Гольдштейна», расстрелявшего в Хевроне 29 палестинцев, и словесных нападок на правительство, оно было признано властями Израиля и США террористическим.

Б.Кахане был так же осуждён израильским судом за призыв к мятежу. Несмотря на признание его организации в США террористической, Б.Кахане свободно ездил в США и проводил там встречи и собрания сторонников.

В 1999 году Биньямин-Зеэв Кахане переехал в Иерусалим и открыл там «Центр распространения еврейской идеи», который был закрыт властями в 2000 году.

Убийство

31 декабря 2000 года Биньямин и Талия Кахане были убиты на шоссе Иерусалим — Рамалла в результате обстрела их автомобиля арабскими террористами из «Подразделения 17», президентской гвардии Арафата, 5 их детей в возрасте от 2-х месяцев до 10 лет были ранены, один тяжело. После убийства Б.Кахане, один из его друзей, Тиран Поллак, выступая по израильскому радио заявил:

• «Мы отомстим за его убийство. Они должны знать и бояться, что за каждый повреждённый волосок еврея может слететь арабская голова. Если они поймут и осознают это, я уверен, у нас будет тихо, потому что араб — он как его осёл. Оба понимают только силу».

Оригинальный текст (англ.)  

We will avenge his death, Tiran Pollack, a close friend of the Kahane family, told the Israeli radio. They have to know and fear that for every hair on a Jew that is harmed, an Arab head may roll. If they understand and feel this, I'm sure we'll have quiet, because an Arab is like his donkey. Both understand only force.''

Биньямин и Талия Кахане были похоронены в Иерусалиме на кладбище Гар а-Менухот. В ходе похорон участники похоронной процессии выкрикивали «Смерть арабам!» и избили во время похорон нескольких палестинских рабочих, которых нашли в одном из иерусалимских супермаркетов. Всего от действий участников похоронной процессии пострадало 15 человек, включая израильских полицейских. Пять участников процессии были арестованы.

После теракта младшая сестра Талии с мужем переехали в дом Талии и Биньямина в Кфар Тапуах и там растили шестерых их детей.

Произведения

(по)

• «Народ Израиля и другие народы» (1986)
• «Ха-Агадат ха-Раайон» ((англ.); «Пасхальная Агада в свете „еврейской идеи“»; «The Haggada of the Jewish Idea») (1997)
• «Таль Биньямин», сборник статей (2001^{[уточнить]}; вышел через год после его гибели)

С 1987 года и до своей гибели, Биньямин Кахане издавал еженедельный бюллетень «Ках хи дарка шель Тора» («Таков он — путь Торы»), в последующем — «Дарка шель Тора», посвященный недельной главе Торы и «анализу актуальных событий в свете учения раввина Меира Кахане».

См. также

• Yeshivat HaRaayon HaYehudi

Ссылки

• [www.kahanebooks.com Books by Binyamin Zeev Kahane]
• [www.kahane.org/political/ Political Commentary by Binyamin Zeev Kahane]
• [www.fas.org/irp/world/para/kach.htm FAS Intelligence Resource Program entry for Kach and Kahane Chai]
• [www.myspace.com/binyamin_zev_kahane MySpace page for Binyamin Zeev Kahane]
• [maof.rjews.net/organization/123-kahane/9978 «О провидцах и ослах»] (28.10.1999) (из выступления р. Биньямина-Зеэва Кахане на радиостанции «Седьмой канал»)
• [www.gazeta.rjews.net/kahane10.html Еврейская идея // статьи, выступления, интервью р. Меира Кахане и его сына р. Биньямина-Зеэва Кахане (книга)] на сайте [www.gazeta.rjews.net/index_old.html Хроники Иерусалима]

Отрывок, характеризующий Кахане, Биньямин Зеэв

– Vous n'etes pas ce que vous dites, [Вы не то, что вы говорите.] – опять сказал Даву.
Пьер дрожащим, прерывающимся голосом стал приводить доказательства справедливости своего показания.
Но в это время вошел адъютант и что то доложил Даву.
Даву вдруг просиял при известии, сообщенном адъютантом, и стал застегиваться. Он, видимо, совсем забыл о Пьере.
Когда адъютант напомнил ему о пленном, он, нахмурившись, кивнул в сторону Пьера и сказал, чтобы его вели. Но куда должны были его вести – Пьер не знал: назад в балаган или на приготовленное место казни, которое, проходя по Девичьему полю, ему показывали товарищи.
Он обернул голову и видел, что адъютант переспрашивал что то.
– Oui, sans doute! [Да, разумеется!] – сказал Даву, но что «да», Пьер не знал.
Пьер не помнил, как, долго ли он шел и куда. Он, в состоянии совершенного бессмыслия и отупления, ничего не видя вокруг себя, передвигал ногами вместе с другими до тех пор, пока все остановились, и он остановился. Одна мысль за все это время была в голове Пьера. Это была мысль о том: кто, кто же, наконец, приговорил его к казни. Это были не те люди, которые допрашивали его в комиссии: из них ни один не хотел и, очевидно, не мог этого сделать. Это был не Даву, который так человечески посмотрел на него. Еще бы одна минута, и Даву понял бы, что они делают дурно, но этой минуте помешал адъютант, который вошел. И адъютант этот, очевидно, не хотел ничего худого, но он мог бы не войти. Кто же это, наконец, казнил, убивал, лишал жизни его – Пьера со всеми его воспоминаниями, стремлениями, надеждами, мыслями? Кто делал это? И Пьер чувствовал, что это был никто.
Это был порядок, склад обстоятельств.
Порядок какой то убивал его – Пьера, лишал его жизни, всего, уничтожал его.


От дома князя Щербатова пленных повели прямо вниз по Девичьему полю, левее Девичьего монастыря и подвели к огороду, на котором стоял столб. За столбом была вырыта большая яма с свежевыкопанной землей, и около ямы и столба полукругом стояла большая толпа народа. Толпа состояла из малого числа русских и большого числа наполеоновских войск вне строя: немцев, итальянцев и французов в разнородных мундирах. Справа и слева столба стояли фронты французских войск в синих мундирах с красными эполетами, в штиблетах и киверах.
Преступников расставили по известному порядку, который был в списке (Пьер стоял шестым), и подвели к столбу. Несколько барабанов вдруг ударили с двух сторон, и Пьер почувствовал, что с этим звуком как будто оторвалась часть его души. Он потерял способность думать и соображать. Он только мог видеть и слышать. И только одно желание было у него – желание, чтобы поскорее сделалось что то страшное, что должно было быть сделано. Пьер оглядывался на своих товарищей и рассматривал их.
Два человека с края были бритые острожные. Один высокий, худой; другой черный, мохнатый, мускулистый, с приплюснутым носом. Третий был дворовый, лет сорока пяти, с седеющими волосами и полным, хорошо откормленным телом. Четвертый был мужик, очень красивый, с окладистой русой бородой и черными глазами. Пятый был фабричный, желтый, худой малый, лет восемнадцати, в халате.
Пьер слышал, что французы совещались, как стрелять – по одному или по два? «По два», – холодно спокойно отвечал старший офицер. Сделалось передвижение в рядах солдат, и заметно было, что все торопились, – и торопились не так, как торопятся, чтобы сделать понятное для всех дело, но так, как торопятся, чтобы окончить необходимое, но неприятное и непостижимое дело.
Чиновник француз в шарфе подошел к правой стороне шеренги преступников в прочел по русски и по французски приговор.
Потом две пары французов подошли к преступникам и взяли, по указанию офицера, двух острожных, стоявших с края. Острожные, подойдя к столбу, остановились и, пока принесли мешки, молча смотрели вокруг себя, как смотрит подбитый зверь на подходящего охотника. Один все крестился, другой чесал спину и делал губами движение, подобное улыбке. Солдаты, торопясь руками, стали завязывать им глаза, надевать мешки и привязывать к столбу.
Двенадцать человек стрелков с ружьями мерным, твердым шагом вышли из за рядов и остановились в восьми шагах от столба. Пьер отвернулся, чтобы не видать того, что будет. Вдруг послышался треск и грохот, показавшиеся Пьеру громче самых страшных ударов грома, и он оглянулся. Был дым, и французы с бледными лицами и дрожащими руками что то делали у ямы. Повели других двух. Так же, такими же глазами и эти двое смотрели на всех, тщетно, одними глазами, молча, прося защиты и, видимо, не понимая и не веря тому, что будет. Они не могли верить, потому что они одни знали, что такое была для них их жизнь, и потому не понимали и не верили, чтобы можно было отнять ее.
Пьер хотел не смотреть и опять отвернулся; но опять как будто ужасный взрыв поразил его слух, и вместе с этими звуками он увидал дым, чью то кровь и бледные испуганные лица французов, опять что то делавших у столба, дрожащими руками толкая друг друга. Пьер, тяжело дыша, оглядывался вокруг себя, как будто спрашивая: что это такое? Тот же вопрос был и во всех взглядах, которые встречались со взглядом Пьера.
На всех лицах русских, на лицах французских солдат, офицеров, всех без исключения, он читал такой же испуг, ужас и борьбу, какие были в его сердце. «Да кто жо это делает наконец? Они все страдают так же, как и я. Кто же? Кто же?» – на секунду блеснуло в душе Пьера.
– Tirailleurs du 86 me, en avant! [Стрелки 86 го, вперед!] – прокричал кто то. Повели пятого, стоявшего рядом с Пьером, – одного. Пьер не понял того, что он спасен, что он и все остальные были приведены сюда только для присутствия при казни. Он со все возраставшим ужасом, не ощущая ни радости, ни успокоения, смотрел на то, что делалось. Пятый был фабричный в халате. Только что до него дотронулись, как он в ужасе отпрыгнул и схватился за Пьера (Пьер вздрогнул и оторвался от него). Фабричный не мог идти. Его тащили под мышки, и он что то кричал. Когда его подвели к столбу, он вдруг замолк. Он как будто вдруг что то понял. То ли он понял, что напрасно кричать, или то, что невозможно, чтобы его убили люди, но он стал у столба, ожидая повязки вместе с другими и, как подстреленный зверь, оглядываясь вокруг себя блестящими глазами.
Пьер уже не мог взять на себя отвернуться и закрыть глаза. Любопытство и волнение его и всей толпы при этом пятом убийстве дошло до высшей степени. Так же как и другие, этот пятый казался спокоен: он запахивал халат и почесывал одной босой ногой о другую.
Когда ему стали завязывать глаза, он поправил сам узел на затылке, который резал ему; потом, когда прислонили его к окровавленному столбу, он завалился назад, и, так как ему в этом положении было неловко, он поправился и, ровно поставив ноги, покойно прислонился. Пьер не сводил с него глаз, не упуская ни малейшего движения.
Должно быть, послышалась команда, должно быть, после команды раздались выстрелы восьми ружей. Но Пьер, сколько он ни старался вспомнить потом, не слыхал ни малейшего звука от выстрелов. Он видел только, как почему то вдруг опустился на веревках фабричный, как показалась кровь в двух местах и как самые веревки, от тяжести повисшего тела, распустились и фабричный, неестественно опустив голову и подвернув ногу, сел. Пьер подбежал к столбу. Никто не удерживал его. Вокруг фабричного что то делали испуганные, бледные люди. У одного старого усатого француза тряслась нижняя челюсть, когда он отвязывал веревки. Тело спустилось. Солдаты неловко и торопливо потащили его за столб и стали сталкивать в яму.
Все, очевидно, несомненно знали, что они были преступники, которым надо было скорее скрыть следы своего преступления.
Пьер заглянул в яму и увидел, что фабричный лежал там коленами кверху, близко к голове, одно плечо выше другого. И это плечо судорожно, равномерно опускалось и поднималось. Но уже лопатины земли сыпались на все тело. Один из солдат сердито, злобно и болезненно крикнул на Пьера, чтобы он вернулся. Но Пьер не понял его и стоял у столба, и никто не отгонял его.