Кахетинское царство

Кахетинское царство
637 — 1106,1490 — 1762
Флаг
Столица	Греми, Телави
Язык(и)	грузинский
Династия	Хосроиды Кюрикиды (Багратуни) Багратионы
Преемственность
← Иберия ← Грузинское царство Грузинское царство → Картли-Кахетинское царство →

К:Появились в 637 годуК:Появились в 1490 годуК:Исчезли в 1106 годуК:Исчезли в 1762 году

Кахетинское царство (груз. კახეთის სამეფო, также известное как Кахети или Кахетия) — монархическое государство восточной Грузии, занимавшее область Кахетию. В разное время её столицами были Греми и Телави.

История

Как особое царство Кахетия в грузинских летописях упоминается уже с IV—V веков, со времени водворения здесь христианства. У арабских писателей с VII века также известна эта страна. Правители Кахетии были известны под разными наименованиями — корикозов, мтавари и др. Квирике III (умер в 1029 году) прозванный великим, провозгласил себя царём (мепе) Кахетии и Эретии. Из IX ст. дошло до нас житие св. Илариона, уроженца Кахетии, в списке 1074 года. Из этого документа видно, что в то время христианство процветало в Кахетии; здесь были мужские и женские монастыри, богато снабжённые книгами, были епископы и прочее духовенство, которое поддерживало религиозные сношения с Сирией, Палестиной, Константинополем и даже Римом. После смерти Квирике III трон унаследовал его племянник (сын сестры) Гагик, из рода армянских Кюрикидов, царей Ташир-Дзорагетского царства. В 1106 году грузинский царь Давид IV взял в плен Агсартана II, последнего кахети-эретинского царя, и присоединил Кахетию к остальной Грузии. С этих пор до 1468 года Кахетия входила в состав объединённой Грузии, управляемой царями из династии Багратидов, так что в течение 363 лет история Кахетии сливается с общегрузинской историей. Во второй половине XV века Грузия распадается на три царства и пять княжеств: Мингрельское, Гурийское, Сванетское, Абхазское и Самцхе-Саатабагское. Западная Грузия, то есть царство Имеретинское и княжества, находились под политическим влиянием Порты Оттоманской, а восточная Грузия, то есть царства Карталинское и Кахетинское — под таким же влиянием Персии. Дробление Грузии на несколько частей усердно поддерживалось Турцией и Персией, как одно из средств к ослаблению страны. Другим средством была пропаганда ислама, между прочим — в восточной Кахетии. Дань, платимая в эпоху политической зависимости от Турции и Персии, была ничтожна, но обязательна была выдача известного числа детей обоего пола, которых посылали время от времени в Тегеран и Стамбул в качестве заложников; девушки выходили там замуж за шахов, султанов и их приближённых, а мальчики, воспитанные в духе мусульманства, обычно возвращались в Грузию для занятия высших должностей. В остальном Грузинские царства оставались самостоятельными. Христианская Грузия, однако, тяготилась номинальным верховенством мусульманских держав, и нередко ей удавалось совершенно избавиться от их влияния. Внешняя история Кахетии с 1468 по 1762 г., как и других частей Грузии, прошла в борьбе с Персией, Турцией и кавказскими горцами, и в дружественных сношениях с Россией. Мусульманские державы и их союзники-единоверцы — кавказские горцы, ничего хорошего не ожидая для себя от сближения Грузии с Россией, всячески старались расстроить его. Между тем Московское государство, особенно после покорения Казанского и Астраханского царств (1552—1556), вполне сознательно старалось распространить своё торговое и военно-политическое влияние на юг, через Кавказ, на Персию. Для этого ему нужна была твёрдая опора в лице христианского царства. Такою представлялась Грузия. В «крестоцеловальной записи», заключенной между кахетинским царём Александром II (1527—1605) и московским царём Фёдором Иоанновичем (около 1586) последний даёт Александру обещание «оберегать его от всех недругов его».

Это обещание возобновлялось дословно и при последующих царях. Взамен «поминок», послы привозили им от московских царей не менее ценные подарки; вместе с тем они уговаривали кахетинских царей склонить к союзу с Россией и других грузинских царей и владетельных князей. Условием союза являлся только нейтралитет на случай войны Персии, Турции или кавказских горцев с Россией. Военной помощи от Кахетии не требовалось, в виду отдалённости русской границы от Кахетии, высоких и неудобопроходимых Кавказских гор, враждебных и воинственных народов, населявших пространство в несколько сот вёрст между Кахетией и Россией, а также вследствие опасности со стороны Персии и Турции, всегда готовых занять Кахетию, в случае отсутствия в ней местных войск. Столь же неизбежны были отказы России в вооружённой помощи царям Кахетии (например Теймуразу в 1658 г.). Время царствования в Персии могущественных шахов Аббаса I, Сефи и Аббаса II (с конца XVI в. по 70-е годы XVII века) были особенно тяжёлым временем для Кахетии и Карталинии. В это время шахи стали особенно подозрительно относиться к сношениям Грузии с Россией. Шах Аббас I с большим недоверием смотрел на кахетинского царя Теймураза I. Мать царя, отказавшуюся принять мусульманство, Аббас I замучил, двух его сыновей изувечил, дочь его взял в жёны против воли отца. В борьбе с шахом Аббасом II погиб третий сын Теймураза и взята была в плен вторая его дочь. В начале XVII века (1615—1616) шах Аббас I с несметными полчищами два раза вторгался в Грузию, опустошил её, ограбил церкви и забрал значительную часть жителей Кахетии, вместо которых переселил в Грузию до 15 тысяч дворов азербайджанских татар. Но вскоре восставшие грузины истребили всех переселенных азербайджанцев. По словам Вахушти Багратиони:

«Затем (напали) на Алаверди и затем истребили элиев по всей Кахети, ибо не оставили деже грудных младенцев в колыбели и освободили Кахети. До Карагаджа не дошли, потому как Салимхан ушел оттуда, а там сидел Муртазахан, и вернулись победно»

Не только христианские, но и мусульманские историки насчитывают избитых на месте во время этого нашествия 60—70 тысяч душ, а забранных в плен — более 100 тысяч душ. Русские послы, бывшие тогда в Персии, тщетно уговаривали шаха не разорять Грузию и не притеснять христиан, если он дорожит дружбой русского государя, покровителя христиан. Аббас уверял их в дружбе к России и посылал в Москву награбленные христианские святыни, но относительно Грузии продолжал свою суровую расправу. Грузины защищались отчаянно: Теймураз говорил русским послам, что его подданные избили до 47 тысяч персиян. Несмотря, однако, на тяжкие испытания, выпавшие на долю Кахетии, храброе, даровитое и трудолюбивое население этого царства не унывало, поддерживало и охраняло христианство и религиозные памятники; духовенство деятельно защищало чистоту веры и церкви, учреждало школы при церквях и монастырях; ковры, ткани и шёлк, и вино местного производства были известны и вне пределов Грузии. В главных городах Кахетии, Греми и Телави, существовали высшие богословские школы (семинарии), с довольно обширной учебной программой. В числе грузинских поэтов и писателей занимают почётное место кахетинские цари Теймураз I и Арчил (умер в 1712).

При Ираклии II Кахетия вновь соединилась с Карталинией и вместе с ними, в 1801 году перешла под власть России.

Литература

• Энциклопедический словарь. Том XIV Карданахи-Керо. Издатели: Ф. А. Брокгауз, И. А. Ефрон С.-Петербург. Типо-Литография И. А. Ефрона, Прачечный пер., № 6. 1895 Кахетия с. 804—805

См. также

• Шекинское царство

При написании этой статьи использовался материал из Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона (1890—1907).

Отрывок, характеризующий Кахетинское царство

Из за двери слышались равномерные звуки станка. Княжна робко потянула за легко и плавно отворяющуюся дверь и остановилась у входа. Князь работал за станком и, оглянувшись, продолжал свое дело.
Огромный кабинет был наполнен вещами, очевидно, беспрестанно употребляемыми. Большой стол, на котором лежали книги и планы, высокие стеклянные шкафы библиотеки с ключами в дверцах, высокий стол для писания в стоячем положении, на котором лежала открытая тетрадь, токарный станок, с разложенными инструментами и с рассыпанными кругом стружками, – всё выказывало постоянную, разнообразную и порядочную деятельность. По движениям небольшой ноги, обутой в татарский, шитый серебром, сапожок, по твердому налеганию жилистой, сухощавой руки видна была в князе еще упорная и много выдерживающая сила свежей старости. Сделав несколько кругов, он снял ногу с педали станка, обтер стамеску, кинул ее в кожаный карман, приделанный к станку, и, подойдя к столу, подозвал дочь. Он никогда не благословлял своих детей и только, подставив ей щетинистую, еще небритую нынче щеку, сказал, строго и вместе с тем внимательно нежно оглядев ее:
– Здорова?… ну, так садись!
Он взял тетрадь геометрии, писанную его рукой, и подвинул ногой свое кресло.
– На завтра! – сказал он, быстро отыскивая страницу и от параграфа до другого отмечая жестким ногтем.
Княжна пригнулась к столу над тетрадью.
– Постой, письмо тебе, – вдруг сказал старик, доставая из приделанного над столом кармана конверт, надписанный женскою рукой, и кидая его на стол.
Лицо княжны покрылось красными пятнами при виде письма. Она торопливо взяла его и пригнулась к нему.
– От Элоизы? – спросил князь, холодною улыбкой выказывая еще крепкие и желтоватые зубы.
– Да, от Жюли, – сказала княжна, робко взглядывая и робко улыбаясь.
– Еще два письма пропущу, а третье прочту, – строго сказал князь, – боюсь, много вздору пишете. Третье прочту.
– Прочтите хоть это, mon pere, [батюшка,] – отвечала княжна, краснея еще более и подавая ему письмо.
– Третье, я сказал, третье, – коротко крикнул князь, отталкивая письмо, и, облокотившись на стол, пододвинул тетрадь с чертежами геометрии.
– Ну, сударыня, – начал старик, пригнувшись близко к дочери над тетрадью и положив одну руку на спинку кресла, на котором сидела княжна, так что княжна чувствовала себя со всех сторон окруженною тем табачным и старчески едким запахом отца, который она так давно знала. – Ну, сударыня, треугольники эти подобны; изволишь видеть, угол abc…
Княжна испуганно взглядывала на близко от нее блестящие глаза отца; красные пятна переливались по ее лицу, и видно было, что она ничего не понимает и так боится, что страх помешает ей понять все дальнейшие толкования отца, как бы ясны они ни были. Виноват ли был учитель или виновата была ученица, но каждый день повторялось одно и то же: у княжны мутилось в глазах, она ничего не видела, не слышала, только чувствовала близко подле себя сухое лицо строгого отца, чувствовала его дыхание и запах и только думала о том, как бы ей уйти поскорее из кабинета и у себя на просторе понять задачу.
Старик выходил из себя: с грохотом отодвигал и придвигал кресло, на котором сам сидел, делал усилия над собой, чтобы не разгорячиться, и почти всякий раз горячился, бранился, а иногда швырял тетрадью.
Княжна ошиблась ответом.
– Ну, как же не дура! – крикнул князь, оттолкнув тетрадь и быстро отвернувшись, но тотчас же встал, прошелся, дотронулся руками до волос княжны и снова сел.
Он придвинулся и продолжал толкование.
– Нельзя, княжна, нельзя, – сказал он, когда княжна, взяв и закрыв тетрадь с заданными уроками, уже готовилась уходить, – математика великое дело, моя сударыня. А чтобы ты была похожа на наших глупых барынь, я не хочу. Стерпится слюбится. – Он потрепал ее рукой по щеке. – Дурь из головы выскочит.
Она хотела выйти, он остановил ее жестом и достал с высокого стола новую неразрезанную книгу.
– Вот еще какой то Ключ таинства тебе твоя Элоиза посылает. Религиозная. А я ни в чью веру не вмешиваюсь… Просмотрел. Возьми. Ну, ступай, ступай!
Он потрепал ее по плечу и сам запер за нею дверь.
Княжна Марья возвратилась в свою комнату с грустным, испуганным выражением, которое редко покидало ее и делало ее некрасивое, болезненное лицо еще более некрасивым, села за свой письменный стол, уставленный миниатюрными портретами и заваленный тетрадями и книгами. Княжна была столь же беспорядочная, как отец ее порядочен. Она положила тетрадь геометрии и нетерпеливо распечатала письмо. Письмо было от ближайшего с детства друга княжны; друг этот была та самая Жюли Карагина, которая была на именинах у Ростовых:
Жюли писала:
«Chere et excellente amie, quelle chose terrible et effrayante que l'absence! J'ai beau me dire que la moitie de mon existence et de mon bonheur est en vous, que malgre la distance qui nous separe, nos coeurs sont unis par des liens indissolubles; le mien se revolte contre la destinee, et je ne puis, malgre les plaisirs et les distractions qui m'entourent, vaincre une certaine tristesse cachee que je ressens au fond du coeur depuis notre separation. Pourquoi ne sommes nous pas reunies, comme cet ete dans votre grand cabinet sur le canape bleu, le canape a confidences? Pourquoi ne puis je, comme il y a trois mois, puiser de nouvelles forces morales dans votre regard si doux, si calme et si penetrant, regard que j'aimais tant et que je crois voir devant moi, quand je vous ecris».
[Милый и бесценный друг, какая страшная и ужасная вещь разлука! Сколько ни твержу себе, что половина моего существования и моего счастия в вас, что, несмотря на расстояние, которое нас разлучает, сердца наши соединены неразрывными узами, мое сердце возмущается против судьбы, и, несмотря на удовольствия и рассеяния, которые меня окружают, я не могу подавить некоторую скрытую грусть, которую испытываю в глубине сердца со времени нашей разлуки. Отчего мы не вместе, как в прошлое лето, в вашем большом кабинете, на голубом диване, на диване «признаний»? Отчего я не могу, как три месяца тому назад, почерпать новые нравственные силы в вашем взгляде, кротком, спокойном и проницательном, который я так любила и который я вижу перед собой в ту минуту, как пишу вам?]
Прочтя до этого места, княжна Марья вздохнула и оглянулась в трюмо, которое стояло направо от нее. Зеркало отразило некрасивое слабое тело и худое лицо. Глаза, всегда грустные, теперь особенно безнадежно смотрели на себя в зеркало. «Она мне льстит», подумала княжна, отвернулась и продолжала читать. Жюли, однако, не льстила своему другу: действительно, и глаза княжны, большие, глубокие и лучистые (как будто лучи теплого света иногда снопами выходили из них), были так хороши, что очень часто, несмотря на некрасивость всего лица, глаза эти делались привлекательнее красоты. Но княжна никогда не видала хорошего выражения своих глаз, того выражения, которое они принимали в те минуты, когда она не думала о себе. Как и у всех людей, лицо ее принимало натянуто неестественное, дурное выражение, как скоро она смотрелась в зеркало. Она продолжала читать: 211
«Tout Moscou ne parle que guerre. L'un de mes deux freres est deja a l'etranger, l'autre est avec la garde, qui se met en Marieche vers la frontiere. Notre cher еmpereur a quitte Petersbourg et, a ce qu'on pretend, compte lui meme exposer sa precieuse existence aux chances de la guerre. Du veuille que le monstre corsicain, qui detruit le repos de l'Europe, soit terrasse par l'ange que le Tout Рuissant, dans Sa misericorde, nous a donnee pour souverain. Sans parler de mes freres, cette guerre m'a privee d'une relation des plus cheres a mon coeur. Je parle du jeune Nicolas Rostoff, qui avec son enthousiasme n'a pu supporter l'inaction et a quitte l'universite pour aller s'enroler dans l'armee. Eh bien, chere Marieie, je vous avouerai, que, malgre son extreme jeunesse, son depart pour l'armee a ete un grand chagrin pour moi. Le jeune homme, dont je vous parlais cet ete, a tant de noblesse, de veritable jeunesse qu'on rencontre si rarement dans le siecle оu nous vivons parmi nos villards de vingt ans. Il a surtout tant de franchise et de coeur. Il est tellement pur et poetique, que mes relations avec lui, quelque passageres qu'elles fussent, ont ete l'une des plus douees jouissances de mon pauvre coeur, qui a deja tant souffert. Je vous raconterai un jour nos adieux et tout ce qui s'est dit en partant. Tout cela est encore trop frais. Ah! chere amie, vous etes heureuse de ne pas connaitre ces jouissances et ces peines si poignantes. Vous etes heureuse, puisque les derienieres sont ordinairement les plus fortes! Je sais fort bien, que le comte Nicolas est trop jeune pour pouvoir jamais devenir pour moi quelque chose de plus qu'un ami, mais cette douee amitie, ces relations si poetiques et si pures ont ete un besoin pour mon coeur. Mais n'en parlons plus. La grande nouvelle du jour qui occupe tout Moscou est la mort du vieux comte Безухой et son heritage. Figurez vous que les trois princesses n'ont recu que tres peu de chose, le prince Basile rien, est que c'est M. Pierre qui a tout herite, et qui par dessus le Marieche a ete reconnu pour fils legitime, par consequent comte Безухой est possesseur de la plus belle fortune de la Russie. On pretend que le prince Basile a joue un tres vilain role dans toute cette histoire et qu'il est reparti tout penaud pour Petersbourg.