Каценельсон, Нисон Иосифович

Ни́сон Ио́сифович Кацене́льсон
идиш ‏ניסן קאַצנעלסאָן‏‎
Депутат Первой Думы, 1906 г.
Дата рождения:	1862(1862)
Место рождения:	Бобруйск Минская губерния
Дата смерти:	9 ноября 1923(1923-11-09)
Место смерти:	Лиепая, Латвия
Гражданство:	Российская империя Российская империя Латвия Латвия
Вероисповедание:	иудаизм
Партия:	Конституционно-демократическая партия
Род деятельности:	депутат Государственной думы I созыва от Курляндской губернии
Автограф

Нисон Иосифович (Хаимович-Иосифович) Каценельсон (1862, Бобруйск Минской губернии — 9 ноября 1923, Лиепая, Латвия) — общественный деятель, по специальности физик-экспериментатор, депутат Государственной думы I созыва от Курляндской губернии.

Биография

Еврей, иудейского вероисповедания. Окончил Берлинский университет со степенью доктор философии. Специалист в области экспериментальной физики. В 1899 г в Базеле на 3-м Всемирном сионистском конгрессе избран директором Еврейского колониального банка, с 1905 председатель его директориума. В 1903 сопровождал Теодора Герцля в его поездке по России. Боролся за равенство прав евреев и остальных жителей империи. В 1905 году Каценельсон — один из основателей Союза для достижения полноправия еврейского народа в России. Член Конституционно-демократической партии.

20 апреля 1906 избран в Государственную думу I созыва от общего состава выборщиков Курляндского губернского избирательного собрания. Входил в Конституционно-демократическую фракцию. Член Финансовой комиссии Думы. Выступал в Думе по аграрному вопросу.

10 июля 1906 года в г. Выборге подписал "Выборгское воззвание" и осужден по ст. 129, ч. 1, п. п. 51 и 3 Уголовного Уложения, приговорен к 3 месяцам тюрьмы и лишен права быть избранным. Наказание отбывал в петербургской тюрьме «Кресты» в 1910 году. В том же году возглавил Либавский эмиграционный комитет.

После октября 1917 жил в Латвии. Скончался 9 ноября 1923 года.

Литература

• [dlib.rsl.ru/viewer/01003750528#?page=186 Боиович М. М. Члены Государственной думы (Портреты и биографии). Первый созыв. М.: Тип. Товарищества И. Д. Сытина. 1906 С. 150.]
• [elibrary.karelia.ru/book.shtml?levelID=012002&id=6771&cType=1 Первая Государственная Дума. Алфавитный список и подробные биографии и характеристики членов Государственной Думы.] — М.: Тип. Товарищества И. Д. Сытина, 1906. — 175 с.
• Государственная Дума первого призыва. Портреты, краткие биографии и характеристики депутатов. — Москва: «Возрождение», 1906. С. 112.
• [www.tez-rus.net/ViewGood30711.html Государственная дума Российской империи: 1906—1917. Б. Ю. Иванов, А. А. Комзолова, И. С. Ряховская. Москва. РОССПЭН. 2008. С. 243.]
• Российская еврейская энциклопедия. М, 1995. Том 2. С. 20.
• Российский государственный исторический архив. Фонд 1278. Опись 1 (1-й созыв). Дело 42. Лист 10; Фонд 1327. Опись 1. 1905 год. Дело 141. Лист 78.

Отрывок, характеризующий Каценельсон, Нисон Иосифович

8 го сентября в сарай к пленным вошел очень важный офицер, судя по почтительности, с которой с ним обращались караульные. Офицер этот, вероятно, штабный, с списком в руках, сделал перекличку всем русским, назвав Пьера: celui qui n'avoue pas son nom [тот, который не говорит своего имени]. И, равнодушно и лениво оглядев всех пленных, он приказал караульному офицеру прилично одеть и прибрать их, прежде чем вести к маршалу. Через час прибыла рота солдат, и Пьера с другими тринадцатью повели на Девичье поле. День был ясный, солнечный после дождя, и воздух был необыкновенно чист. Дым не стлался низом, как в тот день, когда Пьера вывели из гауптвахты Зубовского вала; дым поднимался столбами в чистом воздухе. Огня пожаров нигде не было видно, но со всех сторон поднимались столбы дыма, и вся Москва, все, что только мог видеть Пьер, было одно пожарище. Со всех сторон виднелись пустыри с печами и трубами и изредка обгорелые стены каменных домов. Пьер приглядывался к пожарищам и не узнавал знакомых кварталов города. Кое где виднелись уцелевшие церкви. Кремль, неразрушенный, белел издалека с своими башнями и Иваном Великим. Вблизи весело блестел купол Ново Девичьего монастыря, и особенно звонко слышался оттуда благовест. Благовест этот напомнил Пьеру, что было воскресенье и праздник рождества богородицы. Но казалось, некому было праздновать этот праздник: везде было разоренье пожарища, и из русского народа встречались только изредка оборванные, испуганные люди, которые прятались при виде французов.
Очевидно, русское гнездо было разорено и уничтожено; но за уничтожением этого русского порядка жизни Пьер бессознательно чувствовал, что над этим разоренным гнездом установился свой, совсем другой, но твердый французский порядок. Он чувствовал это по виду тех, бодро и весело, правильными рядами шедших солдат, которые конвоировали его с другими преступниками; он чувствовал это по виду какого то важного французского чиновника в парной коляске, управляемой солдатом, проехавшего ему навстречу. Он это чувствовал по веселым звукам полковой музыки, доносившимся с левой стороны поля, и в особенности он чувствовал и понимал это по тому списку, который, перекликая пленных, прочел нынче утром приезжавший французский офицер. Пьер был взят одними солдатами, отведен в одно, в другое место с десятками других людей; казалось, они могли бы забыть про него, смешать его с другими. Но нет: ответы его, данные на допросе, вернулись к нему в форме наименования его: celui qui n'avoue pas son nom. И под этим названием, которое страшно было Пьеру, его теперь вели куда то, с несомненной уверенностью, написанною на их лицах, что все остальные пленные и он были те самые, которых нужно, и что их ведут туда, куда нужно. Пьер чувствовал себя ничтожной щепкой, попавшей в колеса неизвестной ему, но правильно действующей машины.
Пьера с другими преступниками привели на правую сторону Девичьего поля, недалеко от монастыря, к большому белому дому с огромным садом. Это был дом князя Щербатова, в котором Пьер часто прежде бывал у хозяина и в котором теперь, как он узнал из разговора солдат, стоял маршал, герцог Экмюльский.
Их подвели к крыльцу и по одному стали вводить в дом. Пьера ввели шестым. Через стеклянную галерею, сени, переднюю, знакомые Пьеру, его ввели в длинный низкий кабинет, у дверей которого стоял адъютант.
Даву сидел на конце комнаты над столом, с очками на носу. Пьер близко подошел к нему. Даву, не поднимая глаз, видимо справлялся с какой то бумагой, лежавшей перед ним. Не поднимая же глаз, он тихо спросил:
– Qui etes vous? [Кто вы такой?]
Пьер молчал оттого, что не в силах был выговорить слова. Даву для Пьера не был просто французский генерал; для Пьера Даву был известный своей жестокостью человек. Глядя на холодное лицо Даву, который, как строгий учитель, соглашался до времени иметь терпение и ждать ответа, Пьер чувствовал, что всякая секунда промедления могла стоить ему жизни; но он не знал, что сказать. Сказать то же, что он говорил на первом допросе, он не решался; открыть свое звание и положение было и опасно и стыдно. Пьер молчал. Но прежде чем Пьер успел на что нибудь решиться, Даву приподнял голову, приподнял очки на лоб, прищурил глаза и пристально посмотрел на Пьера.