Качественная дифференциация долгих и кратких гласных в праславянском языке

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Качественная дифференциация долгих и кратких гласных в праславянском языке[1][2] (также «превращение количественных различий гласных в качественные»[3][4]) — постепенное артикуляционное сближения гласных, приведшее к преобразованию длинных и кратких фонем в гласные нормальной долготы. Выравнивание гласных по долготе принадлежит к древнейшим изменениям в системе вокализма в общеславянский период. Это был длительный процесс, завершившийся уже в истории отдельных славянских языков.





Квантитативное выравнивание кратких и долгих гласных [o] и [a]

Краткие монофтонги [ǒ], [ǎ] превратились сначала в [ǒ], который сузился, приобрел долготу, а со временем стал стал артикулироваться как гласный [о], который в настоящее время функционирует во всех современных славянских языках. Долгие гласные [ā] и [ō] слились в долгом [ā], который сначала был лабиализованным гласным заднего ряда, более открытым, чем длинный [ō]. На более позднем этапе развития праславянского языка он потерял долготу и лабиализацию и превратился в [а].

Изменение краткого и долгого гласного *e

Краткий *ĕ в праславянском языке языке сохранилось, но на определенном этапе превратилось в *е нормальной долготы и было унаследовано всеми славянскими языками. Долгое *ē на славянской почве после твердых согласных изменился в открытый гласный переднего ряда *ä, который позже развился в *ě (ст.-слав. вѣтръ). После мягких шипящих согласных и *j звук *ē вследствие определенных преобразований изменился в *а.

Изменение кратких и долгих гласных *i и *u

Краткие *ĭ и *ǔ подверглись редукции, перейдя в сверхкраткие редуцированные звуки *ъ и *ь: вьдова, гость, сънъ. Долгие аналоги этих звуков изменились следующим образом: *i превратилось в *i нормальной долготы, *ū перешло в *y. Появление сверхкратких *ъ и *ь вызвало новое противопоставление в системе вокализма: сверхкраткие фонемы — фонемы нормальной долготы.

Квантитативное выравнивание дифтонгов

Кроме монофтонгов, процессом квантитативного выравнивание были частично охвачены также дифтонги: в силу совпадения длинных [ā] и [ō] в одном звуке [а] и кратких [ǒ], [ǎ] в звуке [о] количество дифтонгов уменьшилось. Однако под действием закона открытого слога перед следующим согласным и эти дифтонги не смогли сохраниться, поскольку в них второй компонент был неслогообразующим и закрывал слог: произошла монофтонгизация дифтонгов.

Напишите отзыв о статье "Качественная дифференциация долгих и кратких гласных в праславянском языке"

Примечания

  1. Хабургаев Г. А. Старославянский язык. — М.: Просвещение, 1974. — С. 112.
  2. Галинская Е. А. О хронологии некоторых изменений в вокализме праславянского языка // Исследования по славянскому историческому языкознанию. Памяти профессора Г.А. Хабургаева. — 1993. — С. 44.
  3. Иванова Т. А. Старославянский язык: Учебник. — СПб.: Издательство Санкт-Петербургского университета, 1998. — С. 68-69. — ISBN 5288020124.
  4. Турбин Г. А., Шулежкова С. Г. Старославянский язык. — М.: Наука, 2002.

Литература

  • Иванова Т. А. Старославянский язык: Учебник. — СПб.: Издательство Санкт-Петербургского университета, 1998. — С. 68-69. — ISBN 5288020124.
  • Вступ до порівняльно-історичного вивчення слов’янських мов /за ред. О. С. Мельничука. — К.: Наук. думка, 1966. — 588 с.  (укр.)
  • Кондрашов Н. А. Славянские языки: Учебн. пособие для студентов филол. спец. пед. ин-тов. — М.: Просвещение,1986. — 239 с.
  • Кочерган М. П. Гілки слов’янських мов. Порівняльна характеристика //Відродження.- 1994.-№ 8. — С.56-59.  (укр.)
  • Крижанівська О.І. Історія української мови. — К.: ВЦ «Академія», 2010. — 248 с.  (укр.)
  • Куриленко В. М. Коспект лекцій з історичної граматики української мови (Вступ, фонетика). — Глухів: ГДПУ, 1999. — 35 с.  (укр.)

Ссылки

  • [www.philol.msu.ru/~tezaurus/library.php?view=d&course=1&raz=1&pod=2&par=5 1.2.5. Фонетические процессы праславянского периода] на Лингвокультурологическом тезаурусе «Гуманитарная Россия»

Отрывок, характеризующий Качественная дифференциация долгих и кратких гласных в праславянском языке

Посидев за столом, Сперанский закупорил бутылку с вином и сказав: «нынче хорошее винцо в сапожках ходит», отдал слуге и встал. Все встали и также шумно разговаривая пошли в гостиную. Сперанскому подали два конверта, привезенные курьером. Он взял их и прошел в кабинет. Как только он вышел, общее веселье замолкло и гости рассудительно и тихо стали переговариваться друг с другом.
– Ну, теперь декламация! – сказал Сперанский, выходя из кабинета. – Удивительный талант! – обратился он к князю Андрею. Магницкий тотчас же стал в позу и начал говорить французские шутливые стихи, сочиненные им на некоторых известных лиц Петербурга, и несколько раз был прерываем аплодисментами. Князь Андрей, по окончании стихов, подошел к Сперанскому, прощаясь с ним.
– Куда вы так рано? – сказал Сперанский.
– Я обещал на вечер…
Они помолчали. Князь Андрей смотрел близко в эти зеркальные, непропускающие к себе глаза и ему стало смешно, как он мог ждать чего нибудь от Сперанского и от всей своей деятельности, связанной с ним, и как мог он приписывать важность тому, что делал Сперанский. Этот аккуратный, невеселый смех долго не переставал звучать в ушах князя Андрея после того, как он уехал от Сперанского.
Вернувшись домой, князь Андрей стал вспоминать свою петербургскую жизнь за эти четыре месяца, как будто что то новое. Он вспоминал свои хлопоты, искательства, историю своего проекта военного устава, который был принят к сведению и о котором старались умолчать единственно потому, что другая работа, очень дурная, была уже сделана и представлена государю; вспомнил о заседаниях комитета, членом которого был Берг; вспомнил, как в этих заседаниях старательно и продолжительно обсуживалось всё касающееся формы и процесса заседаний комитета, и как старательно и кратко обходилось всё что касалось сущности дела. Он вспомнил о своей законодательной работе, о том, как он озабоченно переводил на русский язык статьи римского и французского свода, и ему стало совестно за себя. Потом он живо представил себе Богучарово, свои занятия в деревне, свою поездку в Рязань, вспомнил мужиков, Дрона старосту, и приложив к ним права лиц, которые он распределял по параграфам, ему стало удивительно, как он мог так долго заниматься такой праздной работой.


На другой день князь Андрей поехал с визитами в некоторые дома, где он еще не был, и в том числе к Ростовым, с которыми он возобновил знакомство на последнем бале. Кроме законов учтивости, по которым ему нужно было быть у Ростовых, князю Андрею хотелось видеть дома эту особенную, оживленную девушку, которая оставила ему приятное воспоминание.
Наташа одна из первых встретила его. Она была в домашнем синем платье, в котором она показалась князю Андрею еще лучше, чем в бальном. Она и всё семейство Ростовых приняли князя Андрея, как старого друга, просто и радушно. Всё семейство, которое строго судил прежде князь Андрей, теперь показалось ему составленным из прекрасных, простых и добрых людей. Гостеприимство и добродушие старого графа, особенно мило поразительное в Петербурге, было таково, что князь Андрей не мог отказаться от обеда. «Да, это добрые, славные люди, думал Болконский, разумеется, не понимающие ни на волос того сокровища, которое они имеют в Наташе; но добрые люди, которые составляют наилучший фон для того, чтобы на нем отделялась эта особенно поэтическая, переполненная жизни, прелестная девушка!»
Князь Андрей чувствовал в Наташе присутствие совершенно чуждого для него, особенного мира, преисполненного каких то неизвестных ему радостей, того чуждого мира, который еще тогда, в отрадненской аллее и на окне, в лунную ночь, так дразнил его. Теперь этот мир уже более не дразнил его, не был чуждый мир; но он сам, вступив в него, находил в нем новое для себя наслаждение.
После обеда Наташа, по просьбе князя Андрея, пошла к клавикордам и стала петь. Князь Андрей стоял у окна, разговаривая с дамами, и слушал ее. В середине фразы князь Андрей замолчал и почувствовал неожиданно, что к его горлу подступают слезы, возможность которых он не знал за собой. Он посмотрел на поющую Наташу, и в душе его произошло что то новое и счастливое. Он был счастлив и ему вместе с тем было грустно. Ему решительно не об чем было плакать, но он готов был плакать. О чем? О прежней любви? О маленькой княгине? О своих разочарованиях?… О своих надеждах на будущее?… Да и нет. Главное, о чем ему хотелось плакать, была вдруг живо сознанная им страшная противуположность между чем то бесконечно великим и неопределимым, бывшим в нем, и чем то узким и телесным, чем он был сам и даже была она. Эта противуположность томила и радовала его во время ее пения.