Кашмирский шиваизм
Среди многочисленных даршан индийской философии кашмирский шиваизм характеризуется различными учёными как идеалистический монизм[1], (абсолютный идеализм, теистический монизм[2], реалистический идеализм[3], фундаменталистский монизм[3]), а также как нейтральный монизм[4].
Сознание для кашмирских шиваистов является единственной реальностью, в которой между феноменальным миром и Богом есть только иллюзорное восприятие дуальности человеком, в отличиe от адвайты-веданты, где мир есть только иллюзия.
Кашмирский шиваизм возник в восьмом[5] — девятом столетии[6][7] в Кашмире и добился значительных результатов в области философии и теологии до конца двенадцатого столетия[8].
Кашмирский шиваизм отчасти напоминает индийский тантризм, и оба имеют своим ключевым символом Шри Янтру.
Кашмирский шиваизм носит ещё название «трика».
Содержание
Происхождение
Система Кашмирского шиваизма базируется на тантрическом знании, которое было утеряно ещё к началу Кали-юги, тогда Шива принял форму Шриканты на вершине горы Кайлаш, где он, частично воплотившись в риши Дурвасу, передал ему тантрическое знание, включая абхеду, бхедабхеду и бхеду, как это описано в Бхайрава-тантре, Рудра-тантре и Шива-тантре. Тщетно искал Дурваса достойных учеников для передачи сокровенного знания, мысленным усилием он сотворил трёх сыновей, старшему Триамбаке передал и повелел распространять монистическую абхеду, что известно теперь как Кашмирский шиваизм.[9]
Наиболее важными текстами этой философской системы являются Шива-сутры, Спанда-карика и Виджняна Бхайрав Тантра.
Основные понятия
Ануттара, Высшее
Ануттара — «Высшее», «Изначальное», «Непревзойденная действительность» — единая основа мироздания.[10]
В действительности существует лишь высшее Сознание, которое носит название Ануттара (Парасамвит, Парамашива), проявляющееся в динамическом взаимодействии (спанда) двух образов Единого — пракаши (света Сознания) и вимарши (силы самосознания, отражения) — или Шивы и Шакти.
Практикующий осознаёт себя как неотделимое от высшего Сознания (поэтому метод называется пратьябхиджня «узнавание») и видит мир как игру (чидвиласа, крида) Единого. Подобное состояние сознания вызывается исключительно доброй волей Шивы (ануграха «милость») — спонтанно, но предусмотрен и постепенный путь (крама) — ведущий так же к конечному осознанию Единства и блаженству.[11].
Ахам, сердце Шивы
Ахам — понимание высшей действительности как сердца — сосредоточение чистого «Я есть», неразделённое внутреннее состояние Шивы, которое поддерживает проявленное[12] и отражается в Шакти[13].
В санскритском алфавите а — первая буква, отождествляется с Шивой, ха — последняя — Шакти, ахам символизирует их соединение.
Спанда
Категория «спанда», введённая Васугуптой (860–925), часто объясняется как «вибрация/шевеление сознания». Абхинавагупта использует выражение «некая разновидность движения», подразумевая отличие его от движения физического. Это скорее сродни вибрации или пульсации, в сути своей таящей экстатическое, самопорождающее сознание.
Центральное положение внутри этой категории занимает тезис «всё есть Спанда», подразумевающий как объективную внешнюю реальность, так и внутренний мир, одинаково невозможные в отсутствие движения. При этом предельное движение происходит не в пространстве и не во времени, но внутри Высшего Сознания.
Для описания смысла, заложенного в категорию спанда, писания приводят следующие метафоры: беспрепятственная воля Высшего Сознания (чит) — svātantrya, высшая творческая энергия — visarga, сердце божественного — hṛdaya и океан светоносного сознания — cidānanda.
См. также
Напишите отзыв о статье "Кашмирский шиваизм"
Примечания
- ↑ Kashmir Shaivism: The Secret Supreme, Swami Lakshmanjoo, pp. 103
- ↑ The Trika Śaivism of Kashmir, Moti Lal Pandit
- ↑ 1 2 The Doctrine of Vibration: An Analysis of Doctrines and Practices of Kashmir Shaivism, Mark S. G. Dyczkowski, pp. 51
- ↑ Ram L. P. Vimal. Emergence in dual-aspect monism // [books.google.ru/books?id=cZuyAAAAQBAJ&pg=PA172&lpg=PA172&dq=Kashmir+Shaivism+seems+close+to+neutral+monism&source=bl&ots=gITZN4YKX0&sig=BOgN6HFBx2HstW2r7ptAPbn1rRs&hl=en&sa=X&ei=-gD7VJSYNuGpygOywIKgBw&ved=0CCkQ6AEwAg#v=onepage&q=Kashmir%20Shaivism%20seems%20close%20to%20neutral%20monism&f=false The Unity of Mind, Brain and World (Current Perspectives on a Science of Consciousness)] / Alfredo Pereira Jr., Dietrich Lehmann (Editors). — 1 edition. — Printed in the United Kingdom by MPG Printgroup Ltd, Cambridge: Cambridge University Press, 2013. — P. 149-190. — 344 + xi p. — ISBN 978-1-107-02629-2.
- ↑ Kashmir Shaivism: The Secret Supreme, By Lakshman Jee
- ↑ For Kashmir Shaivism arising in the ninth century see: Basham, p. 110.
- ↑ The Doctrine of Vibration: An Analysis of Doctrines and Practices of Kashmir Shaivism, By Mark S. G. Dyczkowski, pp. 4
- ↑ The Trika Śaivism of Kashmir, Moti Lal Pandit, pp. 1
- ↑ Lakshmanjoo, pp. 87-93.
- ↑ Para-trisika Vivarana, Jaideva Singh, pages 20-27
- ↑ The Triadic Heart of Shiva, Paul Muller-Ortega, pag. 88
- ↑ Parā-trīśikā Vivaraṇa IAST, Jaideva Singh, page 194
- ↑ Parā-trīśikā Vivaraṇa IAST, Jaideva Singh, page 127
<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение |
Для улучшения этой статьи желательно?:
|
Ссылки
- [sanatanadharma.udm.net/kashmira.files/text.htm Кашмирский шиваизм — тексты] (рус.)
| |||||||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Кашмирский шиваизм
– Да, вот извольте их собрать! – отвечал другой офицер. – Их не соберешь; надо идти скорее, чтобы последние не ушли, вот и всё!– Как же идти? там стали, сперлися на мосту и не двигаются. Или цепь поставить, чтобы последние не разбежались?
– Да подите же туда! Гони ж их вон! – крикнул старший офицер.
Офицер в шарфе слез с лошади, кликнул барабанщика и вошел с ним вместе под арки. Несколько солдат бросилось бежать толпой. Купец, с красными прыщами по щекам около носа, с спокойно непоколебимым выражением расчета на сытом лице, поспешно и щеголевато, размахивая руками, подошел к офицеру.
– Ваше благородие, – сказал он, – сделайте милость, защитите. Нам не расчет пустяк какой ни на есть, мы с нашим удовольствием! Пожалуйте, сукна сейчас вынесу, для благородного человека хоть два куска, с нашим удовольствием! Потому мы чувствуем, а это что ж, один разбой! Пожалуйте! Караул, что ли, бы приставили, хоть запереть дали бы…
Несколько купцов столпилось около офицера.
– Э! попусту брехать то! – сказал один из них, худощавый, с строгим лицом. – Снявши голову, по волосам не плачут. Бери, что кому любо! – И он энергическим жестом махнул рукой и боком повернулся к офицеру.
– Тебе, Иван Сидорыч, хорошо говорить, – сердито заговорил первый купец. – Вы пожалуйте, ваше благородие.
– Что говорить! – крикнул худощавый. – У меня тут в трех лавках на сто тысяч товару. Разве убережешь, когда войско ушло. Эх, народ, божью власть не руками скласть!
– Пожалуйте, ваше благородие, – говорил первый купец, кланяясь. Офицер стоял в недоумении, и на лице его видна была нерешительность.
– Да мне что за дело! – крикнул он вдруг и пошел быстрыми шагами вперед по ряду. В одной отпертой лавке слышались удары и ругательства, и в то время как офицер подходил к ней, из двери выскочил вытолкнутый человек в сером армяке и с бритой головой.
Человек этот, согнувшись, проскочил мимо купцов и офицера. Офицер напустился на солдат, бывших в лавке. Но в это время страшные крики огромной толпы послышались на Москворецком мосту, и офицер выбежал на площадь.
– Что такое? Что такое? – спрашивал он, но товарищ его уже скакал по направлению к крикам, мимо Василия Блаженного. Офицер сел верхом и поехал за ним. Когда он подъехал к мосту, он увидал снятые с передков две пушки, пехоту, идущую по мосту, несколько поваленных телег, несколько испуганных лиц и смеющиеся лица солдат. Подле пушек стояла одна повозка, запряженная парой. За повозкой сзади колес жались четыре борзые собаки в ошейниках. На повозке была гора вещей, и на самом верху, рядом с детским, кверху ножками перевернутым стульчиком сидела баба, пронзительно и отчаянно визжавшая. Товарищи рассказывали офицеру, что крик толпы и визги бабы произошли оттого, что наехавший на эту толпу генерал Ермолов, узнав, что солдаты разбредаются по лавкам, а толпы жителей запружают мост, приказал снять орудия с передков и сделать пример, что он будет стрелять по мосту. Толпа, валя повозки, давя друг друга, отчаянно кричала, теснясь, расчистила мост, и войска двинулись вперед.
В самом городе между тем было пусто. По улицам никого почти не было. Ворота и лавки все были заперты; кое где около кабаков слышались одинокие крики или пьяное пенье. Никто не ездил по улицам, и редко слышались шаги пешеходов. На Поварской было совершенно тихо и пустынно. На огромном дворе дома Ростовых валялись объедки сена, помет съехавшего обоза и не было видно ни одного человека. В оставшемся со всем своим добром доме Ростовых два человека были в большой гостиной. Это были дворник Игнат и казачок Мишка, внук Васильича, оставшийся в Москве с дедом. Мишка, открыв клавикорды, играл на них одним пальцем. Дворник, подбоченившись и радостно улыбаясь, стоял пред большим зеркалом.
– Вот ловко то! А? Дядюшка Игнат! – говорил мальчик, вдруг начиная хлопать обеими руками по клавишам.
– Ишь ты! – отвечал Игнат, дивуясь на то, как все более и более улыбалось его лицо в зеркале.
– Бессовестные! Право, бессовестные! – заговорил сзади их голос тихо вошедшей Мавры Кузминишны. – Эка, толсторожий, зубы то скалит. На это вас взять! Там все не прибрано, Васильич с ног сбился. Дай срок!
Игнат, поправляя поясок, перестав улыбаться и покорно опустив глаза, пошел вон из комнаты.
– Тетенька, я полегоньку, – сказал мальчик.
– Я те дам полегоньку. Постреленок! – крикнула Мавра Кузминишна, замахиваясь на него рукой. – Иди деду самовар ставь.
Мавра Кузминишна, смахнув пыль, закрыла клавикорды и, тяжело вздохнув, вышла из гостиной и заперла входную дверь.
Выйдя на двор, Мавра Кузминишна задумалась о том, куда ей идти теперь: пить ли чай к Васильичу во флигель или в кладовую прибрать то, что еще не было прибрано?
В тихой улице послышались быстрые шаги. Шаги остановились у калитки; щеколда стала стучать под рукой, старавшейся отпереть ее.
Мавра Кузминишна подошла к калитке.
