Кая

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск




Кая — многозначное понятие:

Топоним

  • Кая — город и городская коммуна (Буркина-Фасо).
  • Кая — штат (Мьянма).
  • Кая — железнодорожная станция в Иркутске (Россия).
  • Кая — село, Кулинский район Дагестана (Россия).
  • Кая — озеро в Португалии.
  • Кая — река в Португалии, приток Гвадианы.
  • Кая — река в Иркутской области России, приток Иркута.
  • Кая — река в России, приток Камы.
  • Кая — река в России, приток Моломы.
  • Кая — река в России, приток Таюры.
  • Кая — река в России, приток Большой Тиры.
  • Кая — река в России, приток Чуса.

Носители фамилии

  • Кая, Али — турецкий легкоатлет кенийского происхождения.
  • Кая, Арас (настоящее имя Амо́с Кибито́к; род. 1994) — турецкий легкоатлет кенийского происхождения
  • Кая, Ахмет (1957—2000) — турецкий поэт, певец и общественный деятель.
  • Кая, Исаак Самуилович (1887—1956) — российский и советский педагог, историк, этнограф, лингвист, автор первого букваря и учебника для начальных классов на крымчакском языке, просветитель, видный общественный деятель.
  • Кая, Окинори (1889—1977) — финансист и государственный деятель Японской империи.
  • Кая, Семих (род. 1991) — турецкий футболист, центральный защитник «Галатасарай».
  • Кая, Суат (род. 1967) — турецкий футболист.
  • Кая, Сэйдзи (1898—1988) — японский физик.
  • Кая, Хазал (род. 1990) — турецкая актриса.
  • Кая, Халиль (род. 1920) — турецкий борец греко-римского стиля, бронзовый призёр Олимпийских игр 1948, серебряный призёр чемпионата мира.

Другое

  • Кая — союз корейских племён в южной части Кореи, впоследствии вошедший в состав Силла.
  • Кая — японское название Торреи орехоносной; хвойное дерево, произрастающее в Японии и Южной Корее.
  • Кая — народ группы каренов тибето-бирманской языковой семьи, проживающий преимущественно в штате Кая (Мьянма).
  • Кая — один из каренских языков.
  • Кая — имя героини из романа Виктора Пелевина S.N.U.F.F.

См. также

__DISAMBIG__

Напишите отзыв о статье "Кая"

Отрывок, характеризующий Кая

– Да нет же! Будут же они лошадиное мясо жрать, как турки, – не отвечая, прокричал Кутузов, ударяя пухлым кулаком по столу, – будут и они, только бы…


В противоположность Кутузову, в то же время, в событии еще более важнейшем, чем отступление армии без боя, в оставлении Москвы и сожжении ее, Растопчин, представляющийся нам руководителем этого события, действовал совершенно иначе.
Событие это – оставление Москвы и сожжение ее – было так же неизбежно, как и отступление войск без боя за Москву после Бородинского сражения.
Каждый русский человек, не на основании умозаключений, а на основании того чувства, которое лежит в нас и лежало в наших отцах, мог бы предсказать то, что совершилось.
Начиная от Смоленска, во всех городах и деревнях русской земли, без участия графа Растопчина и его афиш, происходило то же самое, что произошло в Москве. Народ с беспечностью ждал неприятеля, не бунтовал, не волновался, никого не раздирал на куски, а спокойно ждал своей судьбы, чувствуя в себе силы в самую трудную минуту найти то, что должно было сделать. И как только неприятель подходил, богатейшие элементы населения уходили, оставляя свое имущество; беднейшие оставались и зажигали и истребляли то, что осталось.
Сознание того, что это так будет, и всегда так будет, лежало и лежит в душе русского человека. И сознание это и, более того, предчувствие того, что Москва будет взята, лежало в русском московском обществе 12 го года. Те, которые стали выезжать из Москвы еще в июле и начале августа, показали, что они ждали этого. Те, которые выезжали с тем, что они могли захватить, оставляя дома и половину имущества, действовали так вследствие того скрытого (latent) патриотизма, который выражается не фразами, не убийством детей для спасения отечества и т. п. неестественными действиями, а который выражается незаметно, просто, органически и потому производит всегда самые сильные результаты.
«Стыдно бежать от опасности; только трусы бегут из Москвы», – говорили им. Растопчин в своих афишках внушал им, что уезжать из Москвы было позорно. Им совестно было получать наименование трусов, совестно было ехать, но они все таки ехали, зная, что так надо было. Зачем они ехали? Нельзя предположить, чтобы Растопчин напугал их ужасами, которые производил Наполеон в покоренных землях. Уезжали, и первые уехали богатые, образованные люди, знавшие очень хорошо, что Вена и Берлин остались целы и что там, во время занятия их Наполеоном, жители весело проводили время с обворожительными французами, которых так любили тогда русские мужчины и в особенности дамы.