Ка де Бо

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Ка де Бо
Другое название

Майорский мастиф

Происхождение
Страна

Испания. Майорка.

Время

XVII век

Характеристики
Рост

Кобели 55—58 см
Суки 52—55 см

Вес

Кобели 35—38 кг
Суки 30—34 кг

Классификация МКФ
Группа

2

Секция

2

Номер

[www.fci.be/Nomenclature/Standards/249g02-en.pdf 249]

Породы собак на Викискладе

Ка де Бо, Перро дого мальоркин, Майорский Мастиф (кат. Ca de Bou — «бычья собака», исп. Perro Dogo Mallorquín) — порода собак 2-й группы МКФ. Породу Ка де Бо относят к мастифам, принципиально неверно относить породу к бульдогам, несмотря на то, что бульдоги использовались при восстановлении породы в середине 20 века, и наличие у пород общих предков.

Ка де Бо — среднего роста крепкая собака с крупной головой и широкой конусообразной мордой. Несмотря на небольшие размеры, это сильная и смелая, но в то же время уравновешенная собака. Сочетание мощи и подвижности Ка де Бо производит сильное впечатление.
Любовь к детям, высокий интеллект, преданность и выносливость этих собак может быть достойна восхищения. Они легко поддаются дрессировке. При этом, никогда не стоит забывать, что это серьёзная охранная порода, и не игрушка для детей в семье.





История породы

Много веков назад развитие мореплавания и судоходства в Средиземноморье привело к активному обмену культурными, научными и иными ценностями между западными и восточными народами. Эти взаимоотношения, главным образом, коммерческого характера, способствовали и обмену домашними животными, среди которых почетное место занимали сторожевые и охранные собаки, использовавшиеся в портовых и прибрежных посёлках для защиты от пиратов и разбойников. Особое предпочтение отдавалось крупным, мощным собакам с большой головой и крепкими зубами. Эти собаки представляли породу мастифов с Иберийского полуострова и широко использовались на территории Испании в качестве охотничьих и бойцовых собак (для сражения как с другими собаками, так и с быками). Они сопровождали короля Якоба I в его завоевательных походах и таким образом в 1230 году попали на Балеарские острова. В XVII веке было принято Утрехтское соглашение, по которому остров Менорка и другие территории отошли во владение Великобритании. Англичане привезли с собой на Балеарские острова собственных бойцовских и сторожевых собак и скрестили их с иберийскими мастифами, к тому времени также населявшими эти острова. В начале XVIII века в моду вошла коррида, и возникла необходимость в травильной собаке. Британцы, обитавшие на этих островах, стали искать породу собак, способную сражаться с быками. Именно этой способностью объясняется название собаки «ка де бо» - бычья собака. В испанской племенной книге порода упоминается уже в 1923 году, но первая официальная запись была сделана спустя несколько лет – в 1928-1929 годах, после экспонирования породы на выставке собак в Барселоне.

Внешний вид

Ка де Бо производит впечатление крупной собаки, однако рост у неё не слишком большой — максимум 58 см. При первом взгляде на данную породу видна её мощная, хорошо развитая мускулатура. Голова большая, с чётко выраженной, развитой челюстью. Уши закладываются в виде "розочки", не купируются: любое купирование является отклонением от стандарта. Хвост достаточно длинный, доходит до скакательного сустава, ровный, без заломов, сильный, толстый у основания и сужающийся к кончику. Шерсть Короткая и грубая на ощупь, по этой причине их удобно содержать в доме.
: Окрас в порядке предпочтения: тигровый, палевый, чёрный. У тигровых собак предпочтительны темные тона; у палевых - предпочтительны более глубокие оттенки. Белые пятна допустимы на передних лапах, на груди и на морде; до 30% от всего окраса. Чёрная маска на морде также допускается

Описание

Выдержки из стандарта породы:

  • Общий вид: типичный молосс несколько растянутого формата, крепкий и мощный, среднего роста. Разница полов очевидна и проявляется в большей окружности головы у кобелей.
  • Характер спокойный по природе, может при определенных обстоятельствах быть храбрым и отважным. Контактен с людьми, верен и предан хозяину. Является непревзойденной охранной и сторожевой собакой. В спокойной обстановке самоуверен и доверчив. В возбуждённом состоянии его выражение становится угрожающим.
  • Голова крепкая и массивная.
  • Морда начинается от внутренних углов глаз, широкая и конусообразная, в профиль напоминает тупой конус с широким основанием. Спинка носа прямая, слегка вздёрнутая. Длина морды относится к длине черепа, как 1:3.
  • Мочка носа чёрная, широкая, перегородка между ноздрями хорошо развита.
  • Губы: Верхняя губа покрывает нижнюю сбоку до середины морды, откуда виден угол пасти. Верхние губы довольно туго натянуты, тогда как нижние образуют складку в средней части таким образом, что при закрытой пасти губы не видны. Сплошная красная слизистая оболочка пасти имеет отчётливые поперечные гребни на небе, края десен чёрного пигмента.
  • Зубы белые и крепкие; При закрытой пасти зубы не видны.
  • Глаза крупные, овальной формы, Глаза глубоко посажены и широко расставлены.
  • Веки веки широко раскрыты, четко очерчены и в слегка косом разрезе
  • Уши высоко посаженные, небольшие, треугольной формы, приподняты на хрящах и затянуты назад, не купируются. В покое кончики ушей располагаются ниже линии глаз.
  • Шея крепкая, толстая, гармоничная по отношению к остальному корпусу.
  • Грудная клетка несколько цилиндрической формы, глубокая, достигает локтей. Лопатки широко расставлены, за счёт чего грудь на уровне высоты в холке широкая.
  • Хвост низко посажен; толстый в основании, суживающийся к концу.
  • Передние конечности плечевые суставы умеренно короткие, незначительно наклонные, едва выпуклые, плечи: прямые, параллельные, расставленные, локти: неплотно прилегают к груди из-за её ширины в нижней части, но не вывернуты, предплечья: значительно омускуленные, прямые, с крепким костяком, лапы: крепкие, с толстыми, слегка округлыми пальцами в комке. Подушечки незначительно пигментированы.
  • Задние конечности мышцы более рельефны, чем на передних конечностях, бедра: широкие, естественно изогнутые, скакательные суставы: короткие, прямые, сильные, прибылые пальцы нежелательны, задние лапы: крепкие, с толстыми пальцами, более длинными, чем на передних лапах, но овальной формы. Предпочтительны пигментированные подушечки.
  • Кожа кожа довольно толстая, плотно прилегающая к телу (кроме шеи, где может быть небольшой подвес).
  • Шёрстный покров, волосяной покров: волос короткий, на ощупь жёсткий.
  • Окрас в порядке предпочтения: тигровый, олений и чёрный.
  • Рост и вес
    • Высота в холке кобелей от 55 до 58 см, сук 52—55 см
    • Вес: кобелей от 35 до 38 кг, сук 30-34 кг.

Характер

Ка де Бо по своей сути охранник, он никогда не подпустит даже близко к своему хозяину или к охраняемому объекту злоумышленника. Однако проявление безосновательной агрессии этим собакам не свойственно, вступить в драку они могут лишь в случае крайней необходимости. Дома это обычные любимцы семьи, прекрасно ладящие со всеми её членами, и, в особенности, с детьми. Ка де Бо требуется постоянный, внимательный уход и регулярные тренировки. Она легко поддаётся дрессировке и с готовностью осваивает новые команды.

Источники

  • [violetdog.ru/poroda/60.htm Порода Ка де Бо]
  • [cadebo-nkp.ru/modules.php?name=Content&pa=showpage&pid=4 Стандарт породы] на сайте Национального клуба породы
  • [cadebou.org/history/ История породы Ка де Бо]

Напишите отзыв о статье "Ка де Бо"

Литература

  • Попова О. [old.dobrota.perm.ru/brothers/dog/porods/kadebu.html Ка-де-бо] // Друг : журнал. — 1998.
  • М. Дудникова, А. Рудомёткина Чёрный Ка де Бо: миф или реальность // Собачий остров : журнал. — СПб: Благотворительный фонд «Верность», 2010. — № 2 (5). — С. 8-11.

Ссылки

  • [cadebouspain.es/ Национальный клуб породы Ка Де Бо Испании]
  • [cadebo-nkp.ru/ Ка де Бо. Национальный клуб породы Ка де Бо в России]

Отрывок, характеризующий Ка де Бо

Но, кроме того, что отрезывание Наполеона с армией было бессмысленно, оно было невозможно.
Невозможно это было, во первых, потому что, так как из опыта видно, что движение колонн на пяти верстах в одном сражении никогда не совпадает с планами, то вероятность того, чтобы Чичагов, Кутузов и Витгенштейн сошлись вовремя в назначенное место, была столь ничтожна, что она равнялась невозможности, как то и думал Кутузов, еще при получении плана сказавший, что диверсии на большие расстояния не приносят желаемых результатов.
Во вторых, невозможно было потому, что, для того чтобы парализировать ту силу инерции, с которой двигалось назад войско Наполеона, надо было без сравнения большие войска, чем те, которые имели русские.
В третьих, невозможно это было потому, что военное слово отрезать не имеет никакого смысла. Отрезать можно кусок хлеба, но не армию. Отрезать армию – перегородить ей дорогу – никак нельзя, ибо места кругом всегда много, где можно обойти, и есть ночь, во время которой ничего не видно, в чем могли бы убедиться военные ученые хоть из примеров Красного и Березины. Взять же в плен никак нельзя без того, чтобы тот, кого берут в плен, на это не согласился, как нельзя поймать ласточку, хотя и можно взять ее, когда она сядет на руку. Взять в плен можно того, кто сдается, как немцы, по правилам стратегии и тактики. Но французские войска совершенно справедливо не находили этого удобным, так как одинаковая голодная и холодная смерть ожидала их на бегстве и в плену.
В четвертых же, и главное, это было невозможно потому, что никогда, с тех пор как существует мир, не было войны при тех страшных условиях, при которых она происходила в 1812 году, и русские войска в преследовании французов напрягли все свои силы и не могли сделать большего, не уничтожившись сами.
В движении русской армии от Тарутина до Красного выбыло пятьдесят тысяч больными и отсталыми, то есть число, равное населению большого губернского города. Половина людей выбыла из армии без сражений.
И об этом то периоде кампании, когда войска без сапог и шуб, с неполным провиантом, без водки, по месяцам ночуют в снегу и при пятнадцати градусах мороза; когда дня только семь и восемь часов, а остальное ночь, во время которой не может быть влияния дисциплины; когда, не так как в сраженье, на несколько часов только люди вводятся в область смерти, где уже нет дисциплины, а когда люди по месяцам живут, всякую минуту борясь с смертью от голода и холода; когда в месяц погибает половина армии, – об этом то периоде кампании нам рассказывают историки, как Милорадович должен был сделать фланговый марш туда то, а Тормасов туда то и как Чичагов должен был передвинуться туда то (передвинуться выше колена в снегу), и как тот опрокинул и отрезал, и т. д., и т. д.
Русские, умиравшие наполовину, сделали все, что можно сделать и должно было сделать для достижения достойной народа цели, и не виноваты в том, что другие русские люди, сидевшие в теплых комнатах, предполагали сделать то, что было невозможно.
Все это странное, непонятное теперь противоречие факта с описанием истории происходит только оттого, что историки, писавшие об этом событии, писали историю прекрасных чувств и слов разных генералов, а не историю событий.
Для них кажутся очень занимательны слова Милорадовича, награды, которые получил тот и этот генерал, и их предположения; а вопрос о тех пятидесяти тысячах, которые остались по госпиталям и могилам, даже не интересует их, потому что не подлежит их изучению.
А между тем стоит только отвернуться от изучения рапортов и генеральных планов, а вникнуть в движение тех сотен тысяч людей, принимавших прямое, непосредственное участие в событии, и все, казавшиеся прежде неразрешимыми, вопросы вдруг с необыкновенной легкостью и простотой получают несомненное разрешение.
Цель отрезывания Наполеона с армией никогда не существовала, кроме как в воображении десятка людей. Она не могла существовать, потому что она была бессмысленна, и достижение ее было невозможно.
Цель народа была одна: очистить свою землю от нашествия. Цель эта достигалась, во первых, сама собою, так как французы бежали, и потому следовало только не останавливать это движение. Во вторых, цель эта достигалась действиями народной войны, уничтожавшей французов, и, в третьих, тем, что большая русская армия шла следом за французами, готовая употребить силу в случае остановки движения французов.
Русская армия должна была действовать, как кнут на бегущее животное. И опытный погонщик знал, что самое выгодное держать кнут поднятым, угрожая им, а не по голове стегать бегущее животное.



Когда человек видит умирающее животное, ужас охватывает его: то, что есть он сам, – сущность его, в его глазах очевидно уничтожается – перестает быть. Но когда умирающее есть человек, и человек любимый – ощущаемый, тогда, кроме ужаса перед уничтожением жизни, чувствуется разрыв и духовная рана, которая, так же как и рана физическая, иногда убивает, иногда залечивается, но всегда болит и боится внешнего раздражающего прикосновения.
После смерти князя Андрея Наташа и княжна Марья одинаково чувствовали это. Они, нравственно согнувшись и зажмурившись от грозного, нависшего над ними облака смерти, не смели взглянуть в лицо жизни. Они осторожно берегли свои открытые раны от оскорбительных, болезненных прикосновений. Все: быстро проехавший экипаж по улице, напоминание об обеде, вопрос девушки о платье, которое надо приготовить; еще хуже, слово неискреннего, слабого участия болезненно раздражало рану, казалось оскорблением и нарушало ту необходимую тишину, в которой они обе старались прислушиваться к незамолкшему еще в их воображении страшному, строгому хору, и мешало вглядываться в те таинственные бесконечные дали, которые на мгновение открылись перед ними.
Только вдвоем им было не оскорбительно и не больно. Они мало говорили между собой. Ежели они говорили, то о самых незначительных предметах. И та и другая одинаково избегали упоминания о чем нибудь, имеющем отношение к будущему.
Признавать возможность будущего казалось им оскорблением его памяти. Еще осторожнее они обходили в своих разговорах все то, что могло иметь отношение к умершему. Им казалось, что то, что они пережили и перечувствовали, не могло быть выражено словами. Им казалось, что всякое упоминание словами о подробностях его жизни нарушало величие и святыню совершившегося в их глазах таинства.
Беспрестанные воздержания речи, постоянное старательное обхождение всего того, что могло навести на слово о нем: эти остановки с разных сторон на границе того, чего нельзя было говорить, еще чище и яснее выставляли перед их воображением то, что они чувствовали.

Но чистая, полная печаль так же невозможна, как чистая и полная радость. Княжна Марья, по своему положению одной независимой хозяйки своей судьбы, опекунши и воспитательницы племянника, первая была вызвана жизнью из того мира печали, в котором она жила первые две недели. Она получила письма от родных, на которые надо было отвечать; комната, в которую поместили Николеньку, была сыра, и он стал кашлять. Алпатыч приехал в Ярославль с отчетами о делах и с предложениями и советами переехать в Москву в Вздвиженский дом, который остался цел и требовал только небольших починок. Жизнь не останавливалась, и надо было жить. Как ни тяжело было княжне Марье выйти из того мира уединенного созерцания, в котором она жила до сих пор, как ни жалко и как будто совестно было покинуть Наташу одну, – заботы жизни требовали ее участия, и она невольно отдалась им. Она поверяла счеты с Алпатычем, советовалась с Десалем о племяннике и делала распоряжения и приготовления для своего переезда в Москву.