Ка де Бо
Ка де Бо | |
Другое название |
Майорский мастиф |
---|---|
Происхождение | |
Страна |
Испания. Майорка. |
Время |
XVII век |
Характеристики | |
Рост |
Кобели 55—58 см |
Вес |
Кобели 35—38 кг |
Классификация МКФ | |
Группа |
2 |
Секция |
2 |
Номер |
[www.fci.be/Nomenclature/Standards/249g02-en.pdf 249] |
Породы собак на Викискладе |
Ка де Бо, Перро дого мальоркин, Майорский Мастиф (кат. Ca de Bou — «бычья собака», исп. Perro Dogo Mallorquín) — порода собак 2-й группы МКФ. Породу Ка де Бо относят к мастифам, принципиально неверно относить породу к бульдогам, несмотря на то, что бульдоги использовались при восстановлении породы в середине 20 века, и наличие у пород общих предков.
Ка де Бо — среднего роста крепкая собака с крупной головой и широкой конусообразной мордой. Несмотря на небольшие размеры, это сильная и смелая, но в то же время уравновешенная собака. Сочетание мощи и подвижности Ка де Бо производит сильное впечатление.
Любовь к детям, высокий интеллект, преданность и выносливость этих собак может быть достойна восхищения. Они легко поддаются дрессировке. При этом, никогда не стоит забывать, что это серьёзная охранная порода, и не игрушка для детей в семье.
История породы
Много веков назад развитие мореплавания и судоходства в Средиземноморье привело к активному обмену культурными, научными и иными ценностями между западными и восточными народами. Эти взаимоотношения, главным образом, коммерческого характера, способствовали и обмену домашними животными, среди которых почетное место занимали сторожевые и охранные собаки, использовавшиеся в портовых и прибрежных посёлках для защиты от пиратов и разбойников. Особое предпочтение отдавалось крупным, мощным собакам с большой головой и крепкими зубами. Эти собаки представляли породу мастифов с Иберийского полуострова и широко использовались на территории Испании в качестве охотничьих и бойцовых собак (для сражения как с другими собаками, так и с быками). Они сопровождали короля Якоба I в его завоевательных походах и таким образом в 1230 году попали на Балеарские острова. В XVII веке было принято Утрехтское соглашение, по которому остров Менорка и другие территории отошли во владение Великобритании. Англичане привезли с собой на Балеарские острова собственных бойцовских и сторожевых собак и скрестили их с иберийскими мастифами, к тому времени также населявшими эти острова. В начале XVIII века в моду вошла коррида, и возникла необходимость в травильной собаке. Британцы, обитавшие на этих островах, стали искать породу собак, способную сражаться с быками. Именно этой способностью объясняется название собаки «ка де бо» - бычья собака. В испанской племенной книге порода упоминается уже в 1923 году, но первая официальная запись была сделана спустя несколько лет – в 1928-1929 годах, после экспонирования породы на выставке собак в Барселоне.
Внешний вид
Ка де Бо производит впечатление крупной собаки, однако рост у неё не слишком большой — максимум 58 см. При первом взгляде на данную породу видна её мощная, хорошо развитая мускулатура. Голова большая, с чётко выраженной, развитой челюстью. Уши закладываются в виде "розочки", не купируются: любое купирование является отклонением от стандарта. Хвост достаточно длинный, доходит до скакательного сустава, ровный, без заломов, сильный, толстый у основания и сужающийся к кончику. Шерсть Короткая и грубая на ощупь, по этой причине их удобно содержать в доме.
: Окрас в порядке предпочтения: тигровый, палевый, чёрный. У тигровых собак предпочтительны темные тона; у палевых - предпочтительны более глубокие оттенки. Белые пятна допустимы на передних лапах, на груди и на морде; до 30% от всего окраса. Чёрная маска на морде также допускается
Описание
Выдержки из стандарта породы:
- Общий вид: типичный молосс несколько растянутого формата, крепкий и мощный, среднего роста. Разница полов очевидна и проявляется в большей окружности головы у кобелей.
- Характер спокойный по природе, может при определенных обстоятельствах быть храбрым и отважным. Контактен с людьми, верен и предан хозяину. Является непревзойденной охранной и сторожевой собакой. В спокойной обстановке самоуверен и доверчив. В возбуждённом состоянии его выражение становится угрожающим.
- Голова крепкая и массивная.
- Морда начинается от внутренних углов глаз, широкая и конусообразная, в профиль напоминает тупой конус с широким основанием. Спинка носа прямая, слегка вздёрнутая. Длина морды относится к длине черепа, как 1:3.
- Мочка носа чёрная, широкая, перегородка между ноздрями хорошо развита.
- Губы: Верхняя губа покрывает нижнюю сбоку до середины морды, откуда виден угол пасти. Верхние губы довольно туго натянуты, тогда как нижние образуют складку в средней части таким образом, что при закрытой пасти губы не видны. Сплошная красная слизистая оболочка пасти имеет отчётливые поперечные гребни на небе, края десен чёрного пигмента.
- Зубы белые и крепкие; При закрытой пасти зубы не видны.
- Глаза крупные, овальной формы, Глаза глубоко посажены и широко расставлены.
- Веки веки широко раскрыты, четко очерчены и в слегка косом разрезе
- Уши высоко посаженные, небольшие, треугольной формы, приподняты на хрящах и затянуты назад, не купируются. В покое кончики ушей располагаются ниже линии глаз.
- Шея крепкая, толстая, гармоничная по отношению к остальному корпусу.
- Грудная клетка несколько цилиндрической формы, глубокая, достигает локтей. Лопатки широко расставлены, за счёт чего грудь на уровне высоты в холке широкая.
- Хвост низко посажен; толстый в основании, суживающийся к концу.
- Передние конечности плечевые суставы умеренно короткие, незначительно наклонные, едва выпуклые, плечи: прямые, параллельные, расставленные, локти: неплотно прилегают к груди из-за её ширины в нижней части, но не вывернуты, предплечья: значительно омускуленные, прямые, с крепким костяком, лапы: крепкие, с толстыми, слегка округлыми пальцами в комке. Подушечки незначительно пигментированы.
- Задние конечности мышцы более рельефны, чем на передних конечностях, бедра: широкие, естественно изогнутые, скакательные суставы: короткие, прямые, сильные, прибылые пальцы нежелательны, задние лапы: крепкие, с толстыми пальцами, более длинными, чем на передних лапах, но овальной формы. Предпочтительны пигментированные подушечки.
- Кожа кожа довольно толстая, плотно прилегающая к телу (кроме шеи, где может быть небольшой подвес).
- Шёрстный покров, волосяной покров: волос короткий, на ощупь жёсткий.
- Окрас в порядке предпочтения: тигровый, олений и чёрный.
- Рост и вес
- Высота в холке кобелей от 55 до 58 см, сук 52—55 см
- Вес: кобелей от 35 до 38 кг, сук 30-34 кг.
Характер
Ка де Бо по своей сути охранник, он никогда не подпустит даже близко к своему хозяину или к охраняемому объекту злоумышленника. Однако проявление безосновательной агрессии этим собакам не свойственно, вступить в драку они могут лишь в случае крайней необходимости. Дома это обычные любимцы семьи, прекрасно ладящие со всеми её членами, и, в особенности, с детьми. Ка де Бо требуется постоянный, внимательный уход и регулярные тренировки. Она легко поддаётся дрессировке и с готовностью осваивает новые команды.
Источники
- [violetdog.ru/poroda/60.htm Порода Ка де Бо]
- [cadebo-nkp.ru/modules.php?name=Content&pa=showpage&pid=4 Стандарт породы] на сайте Национального клуба породы
- [cadebou.org/history/ История породы Ка де Бо]
Напишите отзыв о статье "Ка де Бо"
Литература
- Попова О. [old.dobrota.perm.ru/brothers/dog/porods/kadebu.html Ка-де-бо] // Друг : журнал. — 1998.
- М. Дудникова, А. Рудомёткина Чёрный Ка де Бо: миф или реальность // Собачий остров : журнал. — СПб: Благотворительный фонд «Верность», 2010. — № 2 (5). — С. 8-11.
Ссылки
- [cadebouspain.es/ Национальный клуб породы Ка Де Бо Испании]
- [cadebo-nkp.ru/ Ка де Бо. Национальный клуб породы Ка де Бо в России]
Отрывок, характеризующий Ка де Бо
Но, кроме того, что отрезывание Наполеона с армией было бессмысленно, оно было невозможно.Невозможно это было, во первых, потому что, так как из опыта видно, что движение колонн на пяти верстах в одном сражении никогда не совпадает с планами, то вероятность того, чтобы Чичагов, Кутузов и Витгенштейн сошлись вовремя в назначенное место, была столь ничтожна, что она равнялась невозможности, как то и думал Кутузов, еще при получении плана сказавший, что диверсии на большие расстояния не приносят желаемых результатов.
Во вторых, невозможно было потому, что, для того чтобы парализировать ту силу инерции, с которой двигалось назад войско Наполеона, надо было без сравнения большие войска, чем те, которые имели русские.
В третьих, невозможно это было потому, что военное слово отрезать не имеет никакого смысла. Отрезать можно кусок хлеба, но не армию. Отрезать армию – перегородить ей дорогу – никак нельзя, ибо места кругом всегда много, где можно обойти, и есть ночь, во время которой ничего не видно, в чем могли бы убедиться военные ученые хоть из примеров Красного и Березины. Взять же в плен никак нельзя без того, чтобы тот, кого берут в плен, на это не согласился, как нельзя поймать ласточку, хотя и можно взять ее, когда она сядет на руку. Взять в плен можно того, кто сдается, как немцы, по правилам стратегии и тактики. Но французские войска совершенно справедливо не находили этого удобным, так как одинаковая голодная и холодная смерть ожидала их на бегстве и в плену.
В четвертых же, и главное, это было невозможно потому, что никогда, с тех пор как существует мир, не было войны при тех страшных условиях, при которых она происходила в 1812 году, и русские войска в преследовании французов напрягли все свои силы и не могли сделать большего, не уничтожившись сами.
В движении русской армии от Тарутина до Красного выбыло пятьдесят тысяч больными и отсталыми, то есть число, равное населению большого губернского города. Половина людей выбыла из армии без сражений.
И об этом то периоде кампании, когда войска без сапог и шуб, с неполным провиантом, без водки, по месяцам ночуют в снегу и при пятнадцати градусах мороза; когда дня только семь и восемь часов, а остальное ночь, во время которой не может быть влияния дисциплины; когда, не так как в сраженье, на несколько часов только люди вводятся в область смерти, где уже нет дисциплины, а когда люди по месяцам живут, всякую минуту борясь с смертью от голода и холода; когда в месяц погибает половина армии, – об этом то периоде кампании нам рассказывают историки, как Милорадович должен был сделать фланговый марш туда то, а Тормасов туда то и как Чичагов должен был передвинуться туда то (передвинуться выше колена в снегу), и как тот опрокинул и отрезал, и т. д., и т. д.
Русские, умиравшие наполовину, сделали все, что можно сделать и должно было сделать для достижения достойной народа цели, и не виноваты в том, что другие русские люди, сидевшие в теплых комнатах, предполагали сделать то, что было невозможно.
Все это странное, непонятное теперь противоречие факта с описанием истории происходит только оттого, что историки, писавшие об этом событии, писали историю прекрасных чувств и слов разных генералов, а не историю событий.
Для них кажутся очень занимательны слова Милорадовича, награды, которые получил тот и этот генерал, и их предположения; а вопрос о тех пятидесяти тысячах, которые остались по госпиталям и могилам, даже не интересует их, потому что не подлежит их изучению.
А между тем стоит только отвернуться от изучения рапортов и генеральных планов, а вникнуть в движение тех сотен тысяч людей, принимавших прямое, непосредственное участие в событии, и все, казавшиеся прежде неразрешимыми, вопросы вдруг с необыкновенной легкостью и простотой получают несомненное разрешение.
Цель отрезывания Наполеона с армией никогда не существовала, кроме как в воображении десятка людей. Она не могла существовать, потому что она была бессмысленна, и достижение ее было невозможно.
Цель народа была одна: очистить свою землю от нашествия. Цель эта достигалась, во первых, сама собою, так как французы бежали, и потому следовало только не останавливать это движение. Во вторых, цель эта достигалась действиями народной войны, уничтожавшей французов, и, в третьих, тем, что большая русская армия шла следом за французами, готовая употребить силу в случае остановки движения французов.
Русская армия должна была действовать, как кнут на бегущее животное. И опытный погонщик знал, что самое выгодное держать кнут поднятым, угрожая им, а не по голове стегать бегущее животное.
Когда человек видит умирающее животное, ужас охватывает его: то, что есть он сам, – сущность его, в его глазах очевидно уничтожается – перестает быть. Но когда умирающее есть человек, и человек любимый – ощущаемый, тогда, кроме ужаса перед уничтожением жизни, чувствуется разрыв и духовная рана, которая, так же как и рана физическая, иногда убивает, иногда залечивается, но всегда болит и боится внешнего раздражающего прикосновения.
После смерти князя Андрея Наташа и княжна Марья одинаково чувствовали это. Они, нравственно согнувшись и зажмурившись от грозного, нависшего над ними облака смерти, не смели взглянуть в лицо жизни. Они осторожно берегли свои открытые раны от оскорбительных, болезненных прикосновений. Все: быстро проехавший экипаж по улице, напоминание об обеде, вопрос девушки о платье, которое надо приготовить; еще хуже, слово неискреннего, слабого участия болезненно раздражало рану, казалось оскорблением и нарушало ту необходимую тишину, в которой они обе старались прислушиваться к незамолкшему еще в их воображении страшному, строгому хору, и мешало вглядываться в те таинственные бесконечные дали, которые на мгновение открылись перед ними.
Только вдвоем им было не оскорбительно и не больно. Они мало говорили между собой. Ежели они говорили, то о самых незначительных предметах. И та и другая одинаково избегали упоминания о чем нибудь, имеющем отношение к будущему.
Признавать возможность будущего казалось им оскорблением его памяти. Еще осторожнее они обходили в своих разговорах все то, что могло иметь отношение к умершему. Им казалось, что то, что они пережили и перечувствовали, не могло быть выражено словами. Им казалось, что всякое упоминание словами о подробностях его жизни нарушало величие и святыню совершившегося в их глазах таинства.
Беспрестанные воздержания речи, постоянное старательное обхождение всего того, что могло навести на слово о нем: эти остановки с разных сторон на границе того, чего нельзя было говорить, еще чище и яснее выставляли перед их воображением то, что они чувствовали.
Но чистая, полная печаль так же невозможна, как чистая и полная радость. Княжна Марья, по своему положению одной независимой хозяйки своей судьбы, опекунши и воспитательницы племянника, первая была вызвана жизнью из того мира печали, в котором она жила первые две недели. Она получила письма от родных, на которые надо было отвечать; комната, в которую поместили Николеньку, была сыра, и он стал кашлять. Алпатыч приехал в Ярославль с отчетами о делах и с предложениями и советами переехать в Москву в Вздвиженский дом, который остался цел и требовал только небольших починок. Жизнь не останавливалась, и надо было жить. Как ни тяжело было княжне Марье выйти из того мира уединенного созерцания, в котором она жила до сих пор, как ни жалко и как будто совестно было покинуть Наташу одну, – заботы жизни требовали ее участия, и она невольно отдалась им. Она поверяла счеты с Алпатычем, советовалась с Десалем о племяннике и делала распоряжения и приготовления для своего переезда в Москву.