Квайса
Поделись знанием:
К:Статьи о населённых пунктах без категории на Викискладе
Платону Каратаеву должно было быть за пятьдесят лет, судя по его рассказам о походах, в которых он участвовал давнишним солдатом. Он сам не знал и никак не мог определить, сколько ему было лет; но зубы его, ярко белые и крепкие, которые все выкатывались своими двумя полукругами, когда он смеялся (что он часто делал), были все хороши и целы; ни одного седого волоса не было в его бороде и волосах, и все тело его имело вид гибкости и в особенности твердости и сносливости.
Лицо его, несмотря на мелкие круглые морщинки, имело выражение невинности и юности; голос у него был приятный и певучий. Но главная особенность его речи состояла в непосредственности и спорости. Он, видимо, никогда не думал о том, что он сказал и что он скажет; и от этого в быстроте и верности его интонаций была особенная неотразимая убедительность.
Физические силы его и поворотливость были таковы первое время плена, что, казалось, он не понимал, что такое усталость и болезнь. Каждый день утром а вечером он, ложась, говорил: «Положи, господи, камушком, подними калачиком»; поутру, вставая, всегда одинаково пожимая плечами, говорил: «Лег – свернулся, встал – встряхнулся». И действительно, стоило ему лечь, чтобы тотчас же заснуть камнем, и стоило встряхнуться, чтобы тотчас же, без секунды промедления, взяться за какое нибудь дело, как дети, вставши, берутся за игрушки. Он все умел делать, не очень хорошо, но и не дурно. Он пек, парил, шил, строгал, тачал сапоги. Он всегда был занят и только по ночам позволял себе разговоры, которые он любил, и песни. Он пел песни, не так, как поют песенники, знающие, что их слушают, но пел, как поют птицы, очевидно, потому, что звуки эти ему было так же необходимо издавать, как необходимо бывает потянуться или расходиться; и звуки эти всегда бывали тонкие, нежные, почти женские, заунывные, и лицо его при этом бывало очень серьезно.
Попав в плен и обросши бородою, он, видимо, отбросил от себя все напущенное на него, чуждое, солдатское и невольно возвратился к прежнему, крестьянскому, народному складу.
– Солдат в отпуску – рубаха из порток, – говаривал он. Он неохотно говорил про свое солдатское время, хотя не жаловался, и часто повторял, что он всю службу ни разу бит не был. Когда он рассказывал, то преимущественно рассказывал из своих старых и, видимо, дорогих ему воспоминаний «христианского», как он выговаривал, крестьянского быта. Поговорки, которые наполняли его речь, не были те, большей частью неприличные и бойкие поговорки, которые говорят солдаты, но это были те народные изречения, которые кажутся столь незначительными, взятые отдельно, и которые получают вдруг значение глубокой мудрости, когда они сказаны кстати.
Часто он говорил совершенно противоположное тому, что он говорил прежде, но и то и другое было справедливо. Он любил говорить и говорил хорошо, украшая свою речь ласкательными и пословицами, которые, Пьеру казалось, он сам выдумывал; но главная прелесть его рассказов состояла в том, что в его речи события самые простые, иногда те самые, которые, не замечая их, видел Пьер, получали характер торжественного благообразия. Он любил слушать сказки, которые рассказывал по вечерам (всё одни и те же) один солдат, но больше всего он любил слушать рассказы о настоящей жизни. Он радостно улыбался, слушая такие рассказы, вставляя слова и делая вопросы, клонившиеся к тому, чтобы уяснить себе благообразие того, что ему рассказывали. Привязанностей, дружбы, любви, как понимал их Пьер, Каратаев не имел никаких; но он любил и любовно жил со всем, с чем его сводила жизнь, и в особенности с человеком – не с известным каким нибудь человеком, а с теми людьми, которые были перед его глазами. Он любил свою шавку, любил товарищей, французов, любил Пьера, который был его соседом; но Пьер чувствовал, что Каратаев, несмотря на всю свою ласковую нежность к нему (которою он невольно отдавал должное духовной жизни Пьера), ни на минуту не огорчился бы разлукой с ним. И Пьер то же чувство начинал испытывать к Каратаеву.
Платон Каратаев был для всех остальных пленных самым обыкновенным солдатом; его звали соколик или Платоша, добродушно трунили над ним, посылали его за посылками. Но для Пьера, каким он представился в первую ночь, непостижимым, круглым и вечным олицетворением духа простоты и правды, таким он и остался навсегда.
Платон Каратаев ничего не знал наизусть, кроме своей молитвы. Когда он говорил свои речи, он, начиная их, казалось, не знал, чем он их кончит.
Когда Пьер, иногда пораженный смыслом его речи, просил повторить сказанное, Платон не мог вспомнить того, что он сказал минуту тому назад, – так же, как он никак не мог словами сказать Пьеру свою любимую песню. Там было: «родимая, березанька и тошненько мне», но на словах не выходило никакого смысла. Он не понимал и не мог понять значения слов, отдельно взятых из речи. Каждое слово его и каждое действие было проявлением неизвестной ему деятельности, которая была его жизнь. Но жизнь его, как он сам смотрел на нее, не имела смысла как отдельная жизнь. Она имела смысл только как частица целого, которое он постоянно чувствовал. Его слова и действия выливались из него так же равномерно, необходимо и непосредственно, как запах отделяется от цветка. Он не мог понять ни цены, ни значения отдельно взятого действия или слова.
(перенаправлено с «Кваиси»)
Город[1]/Посёлок городского типа[2]
|
Квайса (груз. კვაისა, осет. Къуайса) — населённый пункт в Закавказье. Согласно административно-территориальному делению частично признанной Республики Южная Осетия, фактически контролирующей населённый пункт, имеет статус города и расположен в Дзауском районе Южной Осетии.
Согласно административно-территориальному делению Грузии — имеет статус посёлка и расположен в Онском муниципалитете региона Рача-Лечхуми и Нижняя Сванетия Грузии.
Содержание
Расположение
Город находится на левом берегу среднего течения реки Стырдон (приток Риони) на северных склонах Рачинского хребта в Кударском ущелье. С городом Цхинвал Квайса связана автодорогой протяжённостью в 60 км[8].
История
Населённый пункт возник около 1940 года как горняцкий посёлок. 26 февраля 1941 года ЦК ВКП(б) и Совет Народных Комиссаров СССР приняли решение о строительстве Квайсинского свинцово-цинкового комбината, которое из-за Великой Отечественной войны затянулось и было завершено только через восемь лет. 22 октября 1949 года здесь был получен первый концентрат[9]. В 2007 году указом президента Республики Южная Осетия поселок получил статус города. Первым официальным мэром города Квайса был Чермен Гагиев, ранее занимавший должность главы администрации посёлка.
Инфраструктура
- Квайсинское месторождение свинцово-цинковых руд. Также в советское время в Квайсе работала обогатительная фабрика.
- Квайсинская ГЭС.
- Через Квайсу проложен газопровод «Дзуарикау—Цхинвал», благодаря которому Южная Осетия получает природный газ напрямую из России (попутно газифицированы сёла и горные посёлки Алагирского района Северной Осетии). Параллельно с газопроводом построен автодорога Зарамаг — Квайса, которая стала ещё одной дорогой из Северной Осетии в Южную[9].
- Квайсинская средняя общеобразовательная городская школа (открыта в 2016 году)
- Городская больница (Открыта в 2016 году)
- Гостиница «Квайса»
- Дворец культуры
Памятники
- Памятник Символу города «Олень»
- Памятник Павшим Героям ВОВ
- Памятник Коста Хетагурову
- Памятник Иосифу Сталину
Религия
- Церковь Св. Георгия Победоносца.
Праздники
- 19 октября — День города[10].
Побратимы
См. также
Напишите отзыв о статье "Квайса"
Примечания
- ↑ 1 2 3 Согласно юрисдикции частично признанной Республики Южная Осетия
- ↑ 1 2 Согласно юрисдикции Грузии
- ↑ 1 2 Данный населённый пункт расположен в Южной Осетии. Согласно административно-территориальному делению Грузии, Южная Осетия расположена на территории Ахалгорского, Горийского, Джавского, Карельского, Онского и Сачхерского муниципалитетов Грузии. Официальное используемое грузинское название территории бывшей Юго-Осетинской автономной области — Цхинвальский регион. Фактически, Южная Осетия является частично признанным государством, территория которого Грузией не контролируется.
- ↑ Кваиси — статья из Большой советской энциклопедии.
- ↑ [osradio.ru/osetija/4935-kvajjsa-prisvoen-status-goroda.html «Квайса присвоен статус города»]
- ↑ [xn--e1agqmg3f.su/naselenie-yuzhnoj-osetii/ «Население Южной Осетии»] — Осетия. Историко-этнографический справочник
- ↑ Цуциев А. А. Атлас этнополитической истории Кавказа (1774-2004). — Москва: Европа, 2007. — С. 95. — 128 с. — 2000 экз. — ISBN 978-5-9739-0123-3.
- ↑ Лист карты K-38-52 Джава. Масштаб: 1 : 100 000. Состояние местности на 1987 год. Издание 1989 г.
- ↑ 1 2 [osetia.kvaisa.ru/pages/show/hystory «История. Самый юный город Кавказа»] — Осетия Квайса
- ↑ [osinform.ru/9714-den-goroda-kvajjsa-otmetili-v-jetom-godu-skromno.html «День города Квайса отметили в этом году скромно»] (20.04.2008)
- ↑ [iratta.com/2007/09/17/kvajjsa_poluchila_kljuch_ot_goroda.html «Квайса получила ключ от города»] — iratta.com (17.09.2007)
Топографические карты
- Лист карты K-38-52 Джава. Масштаб: 1 : 100 000. Состояние местности на 1987 год. Издание 1989 г.
Ссылки
- [wikimapia.org/5420114/ru/Квайса-Кваиси Квайса] в Викимапии
- О городе
- [osetia.kvaisa.ru/pages/show/hystory История. Самый юный город Кавказа] — официальный сайт города «Осетия Квайса»
- Кваиси — статья из Большой советской энциклопедии.
- Статьи
- [www.osetia.kvaisa.ru/news/show/23/573 «Квайса: ещё одно испытание землетрясением»] — Осетия Квайса (21.09.2009)
- [cominf.org/node/1166475496 «Квайса присвоен статус города»] — ИА РЕС (16.09.2007)
- ОСинформ:
- [osinform.ru/2601-kvajsa_vozrozhdaetsja.html «Квайса возрождается»] (24.08.2007)
- [osinform.ru/6310-mjer-g.-kvajjsa-mozhno-konstatirovat.html «Мэр г. Квайса: „Можно констатировать положительную динамику в развитии города“»] (17.06.2008)
- [osinform.ru/11969-mjerom-goroda-kvajjsa-naznachen-inal-ostaev.html «Мэром города Квайса назначен Инал Остаев»] (20.02.2009)
К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)
|
Это заготовка статьи по географии Южной Осетии. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
|
Это заготовка статьи по географии Грузии. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
Отрывок, характеризующий Квайса
Все они потом как в тумане представлялись Пьеру, но Платон Каратаев остался навсегда в душе Пьера самым сильным и дорогим воспоминанием и олицетворением всего русского, доброго и круглого. Когда на другой день, на рассвете, Пьер увидал своего соседа, первое впечатление чего то круглого подтвердилось вполне: вся фигура Платона в его подпоясанной веревкою французской шинели, в фуражке и лаптях, была круглая, голова была совершенно круглая, спина, грудь, плечи, даже руки, которые он носил, как бы всегда собираясь обнять что то, были круглые; приятная улыбка и большие карие нежные глаза были круглые.Платону Каратаеву должно было быть за пятьдесят лет, судя по его рассказам о походах, в которых он участвовал давнишним солдатом. Он сам не знал и никак не мог определить, сколько ему было лет; но зубы его, ярко белые и крепкие, которые все выкатывались своими двумя полукругами, когда он смеялся (что он часто делал), были все хороши и целы; ни одного седого волоса не было в его бороде и волосах, и все тело его имело вид гибкости и в особенности твердости и сносливости.
Лицо его, несмотря на мелкие круглые морщинки, имело выражение невинности и юности; голос у него был приятный и певучий. Но главная особенность его речи состояла в непосредственности и спорости. Он, видимо, никогда не думал о том, что он сказал и что он скажет; и от этого в быстроте и верности его интонаций была особенная неотразимая убедительность.
Физические силы его и поворотливость были таковы первое время плена, что, казалось, он не понимал, что такое усталость и болезнь. Каждый день утром а вечером он, ложась, говорил: «Положи, господи, камушком, подними калачиком»; поутру, вставая, всегда одинаково пожимая плечами, говорил: «Лег – свернулся, встал – встряхнулся». И действительно, стоило ему лечь, чтобы тотчас же заснуть камнем, и стоило встряхнуться, чтобы тотчас же, без секунды промедления, взяться за какое нибудь дело, как дети, вставши, берутся за игрушки. Он все умел делать, не очень хорошо, но и не дурно. Он пек, парил, шил, строгал, тачал сапоги. Он всегда был занят и только по ночам позволял себе разговоры, которые он любил, и песни. Он пел песни, не так, как поют песенники, знающие, что их слушают, но пел, как поют птицы, очевидно, потому, что звуки эти ему было так же необходимо издавать, как необходимо бывает потянуться или расходиться; и звуки эти всегда бывали тонкие, нежные, почти женские, заунывные, и лицо его при этом бывало очень серьезно.
Попав в плен и обросши бородою, он, видимо, отбросил от себя все напущенное на него, чуждое, солдатское и невольно возвратился к прежнему, крестьянскому, народному складу.
– Солдат в отпуску – рубаха из порток, – говаривал он. Он неохотно говорил про свое солдатское время, хотя не жаловался, и часто повторял, что он всю службу ни разу бит не был. Когда он рассказывал, то преимущественно рассказывал из своих старых и, видимо, дорогих ему воспоминаний «христианского», как он выговаривал, крестьянского быта. Поговорки, которые наполняли его речь, не были те, большей частью неприличные и бойкие поговорки, которые говорят солдаты, но это были те народные изречения, которые кажутся столь незначительными, взятые отдельно, и которые получают вдруг значение глубокой мудрости, когда они сказаны кстати.
Часто он говорил совершенно противоположное тому, что он говорил прежде, но и то и другое было справедливо. Он любил говорить и говорил хорошо, украшая свою речь ласкательными и пословицами, которые, Пьеру казалось, он сам выдумывал; но главная прелесть его рассказов состояла в том, что в его речи события самые простые, иногда те самые, которые, не замечая их, видел Пьер, получали характер торжественного благообразия. Он любил слушать сказки, которые рассказывал по вечерам (всё одни и те же) один солдат, но больше всего он любил слушать рассказы о настоящей жизни. Он радостно улыбался, слушая такие рассказы, вставляя слова и делая вопросы, клонившиеся к тому, чтобы уяснить себе благообразие того, что ему рассказывали. Привязанностей, дружбы, любви, как понимал их Пьер, Каратаев не имел никаких; но он любил и любовно жил со всем, с чем его сводила жизнь, и в особенности с человеком – не с известным каким нибудь человеком, а с теми людьми, которые были перед его глазами. Он любил свою шавку, любил товарищей, французов, любил Пьера, который был его соседом; но Пьер чувствовал, что Каратаев, несмотря на всю свою ласковую нежность к нему (которою он невольно отдавал должное духовной жизни Пьера), ни на минуту не огорчился бы разлукой с ним. И Пьер то же чувство начинал испытывать к Каратаеву.
Платон Каратаев был для всех остальных пленных самым обыкновенным солдатом; его звали соколик или Платоша, добродушно трунили над ним, посылали его за посылками. Но для Пьера, каким он представился в первую ночь, непостижимым, круглым и вечным олицетворением духа простоты и правды, таким он и остался навсегда.
Платон Каратаев ничего не знал наизусть, кроме своей молитвы. Когда он говорил свои речи, он, начиная их, казалось, не знал, чем он их кончит.
Когда Пьер, иногда пораженный смыслом его речи, просил повторить сказанное, Платон не мог вспомнить того, что он сказал минуту тому назад, – так же, как он никак не мог словами сказать Пьеру свою любимую песню. Там было: «родимая, березанька и тошненько мне», но на словах не выходило никакого смысла. Он не понимал и не мог понять значения слов, отдельно взятых из речи. Каждое слово его и каждое действие было проявлением неизвестной ему деятельности, которая была его жизнь. Но жизнь его, как он сам смотрел на нее, не имела смысла как отдельная жизнь. Она имела смысл только как частица целого, которое он постоянно чувствовал. Его слова и действия выливались из него так же равномерно, необходимо и непосредственно, как запах отделяется от цветка. Он не мог понять ни цены, ни значения отдельно взятого действия или слова.
