Квальо, Доменико

Квальо, Доменико
Имя при рождении:	Йоганн Доменикус Квальо
Место рождения:	Мюнхен, Германия
Место смерти:	замок Хоэншвангау
Жанр:	художник-архитектор эпохи романтизма
Учёба:	Мюнхенская академия художеств

Йоганн Доменикус Квальо, Доменико Квальо II (нем. Johann Dominicus Quaglio, Domenico Quaglio II, 1 января 1787, Мюнхен — 9 апреля 1837, Хоэншвангау близ Фюссена) — один из самых известных немецких художников-архитекторов эпохи романтизма, театральный художник, литограф и гравёр.

Происхождение

Квальо вырос в многодетной семье (всего 11 детей) художника и архитектора Джузеппе Квальо. Его брат — художник-пейзажист и мастер жанровой живописи Лоренцо Квальо, прославившийся изображениями крестьянства в Верхней Баварии. Большая династия художников Квальо, наиболее известным представителем которой стал Доменико Квальо, родом из местечка Лайно на озере Маджоре в Северной Италии, переехала из Маннхайма в Мюнхен вместе с курфюрстом Карлом Теодором. 28 января 1819 г. Джузеппе женился на Йозефе Зедльмайр. Его дочь Агнес, была также художницей.

Жизнь и творчество

Доменико Квальо обучался искусствам у своего отца Джузеппе, а затем учился гравюре и литографии в Мюнхенской Академии художеств у Карла Эрнста Христофа Гесса и Йоханна Михаэеля Меттенлейтера. Его друзьями ещё со студенческих времён остались Петер фон Гесс и Людвиг Эмиль Гримм.

С 1803 года Доменико служит декоратором в мюнхенском придворном театре, а с 1808 по 1814 гг. придворным театральным художником по архитектурным и сценическим декорациям.

Доменико Квальо заложил основы архитектурного облика Мюнхена и является выдающимся представителем романтической ведутной живописи. Квальо много путешествовал по Германии, по Рейну, Нидерландам, Франции, Италии и Швейцарии. Путешествия послужили источником для многочисленных работ Квальо, на которых художник изобразил средневековые церкви, дворцы, замки, руины, ратуши и т. п. Одним из первых Квальо использовал новую технику литографии и полностью воплощал все предоставляемые ею возможности для того, чтобы запечатлеть средневековые строения в печатной графике. Работы Квальо считаются известными литографическими инкунабулами. После 1819 г. Квальо посвятил себя масляной живописи.

Особое внимание в соответствии со своими романтическими взглядами Квальо уделял готической архитектуре. Благодаря работам Квальо известно, как выглядели в те времена наиболее известные готические соборы: в Регенсбурге, Кёльне, Страсбурге, Фрайбурге, Ульме, Реймсе, Руана, Орвието и др. В своих работах Квальо также запечатлел другие готические строения и средневековые города. Целый цикл картин посвящён зданиям, площадям и улицам Мюнхена, изображённым до его капитальной перестройки королём Людвигом I.

Квальо удалось вернуть архитектурную живопись на должный уровень. При этом художник писал не произвольно, а в реалистической манере ведуты, в связи с чем его работы можно рассматривать как историко-архитектурные документы. Несмотря на свой документальный характер, как и ведуты Каналетто, картины Квальо отличаются живость за счёт удачного выбора ракурса и разнообразной игры светотени, а также изящному и подвижному (и интересному с точки зрения истории костюма) стаффажу. Квальо даже называли за его мастерство «северным Каналетто». Квальо получил звание придворного художника при баварском троне, а позднее стал членом Мюнхенской и Берлинской академий художеств; среди его учеников был, в частности, Август Бромейс.

В 1823 году вместе с Петером фон Гессом, Фридрихом фон Гертнером и Йозефом Карлом Штилером Квальо основал в Мюнхене первый в Германии «Художественный союз».

В 1832 году кронпринц Максимилиан II поручил Квальо восстановление и оформление замка Хоэншвангау. По его проектам к 1837 г. руины средневековой крепости превратились в живописный замок в неоготическом стиле. Примечательно, что общее руководство строительством было поручено именно Квальо, а не архитектору Фридриху Цибланду, приданному Квальо в помощь. Не имевший опыта руководства достаточно большим строительством Квальо полностью погрузился в работу и, отдав ему все свои силы, умер в возрасте 50 лет практически непосредственно на строительной площадке. Предусмотренная Квальо роспись интерьеров замка была выполнена после смерти Квальо Морицем фон Швиндом.

Литературные произведения

Доменико Квальо издал несколько альбомов своих гравюр:

• Sammlung merkwürdiger Gebäude des Mittelalters in Deutschland. Velten, Karlsruhe 1810 (2 Bde.)
• Ansichten merkwürdiger Gebäude in München. Hirmer, München 1811 (2 Bde.)
• Denkmäler der Baukunst des Mittelalters in Bayern. Hirmer, München 1816

Галерея

• Domenico Quaglio (1787 - 1837), Die Kathedrale von Reims.jpg

  Кафедральный собор Реймса

• Marienburg Ostpreußen, Stahlstich nach Domenico Quaglio, 1834.jpg

  Мариенбург в Восточной Пруссии - гравюра на стали. 1834.

• Domenico Quaglio (1787 - 1837), München - Die Residenzstraße gegen den Max-Joseph-Platz im Jahr 1826.jpg

  Мюнхен: улица Резиденцштрассе напротив площади Макс-Йозеф-плац в 1826 г.

Ссылки

• На Викискладе есть медиафайлы по теме Доменико Квальо

Отрывок, характеризующий Квальо, Доменико

Когда вечером князь Андрей уехал, графиня подошла к Наташе и шопотом сказала:
– Ну что?
– Мама, ради Бога ничего не спрашивайте у меня теперь. Это нельзя говорить, – сказала Наташа.
Но несмотря на то, в этот вечер Наташа, то взволнованная, то испуганная, с останавливающимися глазами лежала долго в постели матери. То она рассказывала ей, как он хвалил ее, то как он говорил, что поедет за границу, то, что он спрашивал, где они будут жить это лето, то как он спрашивал ее про Бориса.
– Но такого, такого… со мной никогда не бывало! – говорила она. – Только мне страшно при нем, мне всегда страшно при нем, что это значит? Значит, что это настоящее, да? Мама, вы спите?
– Нет, душа моя, мне самой страшно, – отвечала мать. – Иди.
– Все равно я не буду спать. Что за глупости спать? Maмаша, мамаша, такого со мной никогда не бывало! – говорила она с удивлением и испугом перед тем чувством, которое она сознавала в себе. – И могли ли мы думать!…
Наташе казалось, что еще когда она в первый раз увидала князя Андрея в Отрадном, она влюбилась в него. Ее как будто пугало это странное, неожиданное счастье, что тот, кого она выбрала еще тогда (она твердо была уверена в этом), что тот самый теперь опять встретился ей, и, как кажется, неравнодушен к ней. «И надо было ему нарочно теперь, когда мы здесь, приехать в Петербург. И надо было нам встретиться на этом бале. Всё это судьба. Ясно, что это судьба, что всё это велось к этому. Еще тогда, как только я увидала его, я почувствовала что то особенное».
– Что ж он тебе еще говорил? Какие стихи то эти? Прочти… – задумчиво сказала мать, спрашивая про стихи, которые князь Андрей написал в альбом Наташе.
– Мама, это не стыдно, что он вдовец?
– Полно, Наташа. Молись Богу. Les Marieiages se font dans les cieux. [Браки заключаются в небесах.]
– Голубушка, мамаша, как я вас люблю, как мне хорошо! – крикнула Наташа, плача слезами счастья и волнения и обнимая мать.
В это же самое время князь Андрей сидел у Пьера и говорил ему о своей любви к Наташе и о твердо взятом намерении жениться на ней.

В этот день у графини Елены Васильевны был раут, был французский посланник, был принц, сделавшийся с недавнего времени частым посетителем дома графини, и много блестящих дам и мужчин. Пьер был внизу, прошелся по залам, и поразил всех гостей своим сосредоточенно рассеянным и мрачным видом.
Пьер со времени бала чувствовал в себе приближение припадков ипохондрии и с отчаянным усилием старался бороться против них. Со времени сближения принца с его женою, Пьер неожиданно был пожалован в камергеры, и с этого времени он стал чувствовать тяжесть и стыд в большом обществе, и чаще ему стали приходить прежние мрачные мысли о тщете всего человеческого. В это же время замеченное им чувство между покровительствуемой им Наташей и князем Андреем, своей противуположностью между его положением и положением его друга, еще усиливало это мрачное настроение. Он одинаково старался избегать мыслей о своей жене и о Наташе и князе Андрее. Опять всё ему казалось ничтожно в сравнении с вечностью, опять представлялся вопрос: «к чему?». И он дни и ночи заставлял себя трудиться над масонскими работами, надеясь отогнать приближение злого духа. Пьер в 12 м часу, выйдя из покоев графини, сидел у себя наверху в накуренной, низкой комнате, в затасканном халате перед столом и переписывал подлинные шотландские акты, когда кто то вошел к нему в комнату. Это был князь Андрей.
– А, это вы, – сказал Пьер с рассеянным и недовольным видом. – А я вот работаю, – сказал он, указывая на тетрадь с тем видом спасения от невзгод жизни, с которым смотрят несчастливые люди на свою работу.
Князь Андрей с сияющим, восторженным и обновленным к жизни лицом остановился перед Пьером и, не замечая его печального лица, с эгоизмом счастия улыбнулся ему.
– Ну, душа моя, – сказал он, – я вчера хотел сказать тебе и нынче за этим приехал к тебе. Никогда не испытывал ничего подобного. Я влюблен, мой друг.
Пьер вдруг тяжело вздохнул и повалился своим тяжелым телом на диван, подле князя Андрея.
– В Наташу Ростову, да? – сказал он.
– Да, да, в кого же? Никогда не поверил бы, но это чувство сильнее меня. Вчера я мучился, страдал, но и мученья этого я не отдам ни за что в мире. Я не жил прежде. Теперь только я живу, но я не могу жить без нее. Но может ли она любить меня?… Я стар для нее… Что ты не говоришь?…
– Я? Я? Что я говорил вам, – вдруг сказал Пьер, вставая и начиная ходить по комнате. – Я всегда это думал… Эта девушка такое сокровище, такое… Это редкая девушка… Милый друг, я вас прошу, вы не умствуйте, не сомневайтесь, женитесь, женитесь и женитесь… И я уверен, что счастливее вас не будет человека.
– Но она!
– Она любит вас.
– Не говори вздору… – сказал князь Андрей, улыбаясь и глядя в глаза Пьеру.
– Любит, я знаю, – сердито закричал Пьер.
– Нет, слушай, – сказал князь Андрей, останавливая его за руку. – Ты знаешь ли, в каком я положении? Мне нужно сказать все кому нибудь.
– Ну, ну, говорите, я очень рад, – говорил Пьер, и действительно лицо его изменилось, морщина разгладилась, и он радостно слушал князя Андрея. Князь Андрей казался и был совсем другим, новым человеком. Где была его тоска, его презрение к жизни, его разочарованность? Пьер был единственный человек, перед которым он решался высказаться; но зато он ему высказывал всё, что у него было на душе. То он легко и смело делал планы на продолжительное будущее, говорил о том, как он не может пожертвовать своим счастьем для каприза своего отца, как он заставит отца согласиться на этот брак и полюбить ее или обойдется без его согласия, то он удивлялся, как на что то странное, чуждое, от него независящее, на то чувство, которое владело им.
– Я бы не поверил тому, кто бы мне сказал, что я могу так любить, – говорил князь Андрей. – Это совсем не то чувство, которое было у меня прежде. Весь мир разделен для меня на две половины: одна – она и там всё счастье надежды, свет; другая половина – всё, где ее нет, там всё уныние и темнота…