Кватерник, Славко

Славко Кватерник Slavko Kvaternik<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
министр вооружённых сил Хорватии
10 апреля 1941 года — 4 января 1943 года
Предшественник:	должность учреждена
Преемник:	Анте Павелич
Начальник Генерального штаба Государства Словенцев, Хорватов и Сербов
29 октября — 1 декабря 1918 года
Предшественник:	должность учреждена
Преемник:	должность упразднена
Рождение:	25 августа 1878(1878-08-25) Моравице, Австро-Венгрия
Смерть:	13 июня 1947(1947-06-13) (68 лет) Загреб, НР Хорватия, СФРЮ
Партия:	Усташи
Профессия:	Военный
Награды:

Сла́вко Ква́терник (хорв. Slavko Kvaternik; 25 августа 1878, Моравице, Королевство Хорватия и Славония, Австро-Венгрия, — 13 июня 1947, Загреб, Хорватия, СФРЮ) — хорватский военный и политический деятель, министр вооружённых сил Независимого государства Хорватия в 1941—1943 годах.

Биография

Австро-Венгрия

После окончания военной академии служил в австро-венгерской армии штабным офицером. Во время Первой мировой войны был адъютантом Светозара Бороевича фон Бойны. Награждён Железным крестом 1 класса.

Был женат на Ольге Франк, дочери лидера Хорватской партии права Иосипа Франка.

Королевство Югославия

Закончил войну в звании подполковника и был избран в Народное вече СХС, а затем назначен начальником Генерального штаба. В декабре 1918 года командовал хорватскими войсками, освободившими Меджимурье от венгерской оккупации. В 1921 году вышел в отставку в звании полковника.

После выхода в отставку занялся политической деятельностью, вступив в Хорватскую партию права, но вскоре примкнул к усташам. В октябре 1932 года был вызван Анте Павеличем в Брешиа для участия в совещании по вопросу формирования усташских военных подразделений. После убийства короля Александра был интернирован в Черногории. С 1936 года председатель общества «Хорватское дело», поддерживающего политику Владко Мачека.

В 1939 году стал одним из основателей и руководителей общества «Надежда», пропагандирующего в Хорватии идеи усташей. Вскоре начал формировать в югославской армии отдельные хорватские части. В начале апреля 1941 года установил контакты с немецким дипломатом Эдмундом Веезенмайером и вёл переговоры с представителями и руководством местных организаций Хорватской крестьянской партии.

Независимое государство Хорватия

10 апреля 1941 года, после отказа Владко Мачека возглавить марионеточное правительство Хорватии, при поддержке Веезенмайера объявил по радио о провозглашении Независимого государства Хорватия и де-факто стал главой гражданской администрации. 15 апреля был во главе делегации, торжественно встречающей Павелича на Загребском вокзале, и передал власть в его руки. Был назначен Павеличем своим заместителем, членом Главного усташского штаба, министром обороны, а также произведён в маршалы. Вместе с группой бывших офицеров австро-венгерской и югославской армий сформировал вооружённые силы НГХ, в то же время выступая в качестве посредника в постоянных конфликтах между усташами и армией.

Наряду с Младеном Лорковичем и Владимиром Кошаком был наиболее пронемецки настроен среди руководства усташей. В конце июля 1941 года совершил визит в Германию, где был принят Гитлером; также встречался с Риббентропом, Кейтелем и другими руководителями Третьего рейха. В конце августа 1941 года его жена покончила жизнь самоубийством, предположительно из-за своего еврейского происхождения и несогласия с политикой террора, которую проводили Кватерник и, особенно, их сын Евген, известный особой жестокостью.

За время, в которое Кватерник был одним из приближённых Павелича, в НГХ были убиты по разным оценкам от 197 000 до 800 000 человек, в основном стариков, женщин и детей, и почти 30000 евреев. Их имущество было разграблено усташами и поделено между их руководством, в которое входил и Кватерник. Части сербского населения удалось бежать в Сербию, а другая часть примкнула к партизанам. Массовое уничтожение сербов, евреев, цыган и хорватских антифашистов проводилось также в созданных по немецкому образцу концлагерях, среди которых выделялся Ясеновац.

В своей деятельности Кватерник не ограничивался борьбой с партизанами. Он направлял карательные экспедиции в Боснию и Герцеговину, , Лику, Кордун, Банию и другие области, во время которых проводились убийства, аресты, грабежи и пытки мирного населения и сжигались целые деревни; организовывал отправку полков и дивизий для боёв с Красной Армией (в частности, 16 июля 1941 года провожал «добровольцев» из Вараждина и произнес напутственную речь); неоднократно выступал перед подразделениями усташей, подстрекая к убийствам мирного населения. За свои заслуги награжден немцами Орденом Заслуг германского орла.

Кватерник является автором записки о необходимости учреждения Усташской надзорной службы и разработчиком положения о ней.

В сентябре 1942 года Павелич, завоевавший доверие немцев и пользовавшийся поддержкой одного из немецких представителей в НГХ Зигфрида Каше, желая укрепить свою власть, возложил на Кватерника вину за тяжёлое положение в хорватской армии. 5 октября 1942 года по требованию Павелича Кватерник выехал на отдых в Словакию. Вернувшись в Хорватию 22 декабря, 29 декабря Кватерник написал Павеличу заявление об отставке с поста министра обороны, которое было удовлетворено 4 января 1943 года. Переехал в Земмеринг, а оттуда в Бад-Гаштайн. Также был уволен и его сын Евген.

После капитуляции Италии вёл переговоры о сотрудничестве с Хорватской крестьянской партией, не увенчавшиеся успехом. 12 июля 1945 года был арестован американцами и помещён в тюрьму зальцбургского земельного суда. Оттуда переведён в гмунденскую следственную тюрьму, а затем в лагерь для военнопленных в Эльсбетене. 9 сентября 1946 года был передан югославским властям и по приговору суда расстрелян в Загребе 13 июня 1947 года.

Ссылки

• [www.vojska.net/eng/biography/k/kvaternik/slavko/ Slavko Kvaternik (1878—1947)]  (англ.)
• Darko Stuparić — Tko je tko u NDH: Hrvatska 1941.-1945 — Zagreb: Minerva, 1997. — 484 стр. — ISBN 9536377039  (хорв.)

Отрывок, характеризующий Кватерник, Славко

Камердинер махнул рукой.
– Не чаем довезти! У доктора спросить надо. – И камердинер сошел с козел и подошел к повозке.
– Хорошо, – сказал доктор.
Камердинер подошел опять к коляске, заглянул в нее, покачал головой, велел кучеру заворачивать на двор и остановился подле Мавры Кузминишны.
– Господи Иисусе Христе! – проговорила она.
Мавра Кузминишна предлагала внести раненого в дом.
– Господа ничего не скажут… – говорила она. Но надо было избежать подъема на лестницу, и потому раненого внесли во флигель и положили в бывшей комнате m me Schoss. Раненый этот был князь Андрей Болконский.


Наступил последний день Москвы. Была ясная веселая осенняя погода. Было воскресенье. Как и в обыкновенные воскресенья, благовестили к обедне во всех церквах. Никто, казалось, еще не мог понять того, что ожидает Москву.
Только два указателя состояния общества выражали то положение, в котором была Москва: чернь, то есть сословие бедных людей, и цены на предметы. Фабричные, дворовые и мужики огромной толпой, в которую замешались чиновники, семинаристы, дворяне, в этот день рано утром вышли на Три Горы. Постояв там и не дождавшись Растопчина и убедившись в том, что Москва будет сдана, эта толпа рассыпалась по Москве, по питейным домам и трактирам. Цены в этот день тоже указывали на положение дел. Цены на оружие, на золото, на телеги и лошадей всё шли возвышаясь, а цены на бумажки и на городские вещи всё шли уменьшаясь, так что в середине дня были случаи, что дорогие товары, как сукна, извозчики вывозили исполу, а за мужицкую лошадь платили пятьсот рублей; мебель же, зеркала, бронзы отдавали даром.
В степенном и старом доме Ростовых распадение прежних условий жизни выразилось очень слабо. В отношении людей было только то, что в ночь пропало три человека из огромной дворни; но ничего не было украдено; и в отношении цен вещей оказалось то, что тридцать подвод, пришедшие из деревень, были огромное богатство, которому многие завидовали и за которые Ростовым предлагали огромные деньги. Мало того, что за эти подводы предлагали огромные деньги, с вечера и рано утром 1 го сентября на двор к Ростовым приходили посланные денщики и слуги от раненых офицеров и притаскивались сами раненые, помещенные у Ростовых и в соседних домах, и умоляли людей Ростовых похлопотать о том, чтоб им дали подводы для выезда из Москвы. Дворецкий, к которому обращались с такими просьбами, хотя и жалел раненых, решительно отказывал, говоря, что он даже и не посмеет доложить о том графу. Как ни жалки были остающиеся раненые, было очевидно, что, отдай одну подводу, не было причины не отдать другую, все – отдать и свои экипажи. Тридцать подвод не могли спасти всех раненых, а в общем бедствии нельзя было не думать о себе и своей семье. Так думал дворецкий за своего барина.
Проснувшись утром 1 го числа, граф Илья Андреич потихоньку вышел из спальни, чтобы не разбудить к утру только заснувшую графиню, и в своем лиловом шелковом халате вышел на крыльцо. Подводы, увязанные, стояли на дворе. У крыльца стояли экипажи. Дворецкий стоял у подъезда, разговаривая с стариком денщиком и молодым, бледным офицером с подвязанной рукой. Дворецкий, увидав графа, сделал офицеру и денщику значительный и строгий знак, чтобы они удалились.
– Ну, что, все готово, Васильич? – сказал граф, потирая свою лысину и добродушно глядя на офицера и денщика и кивая им головой. (Граф любил новые лица.)
– Хоть сейчас запрягать, ваше сиятельство.
– Ну и славно, вот графиня проснется, и с богом! Вы что, господа? – обратился он к офицеру. – У меня в доме? – Офицер придвинулся ближе. Бледное лицо его вспыхнуло вдруг яркой краской.
– Граф, сделайте одолжение, позвольте мне… ради бога… где нибудь приютиться на ваших подводах. Здесь у меня ничего с собой нет… Мне на возу… все равно… – Еще не успел договорить офицер, как денщик с той же просьбой для своего господина обратился к графу.
– А! да, да, да, – поспешно заговорил граф. – Я очень, очень рад. Васильич, ты распорядись, ну там очистить одну или две телеги, ну там… что же… что нужно… – какими то неопределенными выражениями, что то приказывая, сказал граф. Но в то же мгновение горячее выражение благодарности офицера уже закрепило то, что он приказывал. Граф оглянулся вокруг себя: на дворе, в воротах, в окне флигеля виднелись раненые и денщики. Все они смотрели на графа и подвигались к крыльцу.
– Пожалуйте, ваше сиятельство, в галерею: там как прикажете насчет картин? – сказал дворецкий. И граф вместе с ним вошел в дом, повторяя свое приказание о том, чтобы не отказывать раненым, которые просятся ехать.
– Ну, что же, можно сложить что нибудь, – прибавил он тихим, таинственным голосом, как будто боясь, чтобы кто нибудь его не услышал.
В девять часов проснулась графиня, и Матрена Тимофеевна, бывшая ее горничная, исполнявшая в отношении графини должность шефа жандармов, пришла доложить своей бывшей барышне, что Марья Карловна очень обижены и что барышниным летним платьям нельзя остаться здесь. На расспросы графини, почему m me Schoss обижена, открылось, что ее сундук сняли с подводы и все подводы развязывают – добро снимают и набирают с собой раненых, которых граф, по своей простоте, приказал забирать с собой. Графиня велела попросить к себе мужа.
– Что это, мой друг, я слышу, вещи опять снимают?
– Знаешь, ma chere, я вот что хотел тебе сказать… ma chere графинюшка… ко мне приходил офицер, просят, чтобы дать несколько подвод под раненых. Ведь это все дело наживное; а каково им оставаться, подумай!.. Право, у нас на дворе, сами мы их зазвали, офицеры тут есть. Знаешь, думаю, право, ma chere, вот, ma chere… пускай их свезут… куда же торопиться?.. – Граф робко сказал это, как он всегда говорил, когда дело шло о деньгах. Графиня же привыкла уж к этому тону, всегда предшествовавшему делу, разорявшему детей, как какая нибудь постройка галереи, оранжереи, устройство домашнего театра или музыки, – и привыкла, и долгом считала всегда противоборствовать тому, что выражалось этим робким тоном.
Она приняла свой покорно плачевный вид и сказала мужу:
– Послушай, граф, ты довел до того, что за дом ничего не дают, а теперь и все наше – детское состояние погубить хочешь. Ведь ты сам говоришь, что в доме на сто тысяч добра. Я, мой друг, не согласна и не согласна. Воля твоя! На раненых есть правительство. Они знают. Посмотри: вон напротив, у Лопухиных, еще третьего дня все дочиста вывезли. Вот как люди делают. Одни мы дураки. Пожалей хоть не меня, так детей.
Граф замахал руками и, ничего не сказав, вышел из комнаты.
– Папа! об чем вы это? – сказала ему Наташа, вслед за ним вошедшая в комнату матери.
– Ни о чем! Тебе что за дело! – сердито проговорил граф.
– Нет, я слышала, – сказала Наташа. – Отчего ж маменька не хочет?
– Тебе что за дело? – крикнул граф. Наташа отошла к окну и задумалась.
– Папенька, Берг к нам приехал, – сказала она, глядя в окно.


Берг, зять Ростовых, был уже полковник с Владимиром и Анной на шее и занимал все то же покойное и приятное место помощника начальника штаба, помощника первого отделения начальника штаба второго корпуса.
Он 1 сентября приехал из армии в Москву.
Ему в Москве нечего было делать; но он заметил, что все из армии просились в Москву и что то там делали. Он счел тоже нужным отпроситься для домашних и семейных дел.
Берг, в своих аккуратных дрожечках на паре сытых саврасеньких, точно таких, какие были у одного князя, подъехал к дому своего тестя. Он внимательно посмотрел во двор на подводы и, входя на крыльцо, вынул чистый носовой платок и завязал узел.