Квинтилиан

Квинтилиан

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Марк Фабий Квинтилиан (лат. Marcus Fabius Quintilianus, ок. 35, Каллагурис, совр. Калаорра, Испания — ок. 96) — римский ритор (учитель красноречия), автор «Наставлений оратору» (Institutio oratoria) — самого полного учебника ораторского искусства, дошедшего до нас от античности. Эту книгу изучали во всех риторских школах, наряду с сочинениями Цицерона. Квинтилиан стал не только выразителем вкусов высшего римского общества, но и реформатором литературного стиля, исследователем проблем латинского языка.

Лоренцо Валла в своём сочинении «О сравнении Цицерона с Квинтилианом» (не сохранившемся) не побоялся поставить его выше «бога гуманистов» — Цицерона.

Биография

По поводу происхождения Квинтилиана источники расходятся. Одни утверждают, что он родился в одной из самых знатных семей Испании, а другие — что Квинтилиан из небогатой и незнатной семьи. Одно можно сказать определённо — и отец и дед его были риторами.

В Риме получил образование, готовил себя к карьере судебного оратора. При императорах Веспасиане, Тите и Домициане неоднократно выступал в суде как адвокат, но славу стяжал не практической, а теоретической и преподавательской деятельностью.

Возможно, именно с этого времени в историю вошла его поговорка лат. «Ab ovo Ledae incipere», буквально означающая: «начинать от яйца (или же яиц) Леды», то есть подробно исследовать дело.

Считается первым учителем-профессионалом, основавшим государственную школу: в 70-х годах Веспасиан назначил ему пенсию, выделив для этого средства из императорской казны.

Около 20 лет Квинтилиан обучал ораторскому искусству знатную и богатую римскую молодежь. Среди его учеников были также Плиний Младший, и, возможно, Ювенал. Квинтилиану было поручено и воспитание наследников императора. Находясь в зените своей славы, исполненный благодарности императорскому дому Квинтилиан искренне восхвалял Домициана, жестокого и кровавого тирана, с которым он был дружен и, по-видимому, разделял в чём-то его взгляды (в частности, одобрял изгнание философов из Рима в начале 90-х годов). Домициан, в свою очередь, поддерживал Квинтилиана деньгами и почестями — предполагают, что Квинтилиан стал в его правление «из ритора консулом», — случай беспрецедентный в Риме. Жизнь познавшего внезапный взлёт на вершину славы и богатства Квинтилиана нельзя, тем не менее, назвать счастливой: его молодая жена и два подававших надежды сына умерли, оставив старика в одиночестве.

Последние годы жизни Квинтилиана были омрачены усилившимся террором Домициана, ссылкой родителей его воспитанников — бывших наследников императора, и вследствие этого отставкой.

Квинтилиан считается первым классиком гуманной педагогики. Его слова: «Отец, когда у тебя родится сын, возложи на него большие надежды, ибо большие надежды рождают большую педагогику».

Творчество

• Труд «Двенадцать книг риторических наставлений» (Institutionis oratoriae libri duodecim)

Переводы

Русские переводы:

• Марка Фабия Квинтилиана Двенадцать книг риторических наставлений. / Пер. с лат. [неполный] А. Никольского. Ч. 1-2. СПб, 1834. Ч. 1. 486 стр. Ч. 2. 522 стр.
• Квинтилиан Фабий. Правила ораторского искусства. Кн. 10. / Пер. В. Алексеева. СПб., 1896. 47 стр.
• «О подготовке оратора» (отрывки). // Идеи эстетического воспитания. Антология в 2 т. Т. 1. Античность, Средние века. / Сост. С. С. Аверинцева. М., 1973.
• [Марк Фабий Квинтилиан]. Пчелы бедняка («Большие декламации», 13). / Пер. М. С. Касьян. // Discipuli magistro. Сб. ст. М.: РГГУ. 2008. С. 528—542.

Английские переводы:

• [penelope.uchicago.edu/Thayer/E/Roman/Texts/Quintilian/Institutio_Oratoria/home.html Английский перевод «Наставлений оратору»] в 5 т. (в серии «The Loeb classical library», под № 124—127, 494)
• Также в «The Loeb classical library» изданы «Декламации» (т. 6-7, № 500—501).

Французский перевод:

• В серии «Collection Budé» «Воспитание оратора» [www.lesbelleslettres.com/recherche/?fa=tags&tag=QUINTILIEN издано] в 7 томах.

Литература

• Кузнецова Т. И. Классика и классицизм в теории Квинтилиана. // Кузнецова Т. И., Стрельникова И. П. Ораторское искусство в древнем Риме. — М.: Наука. 1976. — Гл. 5. — С. 174—206.
• Лосев А. Ф. История античной эстетики. Ранний эллинизм. — М.: Искусство, 1979. — С. 492—505.
• Альбрехт М. фон. История римской литературы. / Пер. с нем. — Т. 2. — М., 2004. — С. 1365—1376.
• Борзунов А. А. 1993: [elar.uniyar.ac.ru/jspui/handle/123456789/1417 К вопросу о политических взглядах Квинтилиана] // Политическая структура и общественная жизнь древнего Рима: Проблемы античной государственности. Ярославль, 66-76.

Ссылки

• [www.thelatinlibrary.com/quintilian.html Латинские тексты Квинтилиана]
• [www.intratext.com/IXT/LAT0332/_INDEX.HTM Латинский текст «Наставлений оратору»]
• [www.oldlawbook.narod.ru/tech.htm Русский (неполный) перевод «Наставлений оратору», выполненный академиком А. Никольским]; [www.ancientrome.ru/antlitr/quintilianus/index.htm см. также]

Отрывок, характеризующий Квинтилиан

Ах, вы, сени мои, сени!
«Сени новые мои…», подхватили двадцать голосов, и ложечник, несмотря на тяжесть амуниции, резво выскочил вперед и пошел задом перед ротой, пошевеливая плечами и угрожая кому то ложками. Солдаты, в такт песни размахивая руками, шли просторным шагом, невольно попадая в ногу. Сзади роты послышались звуки колес, похрускиванье рессор и топот лошадей.
Кутузов со свитой возвращался в город. Главнокомандующий дал знак, чтобы люди продолжали итти вольно, и на его лице и на всех лицах его свиты выразилось удовольствие при звуках песни, при виде пляшущего солдата и весело и бойко идущих солдат роты. Во втором ряду, с правого фланга, с которого коляска обгоняла роты, невольно бросался в глаза голубоглазый солдат, Долохов, который особенно бойко и грациозно шел в такт песни и глядел на лица проезжающих с таким выражением, как будто он жалел всех, кто не шел в это время с ротой. Гусарский корнет из свиты Кутузова, передразнивавший полкового командира, отстал от коляски и подъехал к Долохову.
Гусарский корнет Жерков одно время в Петербурге принадлежал к тому буйному обществу, которым руководил Долохов. За границей Жерков встретил Долохова солдатом, но не счел нужным узнать его. Теперь, после разговора Кутузова с разжалованным, он с радостью старого друга обратился к нему:
– Друг сердечный, ты как? – сказал он при звуках песни, ровняя шаг своей лошади с шагом роты.
– Я как? – отвечал холодно Долохов, – как видишь.
Бойкая песня придавала особенное значение тону развязной веселости, с которой говорил Жерков, и умышленной холодности ответов Долохова.
– Ну, как ладишь с начальством? – спросил Жерков.
– Ничего, хорошие люди. Ты как в штаб затесался?
– Прикомандирован, дежурю.
Они помолчали.
«Выпускала сокола да из правого рукава», говорила песня, невольно возбуждая бодрое, веселое чувство. Разговор их, вероятно, был бы другой, ежели бы они говорили не при звуках песни.
– Что правда, австрийцев побили? – спросил Долохов.
– А чорт их знает, говорят.
– Я рад, – отвечал Долохов коротко и ясно, как того требовала песня.
– Что ж, приходи к нам когда вечерком, фараон заложишь, – сказал Жерков.
– Или у вас денег много завелось?
– Приходи.
– Нельзя. Зарок дал. Не пью и не играю, пока не произведут.
– Да что ж, до первого дела…
– Там видно будет.
Опять они помолчали.
– Ты заходи, коли что нужно, все в штабе помогут… – сказал Жерков.
Долохов усмехнулся.
– Ты лучше не беспокойся. Мне что нужно, я просить не стану, сам возьму.
– Да что ж, я так…
– Ну, и я так.
– Прощай.
– Будь здоров…
… и высоко, и далеко,
На родиму сторону…
Жерков тронул шпорами лошадь, которая раза три, горячась, перебила ногами, не зная, с какой начать, справилась и поскакала, обгоняя роту и догоняя коляску, тоже в такт песни.


Возвратившись со смотра, Кутузов, сопутствуемый австрийским генералом, прошел в свой кабинет и, кликнув адъютанта, приказал подать себе некоторые бумаги, относившиеся до состояния приходивших войск, и письма, полученные от эрцгерцога Фердинанда, начальствовавшего передовою армией. Князь Андрей Болконский с требуемыми бумагами вошел в кабинет главнокомандующего. Перед разложенным на столе планом сидели Кутузов и австрийский член гофкригсрата.
– А… – сказал Кутузов, оглядываясь на Болконского, как будто этим словом приглашая адъютанта подождать, и продолжал по французски начатый разговор.
– Я только говорю одно, генерал, – говорил Кутузов с приятным изяществом выражений и интонации, заставлявшим вслушиваться в каждое неторопливо сказанное слово. Видно было, что Кутузов и сам с удовольствием слушал себя. – Я только одно говорю, генерал, что ежели бы дело зависело от моего личного желания, то воля его величества императора Франца давно была бы исполнена. Я давно уже присоединился бы к эрцгерцогу. И верьте моей чести, что для меня лично передать высшее начальство армией более меня сведущему и искусному генералу, какими так обильна Австрия, и сложить с себя всю эту тяжкую ответственность для меня лично было бы отрадой. Но обстоятельства бывают сильнее нас, генерал.
И Кутузов улыбнулся с таким выражением, как будто он говорил: «Вы имеете полное право не верить мне, и даже мне совершенно всё равно, верите ли вы мне или нет, но вы не имеете повода сказать мне это. И в этом то всё дело».
Австрийский генерал имел недовольный вид, но не мог не в том же тоне отвечать Кутузову.
– Напротив, – сказал он ворчливым и сердитым тоном, так противоречившим лестному значению произносимых слов, – напротив, участие вашего превосходительства в общем деле высоко ценится его величеством; но мы полагаем, что настоящее замедление лишает славные русские войска и их главнокомандующих тех лавров, которые они привыкли пожинать в битвах, – закончил он видимо приготовленную фразу.