Квинт Антистий Адвент Постумий Аквилин
| Квинт Антистий Адвент Постумий Аквилин лат. Quintus Antistius Adventus Postumius Aquilinus | ||
| ||
|---|---|---|
| 167 год | ||
| Супруга: | Новия Криспина | |
| Дети: | Луций Антистий Бурр | |
Квинт Антистий Адвент Постумий Аквилин (лат. Quintus Antistius Adventus Postumius Aquilinus) — римский политический деятель середины II века.
Надпись, обнаруженная в нумидийском городе Тибилис[1] и посвященная Аквилину, позволяет реконструировать его карьеру с самого начала. Сначала он находился на один из постов вигинтивирата, затем служил военным трибуном I легиона Минервы. После этого Аквилин последовательно занимал должности квестора, народного трибуна, претора, а в промежуток между ними был начальником эскадрона римских всадников и легатом при проконсуле Африки. После претуры он получил под своё командование VI Железный легион, который возглавлял незадолго до начала Парфянской войны. Затем Аквилин был переведен во II Вспомогательный легион, вероятно, в 162 году.
Он был награждён за за отличие, проявленное во время войны с парфянами. Около 164 года Аквилин был назначен наместником Аравии Петрейской. Надпись из Бостры[2] называет его консулом-десигнатом в связи с чем Энтони Бирли предполагает, что он занимал должность консула-сффекта когда находился в вверенной ему провинции. Его следующее назначение было в Риме, где он находился на посту куратора общественных зданий и работ.
После начала германского похода Марка Аврелия и Луция Вера в 168 году Аквилину были предоставлены чрезвычайные полномочия и командование над недавно созданными II и III Италийским легионом. В его обязанности входила оборона перевалов в Юлийских Альпах от вторжения германских племен. Когда противник сумел проникнуть в Юлийские Альпы и попытался захватить Аквилею в 170 году, по мнению Э. Бирли, к тому времени Антистий Адвент был переведен на должность наместника провинции Нижняя Германия — последний пост, упомянутой в надписи из Тибилиса.
Другая надпись из Ланчестер у стены Адриана свидетельствует, что Антистий Адвент был наместником Британии. Э. Бирли считает, что его пребывание там было «весьма условно» и относится к периоду 173—176 годов. В это время 5,5 тысяч сарматских кавалеристов были переброшены в Британию, так что одной из задач Аквилина в провинции было предоставление земель новым подразделениям. О его деятельности после того как он был наместником Британии ничего неизвестно, хотя возможно Антистий Адвент идентичен Адвенту, которому Гай Юлий Солин посвятил свой труд «Собрание достойных упоминания вещей». Кроме того, он входил в состав жреческой коллегии фециалов.
Аквилин был женат на Новии Криспине, которая, возможно, была дочерью легата III Августова легиона Луция Новия Криспина. Предположительно, его сыном был консул 181 года Луций Антистий Бурр.
Напишите отзыв о статье "Квинт Антистий Адвент Постумий Аквилин"
Примечания
- ↑ [db.edcs.eu/epigr/epi_einzel.php?s_sprache=de&p_belegstelle=AE+1893%2C+00088&r_sortierung=Belegstelle AE 1893, 88]
- ↑ Corpus Inscriptionum Latinarum [db.edcs.eu/epigr/epi_einzel_de.php?p_belegstelle=CIL+03%2C+00092&r_sortierung=Belegstelle 3, 92]
Литература
- Birley, A. The Fasti of Roman Britain. Oxford: Clarendon Press, 1981. pp. 129—132.
- Andreas Krieckhaus: Senatorische Familien und ihre patriae (1./2. Jahrhundert n. Chr.). Kovač, Hamburg 2006, ISBN 3-8300-1836-3, S. 116—126.
- Bengt E. Thomasson: Fasti Africani, Senatorische und ritterliche Ämter in den römischen Provinzen Nordafrikas von Augustus bis Diokletian, Paul Aströms Förlag, Stockholm 1996, S. 110f, ISBN 91-7042-153-6.
Отрывок, характеризующий Квинт Антистий Адвент Постумий Аквилин
– Иди с богом своей дорогой. Я знаю, твоя дорога – это дорога чести. – Он помолчал. – Я жалел о тебе в Букареште: мне послать надо было. – И, переменив разговор, Кутузов начал говорить о турецкой войне и заключенном мире. – Да, немало упрекали меня, – сказал Кутузов, – и за войну и за мир… а все пришло вовремя. Tout vient a point a celui qui sait attendre. [Все приходит вовремя для того, кто умеет ждать.] A и там советчиков не меньше было, чем здесь… – продолжал он, возвращаясь к советчикам, которые, видимо, занимали его. – Ох, советчики, советчики! – сказал он. Если бы всех слушать, мы бы там, в Турции, и мира не заключили, да и войны бы не кончили. Всё поскорее, а скорое на долгое выходит. Если бы Каменский не умер, он бы пропал. Он с тридцатью тысячами штурмовал крепости. Взять крепость не трудно, трудно кампанию выиграть. А для этого не нужно штурмовать и атаковать, а нужно терпение и время. Каменский на Рущук солдат послал, а я их одних (терпение и время) посылал и взял больше крепостей, чем Каменский, и лошадиное мясо турок есть заставил. – Он покачал головой. – И французы тоже будут! Верь моему слову, – воодушевляясь, проговорил Кутузов, ударяя себя в грудь, – будут у меня лошадиное мясо есть! – И опять глаза его залоснились слезами.– Однако до лжно же будет принять сражение? – сказал князь Андрей.
– До лжно будет, если все этого захотят, нечего делать… А ведь, голубчик: нет сильнее тех двух воинов, терпение и время; те всё сделают, да советчики n'entendent pas de cette oreille, voila le mal. [этим ухом не слышат, – вот что плохо.] Одни хотят, другие не хотят. Что ж делать? – спросил он, видимо, ожидая ответа. – Да, что ты велишь делать? – повторил он, и глаза его блестели глубоким, умным выражением. – Я тебе скажу, что делать, – проговорил он, так как князь Андрей все таки не отвечал. – Я тебе скажу, что делать и что я делаю. Dans le doute, mon cher, – он помолчал, – abstiens toi, [В сомнении, мой милый, воздерживайся.] – выговорил он с расстановкой.
– Ну, прощай, дружок; помни, что я всей душой несу с тобой твою потерю и что я тебе не светлейший, не князь и не главнокомандующий, а я тебе отец. Ежели что нужно, прямо ко мне. Прощай, голубчик. – Он опять обнял и поцеловал его. И еще князь Андрей не успел выйти в дверь, как Кутузов успокоительно вздохнул и взялся опять за неконченный роман мадам Жанлис «Les chevaliers du Cygne».
Как и отчего это случилось, князь Андрей не мог бы никак объяснить; но после этого свидания с Кутузовым он вернулся к своему полку успокоенный насчет общего хода дела и насчет того, кому оно вверено было. Чем больше он видел отсутствие всего личного в этом старике, в котором оставались как будто одни привычки страстей и вместо ума (группирующего события и делающего выводы) одна способность спокойного созерцания хода событий, тем более он был спокоен за то, что все будет так, как должно быть. «У него не будет ничего своего. Он ничего не придумает, ничего не предпримет, – думал князь Андрей, – но он все выслушает, все запомнит, все поставит на свое место, ничему полезному не помешает и ничего вредного не позволит. Он понимает, что есть что то сильнее и значительнее его воли, – это неизбежный ход событий, и он умеет видеть их, умеет понимать их значение и, ввиду этого значения, умеет отрекаться от участия в этих событиях, от своей личной волн, направленной на другое. А главное, – думал князь Андрей, – почему веришь ему, – это то, что он русский, несмотря на роман Жанлис и французские поговорки; это то, что голос его задрожал, когда он сказал: „До чего довели!“, и что он захлипал, говоря о том, что он „заставит их есть лошадиное мясо“. На этом же чувстве, которое более или менее смутно испытывали все, и основано было то единомыслие и общее одобрение, которое сопутствовало народному, противному придворным соображениям, избранию Кутузова в главнокомандующие.
