Квинт Гортензий Гортал
| Квинт Гортензий Гортал | |
| Quintus Hortensius Hortalus | |
| Род деятельности: |
оратор, консул |
|---|---|
| Дата рождения: | |
| Дата смерти: | |
| Отец: |
Луций Гортензий |
| Мать: |
Семпрония |
| Супруга: |
Лутация, Марция |
| Дети: |
Квинт Гортензий, Гортензия, Марк Гортензий Гортал |
Квинт Горте́нзий Го́ртал (лат. Quintus Hortensius Hortalus, 114 до н. э. — 50 до н. э.) — римский оратор.
Жизнь
В 90-х годах до н. э. получил признание, как хороший адвокат. Прославился успешной защитой царя Вифинии Никомеда IV, который был изгнан своим братом. Как зять Квинта Лутация Катула он стал близок к оптиматам. В 90 году до н. э. служил простым воином, в 89 году — военным трибуном в Союзническую войну[1]. Во время диктатуры Суллы вся судебная власть перешла в руки сената. Выступая перед сенатом Гортензий защищал в основном крупных магистратов, обвинявшихся в коррупции, естественно, с большой выгодой для себя. Так, в 86 году до н. э. он успешно защищал Гнея Помпея от обвинения в присвоении части военной добычи и проконсула Македонии Гнея Долабеллу, обвиняемого в вымогательстве.
Карьера Гортензия была обычна для аристократов того времени. После службы в армии он получил возможность добиваться магистратур. Около 81 года до н. э. был квестором, а в 75 году занимал должность эдила и прославился устроением великолепных игр и раздачей хлеба[2]. В 72 году до н. э. получил претуру и председательствовал в суде по делам о вымогательстве[3]. В 69 году стал консулом. В этом качестве отказался принять на себя командование в войне с пиратами, а в 67 году препятствовал предоставлению этих прав Помпею. Примерно с 67 по 50 год до н. э. состоял в коллеги авгуров.
В год, предшествующий консулату, он неудачно защищал в суде Гая Верреса. Противником Гортензия в этом деле был Цицерон. С этого времени слава Гортензия как оратора стала меркнуть перед славой Цицерона. После 63 года до н. э. Цицерон сблизился с оптиматами и часто выступал в судах вместе с Гортензием. Так, в 63 году они защищали Гая Рабирия, обвиненного в государственной измене, а в 62 году — Лициния Мурену, обвиненного в подкупе избирателей, и Публия Корнелия Суллу, обвиненного в участии в заговоре Катилины. В 58 году в составе делегации, ходатайствующей о возвращении Цицерона из изгнания, подвергся нападению вооружённых отрядов Клодия. В 53 году содействовал избранию Цицерона в коллегию авгуров. В 52 году был одним из адвокатов Анния Милона, по приказу которого был убит Клодий. В последний год своей жизни успешно защищал Аппия Клавдия Пульхра в деле о вымогательстве. Умер в 50 году до н. э.
Речи Гортензия не сохранились. Цицерон называл его красноречие азианским стилем, напыщенной риторикой, которую лучше услышать, чем прочитать. Гортензий обладал цепкой памятью и легко схватывал все аргументы своих оппонентов. Его действия были весьма искусны, а его манера носить тогу придавала сходство с трагическим актёром. Гортензий был обладателем прекрасного музыкального голоса, которым владел в совершенстве. Огромное богатство, которое он скопил, он тратил на приобретение вилл, парков, прудов и богатого окружения. Он был первым, кто стал есть павлинов как изысканный деликатес. Был большим ценителем вина и произведений искусства. Он написал исторический трактат «Анналы», чем завоевал репутацию историка.
Семья
Дети от первого брака с Лутацией:
- Квинт Гортензий Гортал, претор 45 года до н. э.;
- Гортензия. В 42 году выступала против обложения дополнительным налогом богатых римских матрон и добилась отмены части из них.
Дети от второго брака с Марцией:
- Марк Гортензий Гортал.
Напишите отзыв о статье "Квинт Гортензий Гортал"
Примечания
- ↑ Broughton T. R. S. The Magistrates of the Roman Republic. — Vol. II. — New York: American Philological Association, 1952. — P. 34.
- ↑ Broughton T. R. S. The Magistrates of the Roman Republic. — Vol. II. — New York: American Philological Association, 1952. — P. 97.
- ↑ Broughton T. R. S. The Magistrates of the Roman Republic. — Vol. II. — New York: American Philological Association, 1952. — P. 116.
Отрывок, характеризующий Квинт Гортензий Гортал
– И не видали, что везде укладываются?– Не видал… Да в чем дело? – нетерпеливо спросил князь Андрей.
– В чем дело? Дело в том, что французы перешли мост, который защищает Ауэсперг, и мост не взорвали, так что Мюрат бежит теперь по дороге к Брюнну, и нынче завтра они будут здесь.
– Как здесь? Да как же не взорвали мост, когда он минирован?
– А это я у вас спрашиваю. Этого никто, и сам Бонапарте, не знает.
Болконский пожал плечами.
– Но ежели мост перейден, значит, и армия погибла: она будет отрезана, – сказал он.
– В этом то и штука, – отвечал Билибин. – Слушайте. Вступают французы в Вену, как я вам говорил. Всё очень хорошо. На другой день, то есть вчера, господа маршалы: Мюрат Ланн и Бельяр, садятся верхом и отправляются на мост. (Заметьте, все трое гасконцы.) Господа, – говорит один, – вы знаете, что Таборский мост минирован и контраминирован, и что перед ним грозный tete de pont и пятнадцать тысяч войска, которому велено взорвать мост и нас не пускать. Но нашему государю императору Наполеону будет приятно, ежели мы возьмем этот мост. Проедемте втроем и возьмем этот мост. – Поедемте, говорят другие; и они отправляются и берут мост, переходят его и теперь со всею армией по сю сторону Дуная направляются на нас, на вас и на ваши сообщения.
– Полноте шутить, – грустно и серьезно сказал князь Андрей.
Известие это было горестно и вместе с тем приятно князю Андрею.
Как только он узнал, что русская армия находится в таком безнадежном положении, ему пришло в голову, что ему то именно предназначено вывести русскую армию из этого положения, что вот он, тот Тулон, который выведет его из рядов неизвестных офицеров и откроет ему первый путь к славе! Слушая Билибина, он соображал уже, как, приехав к армии, он на военном совете подаст мнение, которое одно спасет армию, и как ему одному будет поручено исполнение этого плана.
– Полноте шутить, – сказал он.
– Не шучу, – продолжал Билибин, – ничего нет справедливее и печальнее. Господа эти приезжают на мост одни и поднимают белые платки; уверяют, что перемирие, и что они, маршалы, едут для переговоров с князем Ауэрспергом. Дежурный офицер пускает их в tete de pont. [мостовое укрепление.] Они рассказывают ему тысячу гасконских глупостей: говорят, что война кончена, что император Франц назначил свидание Бонапарту, что они желают видеть князя Ауэрсперга, и тысячу гасконад и проч. Офицер посылает за Ауэрспергом; господа эти обнимают офицеров, шутят, садятся на пушки, а между тем французский баталион незамеченный входит на мост, сбрасывает мешки с горючими веществами в воду и подходит к tete de pont. Наконец, является сам генерал лейтенант, наш милый князь Ауэрсперг фон Маутерн. «Милый неприятель! Цвет австрийского воинства, герой турецких войн! Вражда кончена, мы можем подать друг другу руку… император Наполеон сгорает желанием узнать князя Ауэрсперга». Одним словом, эти господа, не даром гасконцы, так забрасывают Ауэрсперга прекрасными словами, он так прельщен своею столь быстро установившеюся интимностью с французскими маршалами, так ослеплен видом мантии и страусовых перьев Мюрата, qu'il n'y voit que du feu, et oubl celui qu'il devait faire faire sur l'ennemi. [Что он видит только их огонь и забывает о своем, о том, который он обязан был открыть против неприятеля.] (Несмотря на живость своей речи, Билибин не забыл приостановиться после этого mot, чтобы дать время оценить его.) Французский баталион вбегает в tete de pont, заколачивают пушки, и мост взят. Нет, но что лучше всего, – продолжал он, успокоиваясь в своем волнении прелестью собственного рассказа, – это то, что сержант, приставленный к той пушке, по сигналу которой должно было зажигать мины и взрывать мост, сержант этот, увидав, что французские войска бегут на мост, хотел уже стрелять, но Ланн отвел его руку. Сержант, который, видно, был умнее своего генерала, подходит к Ауэрспергу и говорит: «Князь, вас обманывают, вот французы!» Мюрат видит, что дело проиграно, ежели дать говорить сержанту. Он с удивлением (настоящий гасконец) обращается к Ауэрспергу: «Я не узнаю столь хваленую в мире австрийскую дисциплину, – говорит он, – и вы позволяете так говорить с вами низшему чину!» C'est genial. Le prince d'Auersperg se pique d'honneur et fait mettre le sergent aux arrets. Non, mais avouez que c'est charmant toute cette histoire du pont de Thabor. Ce n'est ni betise, ni lachete… [Это гениально. Князь Ауэрсперг оскорбляется и приказывает арестовать сержанта. Нет, признайтесь, что это прелесть, вся эта история с мостом. Это не то что глупость, не то что подлость…]
