Квинт Кассий Лонгин (народный трибун)
| Квинт Кассий Лонгин |
Квинт Кассий Лонгин (лат. Quintus Cassius Longinus; ум. 47 до н. э.) — древнеримский политик, народный трибун 49 года до н. э., наместник (пропретор) Дальней Испании в 49-47 годах до н. э.
Происходил из рода Кассиев; родной или двоюродный брат Гая Кассия Лонгина, участника убийства Цезаря. Около 57 года до н. э. был монетарием Рима[1]. Не позднее 49 года до н. э. (вероятно, до 55 года до н. э.) вошёл в коллегию авгуров[2]. В 52 году до н. э. был избран квестором, и Помпей (на тот момент — единоличный консул) направил его в Дальнюю Испанию[3][4].
В 49 году до н. э. был народным трибуном; Цицерон считал его сторонником Цезаря. В первые дни января отстаивал интересы Цезаря в Риме, но в конце концов бежал из города в лагерь своего покровителя вместе со своим коллегой Марком Антонием[5]. Цезарь объявил, что Кассий и Антоний были изгнаны из города по воле сената, и использовал это для оправдания своего перехода через Рубикон и начала гражданской войны. В том же году Кассий сопровождал полководца в походе в Испанию. После завершения кампании Цезарь назначил его наместником провинции Дальняя Испания в ранге пропретора[6].
В провинции Кассия открыто ненавидели[7]. Квинт не стремился облегчить положение переданных ему территорий, но вводил новые налоги для щедрых денежных раздач своему войску[8]. В 48 году до н. э. на него было совершено неудачное покушение (заговорщики нанесли ему несколько ран кинжалами), а затем взбунтовался один из легионов. К мятежникам присоединился квестор Марк Клавдий Марцелл Эзернин, а вместе за ним — множество противников Кассия. Войска Марцелла и Лонгина уже готовились к битве друг с другом, когда прибыли наместник Ближней Испании Марк Эмилий Лепид и сменивший Кассия в качестве наместника Дальней Испании Гай Требоний[7]. Узнав об этом, Кассий бежал из провинции по морю, несмотря на зиму — неблагоприятное для античной навигации время — и погиб в устье реки Эбро[9].
Напишите отзыв о статье "Квинт Кассий Лонгин (народный трибун)"
Примечания
- ↑ Broughton T. R. S. The Magistrates of the Roman Republic. — Vol. II. — N. Y.: American Philological Association, 1952. — P. 435.
- ↑ Broughton T. R. S. The Magistrates of the Roman Republic. — Vol. II. — N. Y.: American Philological Association, 1952. — P. 254.
- ↑ Broughton T. R. S. The Magistrates of the Roman Republic. — Vol. II. — N. Y.: American Philological Association, 1952. — P. 236.
- ↑ Ю.Б. Циркин. [dlib.eastview.com/browse/doc/8325863 Квинт Кассий и гражданская война в Испании. стр. 223] (рус.). Вестник древней истории (2005). Проверено 1 ноября 2010.
- ↑ Broughton T. R. S. The Magistrates of the Roman Republic. — Vol. II. — N. Y.: American Philological Association, 1952. — P. 259.
- ↑ Broughton T. R. S. The Magistrates of the Roman Republic. — Vol. II. — N. Y.: American Philological Association, 1952. — P. 261.
- ↑ 1 2 Broughton T. R. S. The Magistrates of the Roman Republic. — Vol. II. — N. Y.: American Philological Association, 1952. — P. 276.
- ↑ (Bell. Alex. 48-50) Продолжатель Цезаря. Записки об Александрийской войне, 48-50.
- ↑ (Bell. Alex. 64) Продолжатель Цезаря. Записки об Александрийской войне, 64.
Отрывок, характеризующий Квинт Кассий Лонгин (народный трибун)
Великий мастер предложил исполнить последнюю обязанность, и важный сановник, который носил звание собирателя милостыни, стал обходить братьев. Пьеру хотелось записать в лист милостыни все деньги, которые у него были, но он боялся этим выказать гордость, и записал столько же, сколько записывали другие.Заседание было кончено, и по возвращении домой, Пьеру казалось, что он приехал из какого то дальнего путешествия, где он провел десятки лет, совершенно изменился и отстал от прежнего порядка и привычек жизни.
На другой день после приема в ложу, Пьер сидел дома, читая книгу и стараясь вникнуть в значение квадрата, изображавшего одной своей стороною Бога, другою нравственное, третьею физическое и четвертою смешанное. Изредка он отрывался от книги и квадрата и в воображении своем составлял себе новый план жизни. Вчера в ложе ему сказали, что до сведения государя дошел слух о дуэли, и что Пьеру благоразумнее бы было удалиться из Петербурга. Пьер предполагал ехать в свои южные имения и заняться там своими крестьянами. Он радостно обдумывал эту новую жизнь, когда неожиданно в комнату вошел князь Василий.
– Мой друг, что ты наделал в Москве? За что ты поссорился с Лёлей, mon сher? [дорогой мoй?] Ты в заблуждении, – сказал князь Василий, входя в комнату. – Я всё узнал, я могу тебе сказать верно, что Элен невинна перед тобой, как Христос перед жидами. – Пьер хотел отвечать, но он перебил его. – И зачем ты не обратился прямо и просто ко мне, как к другу? Я всё знаю, я всё понимаю, – сказал он, – ты вел себя, как прилично человеку, дорожащему своей честью; может быть слишком поспешно, но об этом мы не будем судить. Одно ты помни, в какое положение ты ставишь ее и меня в глазах всего общества и даже двора, – прибавил он, понизив голос. – Она живет в Москве, ты здесь. Помни, мой милый, – он потянул его вниз за руку, – здесь одно недоразуменье; ты сам, я думаю, чувствуешь. Напиши сейчас со мною письмо, и она приедет сюда, всё объяснится, а то я тебе скажу, ты очень легко можешь пострадать, мой милый.
Князь Василий внушительно взглянул на Пьера. – Мне из хороших источников известно, что вдовствующая императрица принимает живой интерес во всем этом деле. Ты знаешь, она очень милостива к Элен.
Несколько раз Пьер собирался говорить, но с одной стороны князь Василий не допускал его до этого, с другой стороны сам Пьер боялся начать говорить в том тоне решительного отказа и несогласия, в котором он твердо решился отвечать своему тестю. Кроме того слова масонского устава: «буди ласков и приветлив» вспоминались ему. Он морщился, краснел, вставал и опускался, работая над собою в самом трудном для него в жизни деле – сказать неприятное в глаза человеку, сказать не то, чего ожидал этот человек, кто бы он ни был. Он так привык повиноваться этому тону небрежной самоуверенности князя Василия, что и теперь он чувствовал, что не в силах будет противостоять ей; но он чувствовал, что от того, что он скажет сейчас, будет зависеть вся дальнейшая судьба его: пойдет ли он по старой, прежней дороге, или по той новой, которая так привлекательно была указана ему масонами, и на которой он твердо верил, что найдет возрождение к новой жизни.
