Квинт Огульний Галл
| Квинт Огульний Галл |
Квинт Огульний Галл (лат. Quintus Ogulnius Gallus; IV — III века до н. э.) — древнеримский политический деятель из плебейского рода Огульниев, консул 269 года до н. э.
Квинт Огульний впервые упоминается в источниках как народный трибун в 300 году до н. э.[1]. Вместе со своим братом и коллегой Гнеем он выдвинул законопроект, согласно которому численность жреческих коллегий понтификов и авгуров удваивалась за счёт плебеев. Эта инициатива встретила ожесточённое сопротивление патрициев, но всё же стала законом[2].
В 295 году до н. э. Квинт Огульний был эдилом (снова вместе с братом). Он привлёк к суду нескольких ростовщиков, а на средства, полученные благодаря конфискации их имущества, поставил изваяние Юпитера в колеснице на вершине его храма, а у Руминальской смоковницы - изваяния Ромула и Рема[2].
Когда в Риме началась чума (292 год до н. э.), Квинт Огульний возглавил посольство из десяти сенаторов, отправившееся в соответствии с оракулом в Эпидавр, чтобы привезти оттуда изображение Асклепия. Римские историки утверждают, что змея, соскользнувшая с лика божества, сама заползла в палатку Огульния на посольском корабле, а по возвращении посольства соскользнула на один из тибрских островов; там и был построен храм Эскулапа[3][4].
В 273 году до н. э. Квинту Огульнию снова была поручена дипломатическая миссия. Он вместе с Квинтом Фабием Максимом Гургитом и Нумерием Фабием Пиктором предпринял поездку в Египет, что стало началом контактов между двумя государствами. Щедрые дары, полученные от Птолемея Филадельфа, все послы сразу по возвращении домой передали в казну, но сенат с одобрения народного собрания всё им вернул в качестве поощрения[5][6].
Вершиной карьеры Квинта Огульния стало консульство в 269 году до н. э., коллегой по которому был Гай Фабий Пиктор. Консулам пришлось совместно действовать против самнита Лоллия, возглавлявшего сопротивление римскому владычеству в Южной Италии. В конце концов они смогли захватить последнее убежище Лоллия в Бруттии и завершить таким образом завоевание всего юга полуострова[7].
Другими важными событиями этого консульства стали восстание в Пицене, подавленное уже консулами следующего года[8], и начало чеканки в Риме серебряной монеты с изображением Ромула и Рема[9].
В 257 году до н. э. Огульний был назначен диктатором для проведения Латинских празднеств[10].
Напишите отзыв о статье "Квинт Огульний Галл"
Примечания
- ↑ Тит Ливий. История Рима от основания города Х, 6, 3.
- ↑ 1 2 Тит Ливий Х, 9, 2.
- ↑ Секст Аврелий Виктор. О знаменитых людях XXII.
- ↑ Периохи к Титу Ливию, книга XI.
- ↑ Валерий Максим. Достопамятные деяния и изречения IV, 3, 9.
- ↑ Дионисий Галикарнасский. Римские древности ХХ, 4.
- ↑ Зонара VIII, 7.
- ↑ Евтропий. Бревиарий римской истории II, 16.
- ↑ Плиний Старший. Естественная история XXIII, 44.
- ↑ Fasti Capitolini, 257 год до н. э.
Отрывок, характеризующий Квинт Огульний Галл
– Ну длинно, так заметаем, в одну минутую заметаем, – сказала решительная Дуняша, из платочка на груди вынимая иголку и опять на полу принимаясь за работу.В это время застенчиво, тихими шагами, вошла графиня в своей токе и бархатном платье.
– Уу! моя красавица! – закричал граф, – лучше вас всех!… – Он хотел обнять ее, но она краснея отстранилась, чтоб не измяться.
– Мама, больше на бок току, – проговорила Наташа. – Я переколю, и бросилась вперед, а девушки, подшивавшие, не успевшие за ней броситься, оторвали кусочек дымки.
– Боже мой! Что ж это такое? Я ей Богу не виновата…
– Ничего, заметаю, не видно будет, – говорила Дуняша.
– Красавица, краля то моя! – сказала из за двери вошедшая няня. – А Сонюшка то, ну красавицы!…
В четверть одиннадцатого наконец сели в кареты и поехали. Но еще нужно было заехать к Таврическому саду.
Перонская была уже готова. Несмотря на ее старость и некрасивость, у нее происходило точно то же, что у Ростовых, хотя не с такой торопливостью (для нее это было дело привычное), но также было надушено, вымыто, напудрено старое, некрасивое тело, также старательно промыто за ушами, и даже, и так же, как у Ростовых, старая горничная восторженно любовалась нарядом своей госпожи, когда она в желтом платье с шифром вышла в гостиную. Перонская похвалила туалеты Ростовых.
Ростовы похвалили ее вкус и туалет, и, бережа прически и платья, в одиннадцать часов разместились по каретам и поехали.
Наташа с утра этого дня не имела ни минуты свободы, и ни разу не успела подумать о том, что предстоит ей.
В сыром, холодном воздухе, в тесноте и неполной темноте колыхающейся кареты, она в первый раз живо представила себе то, что ожидает ее там, на бале, в освещенных залах – музыка, цветы, танцы, государь, вся блестящая молодежь Петербурга. То, что ее ожидало, было так прекрасно, что она не верила даже тому, что это будет: так это было несообразно с впечатлением холода, тесноты и темноты кареты. Она поняла всё то, что ее ожидает, только тогда, когда, пройдя по красному сукну подъезда, она вошла в сени, сняла шубу и пошла рядом с Соней впереди матери между цветами по освещенной лестнице. Только тогда она вспомнила, как ей надо было себя держать на бале и постаралась принять ту величественную манеру, которую она считала необходимой для девушки на бале. Но к счастью ее она почувствовала, что глаза ее разбегались: она ничего не видела ясно, пульс ее забил сто раз в минуту, и кровь стала стучать у ее сердца. Она не могла принять той манеры, которая бы сделала ее смешною, и шла, замирая от волнения и стараясь всеми силами только скрыть его. И эта то была та самая манера, которая более всего шла к ней. Впереди и сзади их, так же тихо переговариваясь и так же в бальных платьях, входили гости. Зеркала по лестнице отражали дам в белых, голубых, розовых платьях, с бриллиантами и жемчугами на открытых руках и шеях.
