Квинт Санквиний Максим

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Квинт Санквиний Максим
лат. Quintus Sanquinius Maximus
Консул-суффект Римской империи
39 год
 
Смерть: 47(0047)
Отец: Марк Санквиний

Квинт Санквиний Максим (лат. Quintus Sanquinius Maximus; умер в 47 году) — политический деятель эпохи ранней Римской империи.

Точных сведений о происхождении Квинта Санквиния нет. Возможно, его отцом был монетный триумвир Марк Санквиний. К 32 году Максим имел ранг консуляра, то есть до этого времени он занимал должность консула, по всей видимости, суффекта. В том же году он был защитником бывших консулов ​​Публия Меммия Регула и Луция Фульциния Триона, которые обвинялись в участии в заговоре Сеяна. Впрочем, ему удалось спасти только Триона[1].

В 39 году, в эпоху правления Калигулы, Максим находился на посту консула-суффекта вместе с Луцием Апронием Цезианом. В том же году он назначается префектом Рима. На этой должности он находился до 41 года. Новый император Клавдий назначил Максима легатом пропретором провинции Нижняя Германия. Здесь он и скончался в 47 году.

Напишите отзыв о статье "Квинт Санквиний Максим"



Примечания

  1. Тацит. Анналы. XI. 36.

Литература

  • Gerhard Winkler, Sanquinius 1., Der Kleine Pauly. Bd. 4, 1972, Sp. 1543.

Отрывок, характеризующий Квинт Санквиний Максим

Это был любимый танец графа, танцованный им еще в молодости. (Данило Купор была собственно одна фигура англеза .)
– Смотрите на папа, – закричала на всю залу Наташа (совершенно забыв, что она танцует с большим), пригибая к коленам свою кудрявую головку и заливаясь своим звонким смехом по всей зале.
Действительно, всё, что только было в зале, с улыбкою радости смотрело на веселого старичка, который рядом с своею сановитою дамой, Марьей Дмитриевной, бывшей выше его ростом, округлял руки, в такт потряхивая ими, расправлял плечи, вывертывал ноги, слегка притопывая, и всё более и более распускавшеюся улыбкой на своем круглом лице приготовлял зрителей к тому, что будет. Как только заслышались веселые, вызывающие звуки Данилы Купора, похожие на развеселого трепачка, все двери залы вдруг заставились с одной стороны мужскими, с другой – женскими улыбающимися лицами дворовых, вышедших посмотреть на веселящегося барина.
– Батюшка то наш! Орел! – проговорила громко няня из одной двери.
Граф танцовал хорошо и знал это, но его дама вовсе не умела и не хотела хорошо танцовать. Ее огромное тело стояло прямо с опущенными вниз мощными руками (она передала ридикюль графине); только одно строгое, но красивое лицо ее танцовало. Что выражалось во всей круглой фигуре графа, у Марьи Дмитриевны выражалось лишь в более и более улыбающемся лице и вздергивающемся носе. Но зато, ежели граф, всё более и более расходясь, пленял зрителей неожиданностью ловких выверток и легких прыжков своих мягких ног, Марья Дмитриевна малейшим усердием при движении плеч или округлении рук в поворотах и притопываньях, производила не меньшее впечатление по заслуге, которую ценил всякий при ее тучности и всегдашней суровости. Пляска оживлялась всё более и более. Визави не могли ни на минуту обратить на себя внимания и даже не старались о том. Всё было занято графом и Марьею Дмитриевной. Наташа дергала за рукава и платье всех присутствовавших, которые и без того не спускали глаз с танцующих, и требовала, чтоб смотрели на папеньку. Граф в промежутках танца тяжело переводил дух, махал и кричал музыкантам, чтоб они играли скорее. Скорее, скорее и скорее, лише, лише и лише развертывался граф, то на цыпочках, то на каблуках, носясь вокруг Марьи Дмитриевны и, наконец, повернув свою даму к ее месту, сделал последнее па, подняв сзади кверху свою мягкую ногу, склонив вспотевшую голову с улыбающимся лицом и округло размахнув правою рукой среди грохота рукоплесканий и хохота, особенно Наташи. Оба танцующие остановились, тяжело переводя дыхание и утираясь батистовыми платками.