Квинт Фуфий Кален

Квинт Фуфий Кален Quintus Fufius Calenus
Консул 47 до н. э.
Смерть:	40 до н. э.(-040)

Квинт Фуфий Кален (лат. Quintus Fufius Calenus) — римский генерал, консул 47 года до н. э.

Политическая карьера

В должности народного трибуна в 61 до н. э., он сыграл важную роль в оправдании печально известного Клодия Публия, которому было предъявлено обвинение в осквернении тайны Благой богини. В 59 до н. э. Кален был претором и выдвинул законопроект, по которому сенаторы, всадники, и tribuni aerarii, которые составляли judices, должны были голосовать отдельно, так чтобы было возможно узнать, как они проголосовали .

Военная карьера

Воевал в Галлии в 51 до н. э. и в Испании в 49 до н. э. под руководством Юлия Цезаря, который, после перехода в Грецию (48 до н.э.), послал Калена из Эпира в Италию переправить оставшиеся войска. При переправке в Италию, большинство судов были захвачены Бибулом, Калену с трудом удалось сбежать. В 47 до н. э. он стал консулом благодаря влиянию Цезаря. После смерти диктатора, он присоединился к Марку Антонию, при котором он командовал одиннадцатью легионами на севере Италии. Кален умер в 40 до н. э., когда стоял со своей армией у подножия Альп и был на грани пойти против Октавиана. Но сын Калена передал легионы будущему императору.

Отрывок, характеризующий Квинт Фуфий Кален

Разъезд французов был один из тех, которые были посланы по распоряжению Дюронеля по разным улицам Москвы для пресечения мародерства и в особенности для поимки поджигателей, которые, по общему, в тот день проявившемуся, мнению у французов высших чинов, были причиною пожаров. Объехав несколько улиц, разъезд забрал еще человек пять подозрительных русских, одного лавочника, двух семинаристов, мужика и дворового человека и нескольких мародеров. Но из всех подозрительных людей подозрительнее всех казался Пьер. Когда их всех привели на ночлег в большой дом на Зубовском валу, в котором была учреждена гауптвахта, то Пьера под строгим караулом поместили отдельно.


В Петербурге в это время в высших кругах, с большим жаром чем когда нибудь, шла сложная борьба партий Румянцева, французов, Марии Феодоровны, цесаревича и других, заглушаемая, как всегда, трубением придворных трутней. Но спокойная, роскошная, озабоченная только призраками, отражениями жизни, петербургская жизнь шла по старому; и из за хода этой жизни надо было делать большие усилия, чтобы сознавать опасность и то трудное положение, в котором находился русский народ. Те же были выходы, балы, тот же французский театр, те же интересы дворов, те же интересы службы и интриги. Только в самых высших кругах делались усилия для того, чтобы напоминать трудность настоящего положения. Рассказывалось шепотом о том, как противоположно одна другой поступили, в столь трудных обстоятельствах, обе императрицы. Императрица Мария Феодоровна, озабоченная благосостоянием подведомственных ей богоугодных и воспитательных учреждений, сделала распоряжение об отправке всех институтов в Казань, и вещи этих заведений уже были уложены. Императрица же Елизавета Алексеевна на вопрос о том, какие ей угодно сделать распоряжения, с свойственным ей русским патриотизмом изволила ответить, что о государственных учреждениях она не может делать распоряжений, так как это касается государя; о том же, что лично зависит от нее, она изволила сказать, что она последняя выедет из Петербурга.