Квинт Юний Арулен Рустик

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Квинт Юний Арулен Рустик
лат. Quintus Iunius Arulenus Rusticus
Консул-суффект Римской империи
92 год
 

Квинт Юний Арулен Рустик (лат. Quintus Iunius Arulenus Rusticus) — римский политический деятель второй половины I века.

О происхождении Рустика нет никаких сведений. Он проходил обучение у Сенеки. Квинт был другом и последователем Тразеи Пета, и, как последний, ярый поклонник стоической философии. Рустик находился на посту народного трибуна в 66 году. В этом году Тразея Пет был приговорен к смерти римским сенатом и Рустик мог бы наложить вето на постановление сената, но тот уговорил его этого не делать, чтобы не навлечь на себя угрозы расправы из-за поддержки Пета[1].

В 69 году во время гражданской войны, разразившейся после смерти Нерона Рустик был претором. Он был ранен солдатами Квинт Петиллия Цериала, когда был направлен в армию в качестве одного из послов сената[2].

Рустик достиг консульства очень поздно — в 92 году в правление Домициана он занимал должность консула-суффекта. Однако в следующем году он был приговорен к смерти из-за того, что написал панегирик Тразее Пету. Его произведение было сожжено. Светоний приписывает ему панегирик в честь Гельвидий Приска[3], но последняя работа была написана Гереннием Сенеционом. У него был брат Юний Маврик.

Напишите отзыв о статье "Квинт Юний Арулен Рустик"



Примечания

  1. Тацит. Анналы. XVI. 26.
  2. Тацит. История. III. 80.
  3. Светоний. Жизнь двенадцати цезарей. Домициан. 10.

Литература

Отрывок, характеризующий Квинт Юний Арулен Рустик



Во второй раз, уже в конце Бородинского сражения, сбежав с батареи Раевского, Пьер с толпами солдат направился по оврагу к Князькову, дошел до перевязочного пункта и, увидав кровь и услыхав крики и стоны, поспешно пошел дальше, замешавшись в толпы солдат.
Одно, чего желал теперь Пьер всеми силами своей души, было то, чтобы выйти поскорее из тех страшных впечатлений, в которых он жил этот день, вернуться к обычным условиям жизни и заснуть спокойно в комнате на своей постели. Только в обычных условиях жизни он чувствовал, что будет в состоянии понять самого себя и все то, что он видел и испытал. Но этих обычных условий жизни нигде не было.
Хотя ядра и пули не свистали здесь по дороге, по которой он шел, но со всех сторон было то же, что было там, на поле сражения. Те же были страдающие, измученные и иногда странно равнодушные лица, та же кровь, те же солдатские шинели, те же звуки стрельбы, хотя и отдаленной, но все еще наводящей ужас; кроме того, была духота и пыль.
Пройдя версты три по большой Можайской дороге, Пьер сел на краю ее.
Сумерки спустились на землю, и гул орудий затих. Пьер, облокотившись на руку, лег и лежал так долго, глядя на продвигавшиеся мимо него в темноте тени. Беспрестанно ему казалось, что с страшным свистом налетало на него ядро; он вздрагивал и приподнимался. Он не помнил, сколько времени он пробыл тут. В середине ночи трое солдат, притащив сучьев, поместились подле него и стали разводить огонь.
Солдаты, покосившись на Пьера, развели огонь, поставили на него котелок, накрошили в него сухарей и положили сала. Приятный запах съестного и жирного яства слился с запахом дыма. Пьер приподнялся и вздохнул. Солдаты (их было трое) ели, не обращая внимания на Пьера, и разговаривали между собой.