Квитко, Лев Моисеевич
Лев Моисеевич Квитко | |
идиш לייב קוויטקאָ | |
Имя при рождении: |
Лейб Квитко |
---|---|
Место рождения: | |
Место смерти: | |
Род деятельности: | |
Направление: | |
Жанр: | |
Язык произведений: |
Лев (Лейб) Моисе́евич Кви́тко[1] (идиш לייב קוויטקאָ; 15 октября 1890 — 12 августа 1952) — советский еврейский (идиш) поэт.
Биография
Родился в местечке Голосков Подольской губернии (ныне село Голосков Хмельницкой области Украины), по документам — 11 ноября 1890 года, но точной даты своего рождения не знал[2] и называл предположительно 1893 или 1895 год. Рано осиротел, воспитывался бабушкой, некоторое время учился в хедере, с детства был вынужден работать. Стихи начал писать с 12 лет (или, возможно, раньше — из-за путаницы с датой его рождения). Первая публикация — в мае 1917 года в социалистической газете «Дос фрайэ ворт» («Свободное слово»). Первый сборник — «Лидэлэх» («Песенки», Киев, 1917).
С середины 1921 года жил и публиковался в Берлине, затем в Гамбурге, где работал в советском торговом представительстве, печатался как в советских, так и в западных периодических изданиях. Здесь же вступил в компартию, вёл коммунистическую агитацию среди рабочих. В 1925 году, опасаясь ареста, переехал в СССР. Выпустил множество книг для детей (только за 1928 год вышло 17 книг)[3].
Из советских еврейских писателей Лев Квитко, наверное, самый популярный. Известность он получил главным образом благодаря своим детским стихотворениям. Но, говоря о мастерстве Квитко, критики нередко забывали, что его изумительные, признанные классическими стихи, на которых выросло несколько поколений советской детворы, — только одна из граней его таланта. Литературовед Г. Ременик.
|
За едкие сатирические стихи, опубликованные в журнале «Ди ройтэ вэлт» («Красный мир»), был обвинён в «правом уклоне» и исключён из редакции журнала. В 1931 году поступил рабочим на Харьковский тракторный завод. Затем продолжил профессиональную литературную деятельность. Делом всей жизни Лев Квитко считал автобиографический роман в стихах «Юнгэ йорн» («Годы молодые»), над которым работал тринадцать лет (1928—1941, первая публикация: Каунас, 1941, на русском языке вышел только в 1968 году).
С 1936 года жил в Москве на ул. Маросейка, д. 13, кв. 9. В 1939 году вступил в ВКП(б). В том же году награждён орденом Трудового Красного ЗнамениК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 2953 дня].
В годы войны был членом президиума Еврейского антифашистского комитета (ЕАК) и редколлегии газеты ЕАК «Эйникайт» («Единство»), в 1947—1948 годах — литературно-художественного альманаха «hэймланд» («Родина»). Весной 1944 года по заданию ЕАК был командирован в Крым.
Арестован в числе ведущих деятелей ЕАК 23 января 1949 года. 18 июля 1952 года обвинён Военной коллегией Верховного суда СССР в измене Родине, приговорён к высшей мере наказания, 12 августа 1952 года расстрелян. Место захоронения — Москва, Донское кладбище. Посмертно реабилитирован ВКВС СССР 22 ноября 1955 года[4].
Переводы
Лев Квитко — автор ряда переводов на идиш с украинского, белорусского и других языков. Стихи самого Квитко переведены на русский язык А. Ахматовой, С. Маршаком, С. Михалковым, Е. Благининой, М. Светловым и другими.
На текст стихотворения Л. Квитко «Скрипочка» (в переводе М. Светлова) написана вторая часть Шестой симфонии Моисея Вайнберга.
Издания на русском языке
- В гости. М.-Л., Детиздат, 1937
- Когда я вырасту. М.,Детиздат, 1937
- В лес. М., Детиздат, 1937
- Письмо Ворошилову. М., 1937 Рис. В. Конашевича
- Письмо Ворошилову. М., 1937. Рис. М. Родионова
- Стихи. М.-Л., Детиздат, 1937
- Качели. М., Детиздат, 1938
- Красная армия. М., Детиздат, 1938
- Лошадка. М., Детиздат, 1938
- Лям и Петрик. М.-Л., Детиздат, 1938
- Стихи. М.-Л., Детиздат, 1938
- Стихи. М., Правда, 1938
- В гости. М., Детиздат, 1939
- Колыбельная. М., 1939. Рис. М. Горшмана
- Колыбельная. М., 1939. Рис. В. Конашевича
- Письмо Ворошилову. Пятигорск, 1939
- Письмо Ворошилову. Ворошиловск, 1939
- Письмо Ворошилову. М., 1939
- Михасик. М., Детиздат, 1939
- Разговор. М.-Л., Детиздат, 1940
- Ахахи. М., Детиздат, 1940
- Разговоры с близким. М., Гослитиздат, 1940
- Красная армия. М.-Л., Детиздат, 1941
- Здравствуйте. М., 1941
- Военная игра. Алма-Ата, 1942
- Письмо Ворошилову. Челябинск, 1942
- В гости. М., Детгиз, 1944
- Лошадка. М., Детгиз, 1944
- На санках. Челябинск, 1944
- Весна. М.-Л., Детгиз, 1946
- Колыбельная. М., 1946
- Лошадка. М., Детгиз, 1947
- История про коня и про меня. Л., 1948
- Лошадка. Ставрополь, 1948
- Скрипочка. М.-Л., Детгиз, 1948
- К солнцу. М., Дер Эмес, 1948
- Моим друзьям. М., Детгиз, 1948
- Стихи. М., Советский писатель, 1948.
Напишите отзыв о статье "Квитко, Лев Моисеевич"
Примечания
- ↑ [bigenc.ru/text/2058604 Квитко, Лев Моисеевич] / Г. А. Элиасберг // Канцелярия конфискации — Киргизы. — М. : Большая Российская энциклопедия, 2009. — С. 497. — (Большая российская энциклопедия : [в 35 т.] / гл. ред. Ю. С. Осипов ; 2004—, т. 13). — ISBN 978-5-85270-344-6.</span>
- ↑ [www.sem40.ru/famous2/e1881.shtml Знай наших — известные евреи — Центральный Еврейский Ресурс. Сайт русскоязычных евреев всего мира. Еврейские новости. Еврейские фамилии]
- ↑ [www.languages-study.com/yiddish/kvitko.html Еврейский поэт Лев Квитко]
- ↑ [lists.memo.ru/d15/f445.htm Списки жертв репрессий]
</ol>
Ссылки
- [lib.ru/TALES/KWITKO_L/detskie_stihi.txt Детские стихи Льва Квитко]
- [www.languages-study.com/yiddish/kvitkolider.html Избранные произведения еврейского поэта Льва Квитко]
- [www.nlr.ru/exib/Kvitko/ Российская национальная библиотека. Лейб Квитко]
- [booknik.ru/context/?id=27896 Скрипичные мастера. Об одном стихотворении Льва Квитко]
Отрывок, характеризующий Квитко, Лев Моисеевич
Наташе было 16 лет, и был 1809 год, тот самый, до которого она четыре года тому назад по пальцам считала с Борисом после того, как она с ним поцеловалась. С тех пор она ни разу не видала Бориса. Перед Соней и с матерью, когда разговор заходил о Борисе, она совершенно свободно говорила, как о деле решенном, что всё, что было прежде, – было ребячество, про которое не стоило и говорить, и которое давно было забыто. Но в самой тайной глубине ее души, вопрос о том, было ли обязательство к Борису шуткой или важным, связывающим обещанием, мучил ее.С самых тех пор, как Борис в 1805 году из Москвы уехал в армию, он не видался с Ростовыми. Несколько раз он бывал в Москве, проезжал недалеко от Отрадного, но ни разу не был у Ростовых.
Наташе приходило иногда к голову, что он не хотел видеть ее, и эти догадки ее подтверждались тем грустным тоном, которым говаривали о нем старшие:
– В нынешнем веке не помнят старых друзей, – говорила графиня вслед за упоминанием о Борисе.
Анна Михайловна, в последнее время реже бывавшая у Ростовых, тоже держала себя как то особенно достойно, и всякий раз восторженно и благодарно говорила о достоинствах своего сына и о блестящей карьере, на которой он находился. Когда Ростовы приехали в Петербург, Борис приехал к ним с визитом.
Он ехал к ним не без волнения. Воспоминание о Наташе было самым поэтическим воспоминанием Бориса. Но вместе с тем он ехал с твердым намерением ясно дать почувствовать и ей, и родным ее, что детские отношения между ним и Наташей не могут быть обязательством ни для нее, ни для него. У него было блестящее положение в обществе, благодаря интимности с графиней Безуховой, блестящее положение на службе, благодаря покровительству важного лица, доверием которого он вполне пользовался, и у него были зарождающиеся планы женитьбы на одной из самых богатых невест Петербурга, которые очень легко могли осуществиться. Когда Борис вошел в гостиную Ростовых, Наташа была в своей комнате. Узнав о его приезде, она раскрасневшись почти вбежала в гостиную, сияя более чем ласковой улыбкой.
Борис помнил ту Наташу в коротеньком платье, с черными, блестящими из под локон глазами и с отчаянным, детским смехом, которую он знал 4 года тому назад, и потому, когда вошла совсем другая Наташа, он смутился, и лицо его выразило восторженное удивление. Это выражение его лица обрадовало Наташу.
– Что, узнаешь свою маленькую приятельницу шалунью? – сказала графиня. Борис поцеловал руку Наташи и сказал, что он удивлен происшедшей в ней переменой.
– Как вы похорошели!
«Еще бы!», отвечали смеющиеся глаза Наташи.
– А папа постарел? – спросила она. Наташа села и, не вступая в разговор Бориса с графиней, молча рассматривала своего детского жениха до малейших подробностей. Он чувствовал на себе тяжесть этого упорного, ласкового взгляда и изредка взглядывал на нее.
Мундир, шпоры, галстук, прическа Бориса, всё это было самое модное и сomme il faut [вполне порядочно]. Это сейчас заметила Наташа. Он сидел немножко боком на кресле подле графини, поправляя правой рукой чистейшую, облитую перчатку на левой, говорил с особенным, утонченным поджатием губ об увеселениях высшего петербургского света и с кроткой насмешливостью вспоминал о прежних московских временах и московских знакомых. Не нечаянно, как это чувствовала Наташа, он упомянул, называя высшую аристократию, о бале посланника, на котором он был, о приглашениях к NN и к SS.
Наташа сидела всё время молча, исподлобья глядя на него. Взгляд этот всё больше и больше, и беспокоил, и смущал Бориса. Он чаще оглядывался на Наташу и прерывался в рассказах. Он просидел не больше 10 минут и встал, раскланиваясь. Всё те же любопытные, вызывающие и несколько насмешливые глаза смотрели на него. После первого своего посещения, Борис сказал себе, что Наташа для него точно так же привлекательна, как и прежде, но что он не должен отдаваться этому чувству, потому что женитьба на ней – девушке почти без состояния, – была бы гибелью его карьеры, а возобновление прежних отношений без цели женитьбы было бы неблагородным поступком. Борис решил сам с собою избегать встреч с Наташей, нo, несмотря на это решение, приехал через несколько дней и стал ездить часто и целые дни проводить у Ростовых. Ему представлялось, что ему необходимо было объясниться с Наташей, сказать ей, что всё старое должно быть забыто, что, несмотря на всё… она не может быть его женой, что у него нет состояния, и ее никогда не отдадут за него. Но ему всё не удавалось и неловко было приступить к этому объяснению. С каждым днем он более и более запутывался. Наташа, по замечанию матери и Сони, казалась по старому влюбленной в Бориса. Она пела ему его любимые песни, показывала ему свой альбом, заставляла его писать в него, не позволяла поминать ему о старом, давая понимать, как прекрасно было новое; и каждый день он уезжал в тумане, не сказав того, что намерен был сказать, сам не зная, что он делал и для чего он приезжал, и чем это кончится. Борис перестал бывать у Элен, ежедневно получал укоризненные записки от нее и всё таки целые дни проводил у Ростовых.
Однажды вечером, когда старая графиня, вздыхая и крехтя, в ночном чепце и кофточке, без накладных буклей, и с одним бедным пучком волос, выступавшим из под белого, коленкорового чепчика, клала на коврике земные поклоны вечерней молитвы, ее дверь скрипнула, и в туфлях на босу ногу, тоже в кофточке и в папильотках, вбежала Наташа. Графиня оглянулась и нахмурилась. Она дочитывала свою последнюю молитву: «Неужели мне одр сей гроб будет?» Молитвенное настроение ее было уничтожено. Наташа, красная, оживленная, увидав мать на молитве, вдруг остановилась на своем бегу, присела и невольно высунула язык, грозясь самой себе. Заметив, что мать продолжала молитву, она на цыпочках подбежала к кровати, быстро скользнув одной маленькой ножкой о другую, скинула туфли и прыгнула на тот одр, за который графиня боялась, как бы он не был ее гробом. Одр этот был высокий, перинный, с пятью всё уменьшающимися подушками. Наташа вскочила, утонула в перине, перевалилась к стенке и начала возиться под одеялом, укладываясь, подгибая коленки к подбородку, брыкая ногами и чуть слышно смеясь, то закрываясь с головой, то взглядывая на мать. Графиня кончила молитву и с строгим лицом подошла к постели; но, увидав, что Наташа закрыта с головой, улыбнулась своей доброй, слабой улыбкой.
– Ну, ну, ну, – сказала мать.
– Мама, можно поговорить, да? – сказала Hаташa. – Ну, в душку один раз, ну еще, и будет. – И она обхватила шею матери и поцеловала ее под подбородок. В обращении своем с матерью Наташа выказывала внешнюю грубость манеры, но так была чутка и ловка, что как бы она ни обхватила руками мать, она всегда умела это сделать так, чтобы матери не было ни больно, ни неприятно, ни неловко.
- Персоналии по алфавиту
- Родившиеся в Летичевском районе
- Родившиеся в Подольской губернии
- Умершие в Москве
- Поэты по алфавиту
- Поэты СССР
- Поэты Украины
- Поэты России XX века
- Писатели по алфавиту
- Детские поэты
- Поэты на идише
- Репрессированные в СССР
- Похороненные в общих могилах Донского кладбища
- Казнённые писатели
- Персоналии:Киев
- Еврейский антифашистский комитет
- Члены КПСС
- Жители дома «Слово»
- Расстрелянные в СССР
- Реабилитированные в СССР
- Посмертно реабилитированные
- Деятели еврейских общественных организаций