Кебра Негаст

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

«Кебра Негаст», Кебра Нагаст (др. эфиоп. ,ክብረ ነገሥት) («Книга о Славе Царей») — эфиопская книга, содержащая легенды о происхождении династии эфиопских правителей от царя Соломона и царицы Савской.

основные понятия

     





Происхождение книги

Самая ранняя из известных рукописей «Кебра Негаст» датируется XII веком, но в Европе о ней не было известно до первой четверти XVI века, когда были впервые опубликованы некоторые предания о царе Соломоне и сыне его Менелике, основателе династии эфиопских правителей.

Ряд деталей, упоминаемых в книге свидетельствует о её позднем происхождении. Например имя царицы Савской — Македа (огненная) заимствовано из Нового Завета, где она называется Царицей Южной (Лк. 11:31)[1], а в 32-й главе Кебра Негаст она отождествляется с царицей Кандакией, упоминаемой в Новом Завете в качестве Царицы эфиопов (Деян. 8:27). Но следует отметить, что согласно комментариям к Новому Завету Уильяма Баркли Кандакия — не столько имя, сколько титул, который носили все царицы Эфиопии.[2]

Существует и арабская версия Кебра Негаст, ещё более пропитанная христианским влиянием. В ней автор приводит цитаты из посланий апостола Павла, в отношении многоженства Соломона приводит сравнение законов Ветхого и Нового Завета, а также утверждает, что христиане способны поддерживать моногамию только благодаря евхаристии. Также арабская версия содержит описание особенностей ног царицы (густые волосы или копыта), что совпадает с историей, описанной в Коране.

Основные темы

Большая часть книги посвящена Соломону, его встрече с царицей Савской и последовавшим за этим событиям.

Легенда о царице Савской

Согласно «Кебра Негаст», род эфиопских правителей происходит от савской царицы Македы, прибывшей в Иерусалим, чтобы побеседовать с Соломоном, о славе и мудрости которого она была наслышана.[3] Однажды «возлегли они вместе» и «спустя девять месяцев и пять дней как разлучилась она с Царем Соломоном… детородные муки объяли её, и породила дитя она мужеска пола».[3] Рождённый ею ребёнок получил имя Байна-Лехкем (варианты — Уольдэ-Таббиб («сын мудреца»), Менелик, Меньелик) и в 22 года приехал в Иерусалим к своему отцу, который принял и признал его.

Согласно «Кебра Негаст», Байна-Лекхем вернулся на родину к своей матери вместе с первенцами иудейской знати и вывез из Иерусалимского храма Ковчег Завета, который по утверждениям эфиопов, до сих пор находится в Аксуме в соборе Святейшей Девы Марии Сиона.[4] После возвращения сына царица Макеба отказалась от престола в его пользу, и он устроил в Эфиопии царство по подобию израильского, введя в стране иудаизм в качестве государственной религии. До настоящего времени сохранились фалаши — эфиопские евреи, которые считают себя потомками иудейской знати, переселившейся в Эфиопию вместе с Байна-Лекхемом.[5]

Отношения с Римской империей

В книге уделено значительное внимание вопросу положения эфиопского государства в мире. В 20-й главе указано, что весь мир разделен между Эфиопией и Римской империей следующим образом: «От середины Иерусалима и от его севера к юго-востоку располагается часть императора Рома; и от середины Иерусалима и от его севера к югу и к Западной Индии. располагается часть императора Эфиопии». Под «императором Рима», вероятно, имеется в виду византийский император Юстин I, о встрече которого с царём Калебом рассказывается в главе 117. Хотя такая встреча едва ли имела место в действительности, Византия действительно поддерживала довольно тесные отношения с Эфиопией.

Значимость книги

Кебра Негаст, в особенности её оригинальная рукопись, имеет чрезвычайно важное значение для эфиопского народа. Об этом свидетельствует, в частности, следующая история: в 1872 году император Йоханныс IV отправил срочное послание английскому министру иностранных дел графу Гранвилю, в котором требовал вернуть оригинал Кебра Негаст, увезенный в Лондон в 1868 году в связи с введением де-факто английского протектората в Эфиопии. Он писал:

«У Вас там есть книга под названием „Кебра Негаст“, которая содержит законы Эфиопии, в этой книге есть имена царей, названия церквей и провинций. Я прошу Вас безотлагательно установить, в чьей собственности находится эта книга, и отослать её мне, так как без этой книги народ в моей стране не будет мне подчиняться»

Попечителей Британского музея удалось убедить, и 14 сентября 1872 года рукопись была возвращена в Эфиопию[6].

См. также

Напишите отзыв о статье "Кебра Негаст"

Примечания

  1. [psiland.narod.ru/psiche/Kluger/003.htm Ривка Клюгер. Царица Савская в Библии и легендах]
  2. [www.bible.by/barclay-new-testament/read-com/44/08/ Комментарии на Деяния апостолов, глава 8 // Комментарий Баркли к Новому Завету]
  3. 1 2 [odnapl1yazyk.narod.ru/000kn1.htm Слава царей (KEBRA NAGAST). Главы 1-32]
  4. О эфиопской версии нахождения Ковчега Завета — см. Хэнкок Г. Ковчег Завета. М., 1999 г.
  5. [www.eleven.co.il/article/15132 Эфиопские евреи (Электронная еврейская энциклопедия)]
  6. Байер, Рольф. Царица Савская. Ростов-на-Дону, 1998. С.166

Ссылки

  • [www.sacred-texts.com/chr/kn/index.htm Английский перевод Кебра Нагаст by E. A. Wallis Budge (London, 1932)]
  • [odnapl1yazyk.narod.ru/000kn1.htm Русский перевод английского перевода Кебра Нагаст, с комментариями и иллюстрациями]

Отрывок, характеризующий Кебра Негаст

– Стало быть, русские будете? – переспросил мужик.
– А много вашей силы тут? – спросил другой небольшой мужик, подходя к ним.
– Много, много, – отвечал Ростов. – Да вы что ж собрались тут? – прибавил он. – Праздник, что ль?
– Старички собрались, по мирскому делу, – отвечал мужик, отходя от него.
В это время по дороге от барского дома показались две женщины и человек в белой шляпе, шедшие к офицерам.
– В розовом моя, чур не отбивать! – сказал Ильин, заметив решительно подвигавшуюся к нему Дуняшу.
– Наша будет! – подмигнув, сказал Ильину Лаврушка.
– Что, моя красавица, нужно? – сказал Ильин, улыбаясь.
– Княжна приказали узнать, какого вы полка и ваши фамилии?
– Это граф Ростов, эскадронный командир, а я ваш покорный слуга.
– Бе…се…е…ду…шка! – распевал пьяный мужик, счастливо улыбаясь и глядя на Ильина, разговаривающего с девушкой. Вслед за Дуняшей подошел к Ростову Алпатыч, еще издали сняв свою шляпу.
– Осмелюсь обеспокоить, ваше благородие, – сказал он с почтительностью, но с относительным пренебрежением к юности этого офицера и заложив руку за пазуху. – Моя госпожа, дочь скончавшегося сего пятнадцатого числа генерал аншефа князя Николая Андреевича Болконского, находясь в затруднении по случаю невежества этих лиц, – он указал на мужиков, – просит вас пожаловать… не угодно ли будет, – с грустной улыбкой сказал Алпатыч, – отъехать несколько, а то не так удобно при… – Алпатыч указал на двух мужиков, которые сзади так и носились около него, как слепни около лошади.
– А!.. Алпатыч… А? Яков Алпатыч!.. Важно! прости ради Христа. Важно! А?.. – говорили мужики, радостно улыбаясь ему. Ростов посмотрел на пьяных стариков и улыбнулся.
– Или, может, это утешает ваше сиятельство? – сказал Яков Алпатыч с степенным видом, не заложенной за пазуху рукой указывая на стариков.
– Нет, тут утешенья мало, – сказал Ростов и отъехал. – В чем дело? – спросил он.
– Осмелюсь доложить вашему сиятельству, что грубый народ здешний не желает выпустить госпожу из имения и угрожает отпречь лошадей, так что с утра все уложено и ее сиятельство не могут выехать.
– Не может быть! – вскрикнул Ростов.
– Имею честь докладывать вам сущую правду, – повторил Алпатыч.
Ростов слез с лошади и, передав ее вестовому, пошел с Алпатычем к дому, расспрашивая его о подробностях дела. Действительно, вчерашнее предложение княжны мужикам хлеба, ее объяснение с Дроном и с сходкою так испортили дело, что Дрон окончательно сдал ключи, присоединился к мужикам и не являлся по требованию Алпатыча и что поутру, когда княжна велела закладывать, чтобы ехать, мужики вышли большой толпой к амбару и выслали сказать, что они не выпустят княжны из деревни, что есть приказ, чтобы не вывозиться, и они выпрягут лошадей. Алпатыч выходил к ним, усовещивая их, но ему отвечали (больше всех говорил Карп; Дрон не показывался из толпы), что княжну нельзя выпустить, что на то приказ есть; а что пускай княжна остается, и они по старому будут служить ей и во всем повиноваться.
В ту минуту, когда Ростов и Ильин проскакали по дороге, княжна Марья, несмотря на отговариванье Алпатыча, няни и девушек, велела закладывать и хотела ехать; но, увидав проскакавших кавалеристов, их приняли за французов, кучера разбежались, и в доме поднялся плач женщин.
– Батюшка! отец родной! бог тебя послал, – говорили умиленные голоса, в то время как Ростов проходил через переднюю.
Княжна Марья, потерянная и бессильная, сидела в зале, в то время как к ней ввели Ростова. Она не понимала, кто он, и зачем он, и что с нею будет. Увидав его русское лицо и по входу его и первым сказанным словам признав его за человека своего круга, она взглянула на него своим глубоким и лучистым взглядом и начала говорить обрывавшимся и дрожавшим от волнения голосом. Ростову тотчас же представилось что то романическое в этой встрече. «Беззащитная, убитая горем девушка, одна, оставленная на произвол грубых, бунтующих мужиков! И какая то странная судьба натолкнула меня сюда! – думал Ростов, слушяя ее и глядя на нее. – И какая кротость, благородство в ее чертах и в выражении! – думал он, слушая ее робкий рассказ.
Когда она заговорила о том, что все это случилось на другой день после похорон отца, ее голос задрожал. Она отвернулась и потом, как бы боясь, чтобы Ростов не принял ее слова за желание разжалобить его, вопросительно испуганно взглянула на него. У Ростова слезы стояли в глазах. Княжна Марья заметила это и благодарно посмотрела на Ростова тем своим лучистым взглядом, который заставлял забывать некрасивость ее лица.
– Не могу выразить, княжна, как я счастлив тем, что я случайно заехал сюда и буду в состоянии показать вам свою готовность, – сказал Ростов, вставая. – Извольте ехать, и я отвечаю вам своей честью, что ни один человек не посмеет сделать вам неприятность, ежели вы мне только позволите конвоировать вас, – и, почтительно поклонившись, как кланяются дамам царской крови, он направился к двери.
Почтительностью своего тона Ростов как будто показывал, что, несмотря на то, что он за счастье бы счел свое знакомство с нею, он не хотел пользоваться случаем ее несчастия для сближения с нею.
Княжна Марья поняла и оценила этот тон.
– Я очень, очень благодарна вам, – сказала ему княжна по французски, – но надеюсь, что все это было только недоразуменье и что никто не виноват в том. – Княжна вдруг заплакала. – Извините меня, – сказала она.