Уорик, Кевин

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Кевин Уорик»)
Перейти к: навигация, поиск

Кевин Уорик[1] (англ. Kevin Warwick; род. 9 февраля 1954, Ковентри, Великобритания) — британский учёный-кибернетик, исследователь вопросов робототехники и проблематики создания нейрокомпьютерных интерфейсов.

Степень бакалавра получил в университете Эштона в 1979 году. В 1982 году защитил докторскую диссертацию (PhD) в области электротехники в Имперском колледже Лондона. В 1988—1996 годах — декан факультета кибернетики в Университете Рединга[en].

Доктор наук в области технической кибернетики (Институт теории информации и автоматизации Чешской АН, 1994), имеет почётные степени Университета Эштона (2008), Университета Ковентри (2008), Брэдфордского университета (2010), Университета Роберта Гордона (д-р технологии, 2011).

Женат, двое детей. В 1998 году учёный-кибернетик вживил себе под кожу RFID-чип, позволяющий взаимодействовать с компьютерами, включать и выключать свет, открывать и закрывать электронные замки. К 2002 году Уорик стал настоящим киборгом. Для этого ему потребовалась сложная электроника, помощь хирурга и некоторая доля отваги: не каждый решится интегрировать собственную нервную систему с нейронным интерфейсом, с помощью которого Уорик попытался передать свои эмоции другому киборгу – его жене.

Напишите отзыв о статье "Уорик, Кевин"



Примечания

  1. Ошибочно — Уорвик. Согласно: Рыбакин А. И., «Словарь английских фамилий», 2-е изд., М. 2000, страница 481: «WARWICK ['wɔrɪk] Уо́рик/1 топон. Warwick (Уорикшир)»

Ссылки

  • www.kevinwarwick.com/
  • www.popmech.ru/article/15293-vo-imya-nauki-10-podvigov-i-sumasshedshih-vyihodok-uchenyih/
  • [radiogis.uis.edu.co/gestion/Bliblioteca/UHF-GIS.Herencia2006Paolo/Material/ICIIEE2000/pdfs/Conferenciantes/11.PDF CV, 1999](недоступная ссылка с 28-09-2013 (3855 дней))

Отрывок, характеризующий Уорик, Кевин


Французы приписывали пожар Москвы au patriotisme feroce de Rastopchine [дикому патриотизму Растопчина]; русские – изуверству французов. В сущности же, причин пожара Москвы в том смысле, чтобы отнести пожар этот на ответственность одного или несколько лиц, таких причин не было и не могло быть. Москва сгорела вследствие того, что она была поставлена в такие условия, при которых всякий деревянный город должен сгореть, независимо от того, имеются ли или не имеются в городе сто тридцать плохих пожарных труб. Москва должна была сгореть вследствие того, что из нее выехали жители, и так же неизбежно, как должна загореться куча стружек, на которую в продолжение нескольких дней будут сыпаться искры огня. Деревянный город, в котором при жителях владельцах домов и при полиции бывают летом почти каждый день пожары, не может не сгореть, когда в нем нет жителей, а живут войска, курящие трубки, раскладывающие костры на Сенатской площади из сенатских стульев и варящие себе есть два раза в день. Стоит в мирное время войскам расположиться на квартирах по деревням в известной местности, и количество пожаров в этой местности тотчас увеличивается. В какой же степени должна увеличиться вероятность пожаров в пустом деревянном городе, в котором расположится чужое войско? Le patriotisme feroce de Rastopchine и изуверство французов тут ни в чем не виноваты. Москва загорелась от трубок, от кухонь, от костров, от неряшливости неприятельских солдат, жителей – не хозяев домов. Ежели и были поджоги (что весьма сомнительно, потому что поджигать никому не было никакой причины, а, во всяком случае, хлопотливо и опасно), то поджоги нельзя принять за причину, так как без поджогов было бы то же самое.
Как ни лестно было французам обвинять зверство Растопчина и русским обвинять злодея Бонапарта или потом влагать героический факел в руки своего народа, нельзя не видеть, что такой непосредственной причины пожара не могло быть, потому что Москва должна была сгореть, как должна сгореть каждая деревня, фабрика, всякий дом, из которого выйдут хозяева и в который пустят хозяйничать и варить себе кашу чужих людей. Москва сожжена жителями, это правда; но не теми жителями, которые оставались в ней, а теми, которые выехали из нее. Москва, занятая неприятелем, не осталась цела, как Берлин, Вена и другие города, только вследствие того, что жители ее не подносили хлеба соли и ключей французам, а выехали из нее.