Кедар, Яир
Поделись знанием:
– Да, да, – смеясь отвечали голоса.
– Однако вот какой то волшебный лес с переливающимися черными тенями и блестками алмазов и с какой то анфиладой мраморных ступеней, и какие то серебряные крыши волшебных зданий, и пронзительный визг каких то зверей. «А ежели и в самом деле это Мелюковка, то еще страннее то, что мы ехали Бог знает где, и приехали в Мелюковку», думал Николай.
Действительно это была Мелюковка, и на подъезд выбежали девки и лакеи со свечами и радостными лицами.
– Кто такой? – спрашивали с подъезда.
– Графские наряженные, по лошадям вижу, – отвечали голоса.
Пелагея Даниловна Мелюкова, широкая, энергическая женщина, в очках и распашном капоте, сидела в гостиной, окруженная дочерьми, которым она старалась не дать скучать. Они тихо лили воск и смотрели на тени выходивших фигур, когда зашумели в передней шаги и голоса приезжих.
Гусары, барыни, ведьмы, паясы, медведи, прокашливаясь и обтирая заиндевевшие от мороза лица в передней, вошли в залу, где поспешно зажигали свечи. Паяц – Диммлер с барыней – Николаем открыли пляску. Окруженные кричавшими детьми, ряженые, закрывая лица и меняя голоса, раскланивались перед хозяйкой и расстанавливались по комнате.
– Ах, узнать нельзя! А Наташа то! Посмотрите, на кого она похожа! Право, напоминает кого то. Эдуард то Карлыч как хорош! Я не узнала. Да как танцует! Ах, батюшки, и черкес какой то; право, как идет Сонюшке. Это еще кто? Ну, утешили! Столы то примите, Никита, Ваня. А мы так тихо сидели!
– Ха ха ха!… Гусар то, гусар то! Точно мальчик, и ноги!… Я видеть не могу… – слышались голоса.
Наташа, любимица молодых Мелюковых, с ними вместе исчезла в задние комнаты, куда была потребована пробка и разные халаты и мужские платья, которые в растворенную дверь принимали от лакея оголенные девичьи руки. Через десять минут вся молодежь семейства Мелюковых присоединилась к ряженым.
Пелагея Даниловна, распорядившись очисткой места для гостей и угощениями для господ и дворовых, не снимая очков, с сдерживаемой улыбкой, ходила между ряжеными, близко глядя им в лица и никого не узнавая. Она не узнавала не только Ростовых и Диммлера, но и никак не могла узнать ни своих дочерей, ни тех мужниных халатов и мундиров, которые были на них.
– А это чья такая? – говорила она, обращаясь к своей гувернантке и глядя в лицо своей дочери, представлявшей казанского татарина. – Кажется, из Ростовых кто то. Ну и вы, господин гусар, в каком полку служите? – спрашивала она Наташу. – Турке то, турке пастилы подай, – говорила она обносившему буфетчику: – это их законом не запрещено.
Иногда, глядя на странные, но смешные па, которые выделывали танцующие, решившие раз навсегда, что они наряженные, что никто их не узнает и потому не конфузившиеся, – Пелагея Даниловна закрывалась платком, и всё тучное тело ее тряслось от неудержимого доброго, старушечьего смеха. – Сашинет то моя, Сашинет то! – говорила она.
После русских плясок и хороводов Пелагея Даниловна соединила всех дворовых и господ вместе, в один большой круг; принесли кольцо, веревочку и рублик, и устроились общие игры.
Через час все костюмы измялись и расстроились. Пробочные усы и брови размазались по вспотевшим, разгоревшимся и веселым лицам. Пелагея Даниловна стала узнавать ряженых, восхищалась тем, как хорошо были сделаны костюмы, как шли они особенно к барышням, и благодарила всех за то, что так повеселили ее. Гостей позвали ужинать в гостиную, а в зале распорядились угощением дворовых.
– Нет, в бане гадать, вот это страшно! – говорила за ужином старая девушка, жившая у Мелюковых.
– Отчего же? – спросила старшая дочь Мелюковых.
– Да не пойдете, тут надо храбрость…
– Я пойду, – сказала Соня.
– Расскажите, как это было с барышней? – сказала вторая Мелюкова.
– Да вот так то, пошла одна барышня, – сказала старая девушка, – взяла петуха, два прибора – как следует, села. Посидела, только слышит, вдруг едет… с колокольцами, с бубенцами подъехали сани; слышит, идет. Входит совсем в образе человеческом, как есть офицер, пришел и сел с ней за прибор.
– А! А!… – закричала Наташа, с ужасом выкатывая глаза.
– Да как же, он так и говорит?
– Да, как человек, всё как должно быть, и стал, и стал уговаривать, а ей бы надо занять его разговором до петухов; а она заробела; – только заробела и закрылась руками. Он ее и подхватил. Хорошо, что тут девушки прибежали…
– Ну, что пугать их! – сказала Пелагея Даниловна.
– Мамаша, ведь вы сами гадали… – сказала дочь.
– А как это в амбаре гадают? – спросила Соня.
– Да вот хоть бы теперь, пойдут к амбару, да и слушают. Что услышите: заколачивает, стучит – дурно, а пересыпает хлеб – это к добру; а то бывает…
– Мама расскажите, что с вами было в амбаре?
Пелагея Даниловна улыбнулась.
– Да что, я уж забыла… – сказала она. – Ведь вы никто не пойдете?
– Нет, я пойду; Пепагея Даниловна, пустите меня, я пойду, – сказала Соня.
– Ну что ж, коли не боишься.
– Луиза Ивановна, можно мне? – спросила Соня.
Играли ли в колечко, в веревочку или рублик, разговаривали ли, как теперь, Николай не отходил от Сони и совсем новыми глазами смотрел на нее. Ему казалось, что он нынче только в первый раз, благодаря этим пробочным усам, вполне узнал ее. Соня действительно этот вечер была весела, оживлена и хороша, какой никогда еще не видал ее Николай.
«Так вот она какая, а я то дурак!» думал он, глядя на ее блестящие глаза и счастливую, восторженную, из под усов делающую ямочки на щеках, улыбку, которой он не видал прежде.
– Я ничего не боюсь, – сказала Соня. – Можно сейчас? – Она встала. Соне рассказали, где амбар, как ей молча стоять и слушать, и подали ей шубку. Она накинула ее себе на голову и взглянула на Николая.
«Что за прелесть эта девочка!» подумал он. «И об чем я думал до сих пор!»
Соня вышла в коридор, чтобы итти в амбар. Николай поспешно пошел на парадное крыльцо, говоря, что ему жарко. Действительно в доме было душно от столпившегося народа.
На дворе был тот же неподвижный холод, тот же месяц, только было еще светлее. Свет был так силен и звезд на снеге было так много, что на небо не хотелось смотреть, и настоящих звезд было незаметно. На небе было черно и скучно, на земле было весело.
«Дурак я, дурак! Чего ждал до сих пор?» подумал Николай и, сбежав на крыльцо, он обошел угол дома по той тропинке, которая вела к заднему крыльцу. Он знал, что здесь пойдет Соня. На половине дороги стояли сложенные сажени дров, на них был снег, от них падала тень; через них и с боку их, переплетаясь, падали тени старых голых лип на снег и дорожку. Дорожка вела к амбару. Рубленная стена амбара и крыша, покрытая снегом, как высеченная из какого то драгоценного камня, блестели в месячном свете. В саду треснуло дерево, и опять всё совершенно затихло. Грудь, казалось, дышала не воздухом, а какой то вечно молодой силой и радостью.
С девичьего крыльца застучали ноги по ступенькам, скрыпнуло звонко на последней, на которую был нанесен снег, и голос старой девушки сказал:
– Прямо, прямо, вот по дорожке, барышня. Только не оглядываться.
– Я не боюсь, – отвечал голос Сони, и по дорожке, по направлению к Николаю, завизжали, засвистели в тоненьких башмачках ножки Сони.
Соня шла закутавшись в шубку. Она была уже в двух шагах, когда увидала его; она увидала его тоже не таким, каким она знала и какого всегда немножко боялась. Он был в женском платье со спутанными волосами и с счастливой и новой для Сони улыбкой. Соня быстро подбежала к нему.
«Совсем другая, и всё та же», думал Николай, глядя на ее лицо, всё освещенное лунным светом. Он продел руки под шубку, прикрывавшую ее голову, обнял, прижал к себе и поцеловал в губы, над которыми были усы и от которых пахло жженой пробкой. Соня в самую середину губ поцеловала его и, выпростав маленькие руки, с обеих сторон взяла его за щеки.
– Соня!… Nicolas!… – только сказали они. Они подбежали к амбару и вернулись назад каждый с своего крыльца.
Когда все поехали назад от Пелагеи Даниловны, Наташа, всегда всё видевшая и замечавшая, устроила так размещение, что Луиза Ивановна и она сели в сани с Диммлером, а Соня села с Николаем и девушками.
Николай, уже не перегоняясь, ровно ехал в обратный путь, и всё вглядываясь в этом странном, лунном свете в Соню, отыскивал при этом всё переменяющем свете, из под бровей и усов свою ту прежнюю и теперешнюю Соню, с которой он решил уже никогда не разлучаться. Он вглядывался, и когда узнавал всё ту же и другую и вспоминал, слышав этот запах пробки, смешанный с чувством поцелуя, он полной грудью вдыхал в себя морозный воздух и, глядя на уходящую землю и блестящее небо, он чувствовал себя опять в волшебном царстве.
| Яир Кедар | |
| ивр. יאיר קדר | |
 Яир Кедар, апрель 2008 г. | |
| Дата рождения: | |
|---|---|
| Место рождения: | |
| Гражданство: | |
| Профессия: | |
| Направление: | |
| Награды: |
Премия за заслуги в мировой еврейской журналистике организации «Бней-Брит» (2003); премия Европейского союза по журналистике в Средиземноморском бассейне Euromed Heritage (2005, 2006) |
Яир Кедар (род. 13 июня 1969 года в Афуле, Израиль) – израильский кинорежиссёр, журналист, общественный и культурный деятель. Сценарист и режиссёр документальных фильмов, деятель СМИ (редактор нескольких изданий и публицист), известный деятель израильского ЛГБТ-движения. Вместе с Гидеоном Тикоцким он был инициатором празднования 100-летнего юбилея Леи Гольдберг, которое включало десятки мероприятий и культурных проектов, создал такие медиа-проекты, как «hа-зман hа-варод» (ивр. הזמן הוורוד, Розовое время) и «Тат тарбут» (ивр. תת-תרבות, Субкультура), вел журнал «Маса ахер» (ивр. מסע אחר, Другое путешествие) в начале 2000-х годов, а в 2008 году участвовал в создании литературного раздела в приложении «Шив'а лейлот» (Семь ночей) к газете «Едиот Ахронот».
Содержание
Биография
Родился в Израиле, в городе Афула. Получил первую и вторую степень (бакалаврский и магистерский дипломы) на кафедре еврейской литературы в Тель-Авивском университете. Живёт в Тель-Авиве.
С начала 1990-х годов занимается журналистикой в качестве автора и редактора. Писал для изданий сети «Решет Шокен», «Га-Арец», «Маса ахер», «Давар» (ивр. דבר) и других журналов. Лауреат премии за заслуги в мировой еврейской журналистике организации «Бней-Брит» (2003) и премии Европейского союза по журналистике в Средиземноморском бассейне в рамках программы Euromed Heritage (2005, 2006). Занимается режиссурой документальных фильмов, ведет колонку в газете «Едиот Ахронот», пишет в «Глобс» и других газетах. В 2000-2005 гг. занимал должности главного редактора и заместителя редактора географического журнала «Маса ахер», в рамках которого руководил авторско-продюсерской группой, организовывал поездки делегаций в различные точки мира и в части из них участвовал сам.
Фильмография
- Документальный фильм об израильской поэтессе Йоне Волах в рамках документальной серии «ha-иврим» (ивр. העברים, Евреи), рассказывающей о жизни видных литературных деятелей (снимается при поддержке 8-го канала). Фильм выйдет на экраны в конце 2012 года.
- Документальный фильм о жизни и творчестве поэтессы Леи Гольдберг «Пять домов Леи Гольдберг» (ивр. לאה גולדברג בחמישה בתים), в рамках документальной серии «ha-иврим». Мировая премьера фильма состоялась на фестивале «ДокАвив» (ивр. דוקאביב) в 2011 году[1]. Фильм снят при поддержке Нового фонда кино и телевидения, Израильской службы кино и Второго управления телевидения и радиовещания.
- В 2009-2010 г. Кедар выступил режиссёром личного документального фильма Аси Азара «Мама и папа, мне нужно вам что-то рассказать» (ивр. אמא ואבא, יש לי משהו לספר לכם), который транслировался на канале «Кешет» в июле 2010 года.
- Автор сценария и режиссёр документального фильма «hа-зман hа-варод» (ивр. הזמן הוורוד - Розовое время, английское название - Gay Days), показанного в мае 2009 года на закрытии фестиваля «ДокАвив» 2009 г. В этом фильме, работа над которым заняла три года, показана история ЛГБТ-общины Тель-Авива 80-90-х годов глазами Кедара; он содержит много архивных записей. С показа этого фильма начинался Месяц гордости в июне 2009 года в Тель-Авиве [2], он также демонстрировался на Тель-Авивском фестивале ЛГБТ-фильмов в завершении Месяца гордости и на коммерческих показах в Тель-Авивской Синематеке в июле 2009 года. В феврале 2010 года состоялась международная премьера фильма – в секции «Панорама» Берлинского кинофестиваля[3][4][5], на фестивале ЛГБТ-кино в Лондоне, на Туринском ЛГБТ кинофестивале[6], на фестивалях еврейского кино в Торонто, Лондоне, Техасе, Варшаве и на других фестивалях в США, Греции, Финляндии и др.
- Совместно с Нурит Кедар и Дороном Соломонсом Яир снял для канала «Йес Доко» серию телепрограмм «hа-шээлоним» (ивр. השאלונים, Вопросники). Программа шла в эфире в 2006 году и включала четыре части, где обсуждались темы смерти, любви, секса и денег. В эфире этой программы Гидеон Гирш, генеральный директор Комитета по борьбе со СПИДом, открыто сказал о том, что он носитель ВИЧ, и говорил о своей близящейся смерти (он действительно покончил с собой в декабре 2008 года).
- Кедар был инициатором и продюсером фильма «Эдинбург меня не ждет» (ивр. אדינבורו לא מחכה לי, Израиль, 1996, режиссёр Эрез Лауфер) – об израильской театральной труппе, которая показывает на сцене фестиваля в Эдинбурге в Шотландии вечер спектаклей о жизни геев, – с участием Ноама Меири, Цахи Града, Ицика Коэна, Хаги Эйда и других.
Общественная деятельность
- В 1991 году организовал группу по ЛГБТ-исследованиям и квир-теории.
- Подготовил и поставил вместе с Ноамом Меири пьесу «У него есть свои собственные слова» (ивр. יש לו מילים משלו), основанную на монологах, написанных израильскими гомосексуалами. Пьеса была показана по всей стране и в мире, о ней был снят документальный фильм «Эдинбург меня не ждет» (1996, режиссёр Эрез Лауфер).
- Вместе с Амалией Зив и Ореном Кенером был редактором антологии «По ту сторону сексуальности» - сборника статей по квир-теории и ЛГБТ-исследованиям.
- Был основателем и редактором первого в Израиле квир-журнала «Субкультура» (вышло всего два номера), с участием израильских деятелей культуры, среди которых Моше Гершуни, Ади Нес, Реувен Коэн, Дан Даор, Наоми Тлитман, Даганит Барст и др.
- Был основателем и редактором ежемесячника «hа-зман hа-варод» – главной газеты израильской ЛГБТ-общины. Газета распространялась бесплатно, и с 1997 года было выпущено десять тысяч экземпляров. И до неё выходили газеты ЛГБТ-общины, среди которых «Магаим» (ивр. מגעים, Контакты) и «Натив носаф» (ивр. נתיב נוסף, Дополнительный маршрут), но она отличалась от них тем, что включала темы лесбиянок и трансгендеров, была бесплатной и доступной, а также тем, что занимала бескомпромиссную и смелую политическую позицию.
- В 2010 году Кедар вместе с Йоси Бергом создал организацию для ЛГБТ- и альтернативных семей «Радужные семьи» (ивр. משפחות הקשת), учредительный съезд которой прошёл в День семьи в 2010 г. в общинном ЛГБТ-центре в Тель-Авиве.
- В 2011 году выступил инициатором празднования 100-летия со дня рождения Леи Гольдберг (вместе с Гидеоном Тикоцким). В рамках празднования юбилея создал общественную организацию по увековечению памяти Леи Гольдберг и её творчества, вместе с её душеприказчиком Яиром Ландау и другими общественными деятелями. Эта организация инициировала ряд мероприятий – концерты памяти Леи Гольдберг по всей стране под эгидой Центра книги и библиотек, праздничный концерт Филармонического оркестра, Камерного театра и радио «Галей Цахаль», выпуск в издательстве «hа-кибуц hа-мэухад – Сифрият поалим» комплекта, включавшего книгу «Свет по краям тучи» и фильм «Пять домов Леи Гольдберг», академическая конференция в университетах Тель-Авива и Иерусалима, посвященная Лее Гольдберг и организованная Гидеоном Тикоцким, и другие.
Напишите отзыв о статье "Кедар, Яир"
Примечания
- ↑ [www.example.org Николай Лебедев. Литературная электростанция], на сайте [www.jewish.ru Jewish.ru], 19.5.2011
- ↑ [www.raduga.co.il/Index.asp?CategoryID=89&ArticleID=1554 Официальная программа мероприятий тель-авивского Прайд-месяца 2009]
- ↑ [www.newsru.co.il/rest/11feb2010/berlinale_301.html Стартует юбилейный "Берлинале": громкие премьеры и именитые гости фестиваля], NEWSru.co.il, 11.2.2010
- ↑ [kinote.info/articles/1199-berlinale-obyavil-programmu-panoramy-i-pokazal-poster Берлинале объявил программу "Панорамы" и показал постер], KINOTE, 9.1.2010
- ↑ [booknik.ru/news/report/?id=31586 Регина Кон. Берлинский юбилейный], Букник, 17.2.2010
- ↑ [www.lgbtfilms.ru/?p=674 Туринский ЛГБТ фестиваль 2010 года - официальная программа]
Статьи
- [raduga.co.il/Index.asp?CategoryID=54&ArticleID=1702 Яир Кедар. Империя гордости], "Гаарец", 7.6.2010
Ссылки
- [www.jewish.ru/culture/events/2011/05/news994296567.php Николай Лебедев. Литературная электростанция] на сайте Jewish.ru, 19.5.2011
- [www.kinofilms.com.ua/movie/47006_Hazman_havarod Гей-дни (Hazman havarod)]
Отрывок, характеризующий Кедар, Яир
– Не холодно ли вам? – спросил он. Они не отвечали и засмеялись. Диммлер из задних саней что то кричал, вероятно смешное, но нельзя было расслышать, что он кричал.– Да, да, – смеясь отвечали голоса.
– Однако вот какой то волшебный лес с переливающимися черными тенями и блестками алмазов и с какой то анфиладой мраморных ступеней, и какие то серебряные крыши волшебных зданий, и пронзительный визг каких то зверей. «А ежели и в самом деле это Мелюковка, то еще страннее то, что мы ехали Бог знает где, и приехали в Мелюковку», думал Николай.
Действительно это была Мелюковка, и на подъезд выбежали девки и лакеи со свечами и радостными лицами.
– Кто такой? – спрашивали с подъезда.
– Графские наряженные, по лошадям вижу, – отвечали голоса.
Пелагея Даниловна Мелюкова, широкая, энергическая женщина, в очках и распашном капоте, сидела в гостиной, окруженная дочерьми, которым она старалась не дать скучать. Они тихо лили воск и смотрели на тени выходивших фигур, когда зашумели в передней шаги и голоса приезжих.
Гусары, барыни, ведьмы, паясы, медведи, прокашливаясь и обтирая заиндевевшие от мороза лица в передней, вошли в залу, где поспешно зажигали свечи. Паяц – Диммлер с барыней – Николаем открыли пляску. Окруженные кричавшими детьми, ряженые, закрывая лица и меняя голоса, раскланивались перед хозяйкой и расстанавливались по комнате.
– Ах, узнать нельзя! А Наташа то! Посмотрите, на кого она похожа! Право, напоминает кого то. Эдуард то Карлыч как хорош! Я не узнала. Да как танцует! Ах, батюшки, и черкес какой то; право, как идет Сонюшке. Это еще кто? Ну, утешили! Столы то примите, Никита, Ваня. А мы так тихо сидели!
– Ха ха ха!… Гусар то, гусар то! Точно мальчик, и ноги!… Я видеть не могу… – слышались голоса.
Наташа, любимица молодых Мелюковых, с ними вместе исчезла в задние комнаты, куда была потребована пробка и разные халаты и мужские платья, которые в растворенную дверь принимали от лакея оголенные девичьи руки. Через десять минут вся молодежь семейства Мелюковых присоединилась к ряженым.
Пелагея Даниловна, распорядившись очисткой места для гостей и угощениями для господ и дворовых, не снимая очков, с сдерживаемой улыбкой, ходила между ряжеными, близко глядя им в лица и никого не узнавая. Она не узнавала не только Ростовых и Диммлера, но и никак не могла узнать ни своих дочерей, ни тех мужниных халатов и мундиров, которые были на них.
– А это чья такая? – говорила она, обращаясь к своей гувернантке и глядя в лицо своей дочери, представлявшей казанского татарина. – Кажется, из Ростовых кто то. Ну и вы, господин гусар, в каком полку служите? – спрашивала она Наташу. – Турке то, турке пастилы подай, – говорила она обносившему буфетчику: – это их законом не запрещено.
Иногда, глядя на странные, но смешные па, которые выделывали танцующие, решившие раз навсегда, что они наряженные, что никто их не узнает и потому не конфузившиеся, – Пелагея Даниловна закрывалась платком, и всё тучное тело ее тряслось от неудержимого доброго, старушечьего смеха. – Сашинет то моя, Сашинет то! – говорила она.
После русских плясок и хороводов Пелагея Даниловна соединила всех дворовых и господ вместе, в один большой круг; принесли кольцо, веревочку и рублик, и устроились общие игры.
Через час все костюмы измялись и расстроились. Пробочные усы и брови размазались по вспотевшим, разгоревшимся и веселым лицам. Пелагея Даниловна стала узнавать ряженых, восхищалась тем, как хорошо были сделаны костюмы, как шли они особенно к барышням, и благодарила всех за то, что так повеселили ее. Гостей позвали ужинать в гостиную, а в зале распорядились угощением дворовых.
– Нет, в бане гадать, вот это страшно! – говорила за ужином старая девушка, жившая у Мелюковых.
– Отчего же? – спросила старшая дочь Мелюковых.
– Да не пойдете, тут надо храбрость…
– Я пойду, – сказала Соня.
– Расскажите, как это было с барышней? – сказала вторая Мелюкова.
– Да вот так то, пошла одна барышня, – сказала старая девушка, – взяла петуха, два прибора – как следует, села. Посидела, только слышит, вдруг едет… с колокольцами, с бубенцами подъехали сани; слышит, идет. Входит совсем в образе человеческом, как есть офицер, пришел и сел с ней за прибор.
– А! А!… – закричала Наташа, с ужасом выкатывая глаза.
– Да как же, он так и говорит?
– Да, как человек, всё как должно быть, и стал, и стал уговаривать, а ей бы надо занять его разговором до петухов; а она заробела; – только заробела и закрылась руками. Он ее и подхватил. Хорошо, что тут девушки прибежали…
– Ну, что пугать их! – сказала Пелагея Даниловна.
– Мамаша, ведь вы сами гадали… – сказала дочь.
– А как это в амбаре гадают? – спросила Соня.
– Да вот хоть бы теперь, пойдут к амбару, да и слушают. Что услышите: заколачивает, стучит – дурно, а пересыпает хлеб – это к добру; а то бывает…
– Мама расскажите, что с вами было в амбаре?
Пелагея Даниловна улыбнулась.
– Да что, я уж забыла… – сказала она. – Ведь вы никто не пойдете?
– Нет, я пойду; Пепагея Даниловна, пустите меня, я пойду, – сказала Соня.
– Ну что ж, коли не боишься.
– Луиза Ивановна, можно мне? – спросила Соня.
Играли ли в колечко, в веревочку или рублик, разговаривали ли, как теперь, Николай не отходил от Сони и совсем новыми глазами смотрел на нее. Ему казалось, что он нынче только в первый раз, благодаря этим пробочным усам, вполне узнал ее. Соня действительно этот вечер была весела, оживлена и хороша, какой никогда еще не видал ее Николай.
«Так вот она какая, а я то дурак!» думал он, глядя на ее блестящие глаза и счастливую, восторженную, из под усов делающую ямочки на щеках, улыбку, которой он не видал прежде.
– Я ничего не боюсь, – сказала Соня. – Можно сейчас? – Она встала. Соне рассказали, где амбар, как ей молча стоять и слушать, и подали ей шубку. Она накинула ее себе на голову и взглянула на Николая.
«Что за прелесть эта девочка!» подумал он. «И об чем я думал до сих пор!»
Соня вышла в коридор, чтобы итти в амбар. Николай поспешно пошел на парадное крыльцо, говоря, что ему жарко. Действительно в доме было душно от столпившегося народа.
На дворе был тот же неподвижный холод, тот же месяц, только было еще светлее. Свет был так силен и звезд на снеге было так много, что на небо не хотелось смотреть, и настоящих звезд было незаметно. На небе было черно и скучно, на земле было весело.
«Дурак я, дурак! Чего ждал до сих пор?» подумал Николай и, сбежав на крыльцо, он обошел угол дома по той тропинке, которая вела к заднему крыльцу. Он знал, что здесь пойдет Соня. На половине дороги стояли сложенные сажени дров, на них был снег, от них падала тень; через них и с боку их, переплетаясь, падали тени старых голых лип на снег и дорожку. Дорожка вела к амбару. Рубленная стена амбара и крыша, покрытая снегом, как высеченная из какого то драгоценного камня, блестели в месячном свете. В саду треснуло дерево, и опять всё совершенно затихло. Грудь, казалось, дышала не воздухом, а какой то вечно молодой силой и радостью.
С девичьего крыльца застучали ноги по ступенькам, скрыпнуло звонко на последней, на которую был нанесен снег, и голос старой девушки сказал:
– Прямо, прямо, вот по дорожке, барышня. Только не оглядываться.
– Я не боюсь, – отвечал голос Сони, и по дорожке, по направлению к Николаю, завизжали, засвистели в тоненьких башмачках ножки Сони.
Соня шла закутавшись в шубку. Она была уже в двух шагах, когда увидала его; она увидала его тоже не таким, каким она знала и какого всегда немножко боялась. Он был в женском платье со спутанными волосами и с счастливой и новой для Сони улыбкой. Соня быстро подбежала к нему.
«Совсем другая, и всё та же», думал Николай, глядя на ее лицо, всё освещенное лунным светом. Он продел руки под шубку, прикрывавшую ее голову, обнял, прижал к себе и поцеловал в губы, над которыми были усы и от которых пахло жженой пробкой. Соня в самую середину губ поцеловала его и, выпростав маленькие руки, с обеих сторон взяла его за щеки.
– Соня!… Nicolas!… – только сказали они. Они подбежали к амбару и вернулись назад каждый с своего крыльца.
Когда все поехали назад от Пелагеи Даниловны, Наташа, всегда всё видевшая и замечавшая, устроила так размещение, что Луиза Ивановна и она сели в сани с Диммлером, а Соня села с Николаем и девушками.
Николай, уже не перегоняясь, ровно ехал в обратный путь, и всё вглядываясь в этом странном, лунном свете в Соню, отыскивал при этом всё переменяющем свете, из под бровей и усов свою ту прежнюю и теперешнюю Соню, с которой он решил уже никогда не разлучаться. Он вглядывался, и когда узнавал всё ту же и другую и вспоминал, слышав этот запах пробки, смешанный с чувством поцелуя, он полной грудью вдыхал в себя морозный воздух и, глядя на уходящую землю и блестящее небо, он чувствовал себя опять в волшебном царстве.
