Кедрин, Евгений Иванович

Евгений Иванович Кедрин
Депутат Первой Думы, 1906 г.
Дата рождения:	1851(1851)
Место рождения:	Херсон
Дата смерти:	1921(1921)
Место смерти:	Париж
Гражданство:	Российская империя Российская империя
Партия:	Конституционно-демократическая партия
Род деятельности:	адвокат, депутат Государственной думы Российской империи I созыва
Автограф

Евгений Иванович Кедрин (1851, Херсон — 1921, Париж) — русский адвокат и политический деятель.

Биография

Из дворян. В 1872 году окончил юридический факультет Санкт-Петербургского университета со степенью кандидата прав. Вступил в корпорацию присяжных поверенных Санкт-Петербургского округа в качестве помощника присяжного поверенного. Через пять лет стал присяжным поверенным.

Выступал защитником во многих политических процессах. На процессе 193-х защищал А. В. Якимову. По делу 1 марта 1881 года защищал С. Л. Перовскую. В 1882 году на «процессе 20-ти» защищал народовольца А. Д. Михайлова. На «процессе 17-ти» защищал А. В. Буцевича и Я. В. Стефановича. Был тесно связан с народовольцами, регулярно передавал письма от заключённых революционеров на волю.

В 1889 году был избран гласным Санкт-Петербургской городской думы. Оставался им в течение многих лет. Входил в ряд городских комиссий и подкомиссий. Выступал с разоблачениями злоупотреблений городской управы при закупках муки для петербургского населения во время голода в 1892 году (так называемое Пухертовское дело), по передаче подряда на постройку Троицкого моста французскому обществу Батиньоль. По постановлению гласных дважды подвергался остракизму из думы.

8 января 1905 г. участвовал в депутации из десяти человек (Максим Горький, А. В. Пешехонов, Н. Ф. Анненский, И. В. Гессен, В. А. Мякотин, В. И. Семевский, К. К. Арсеньев, Е. И. Кедрин, Н. И. Кареев и рабочий-гапоновец Д. Кузин), явившейся к министру внутренних дел П. Д. Святополку-Мирскому с требованием отмены некоторых предпринимаемых военных мер. Святополк-Мирский отказался принять эту депутацию. Тогда депутация явилась на приём к С. Ю. Витте, убеждая его принять меры, чтобы царь явился к рабочим и принял гапоновскую петицию. Витте отказался, ответив, что он совсем не знает этого дела и что оно до него совсем не касается. После событий 9 января 1905 года Кедрина, как неблагонадежного, подвергли двухмесячному заточению в Петропавловской крепости.

Один из основателей Партии народной свободы, входил в её ЦК. Был избран от Петербурга в Государственную думу I созыва. Подписал Выборгское воззвание 10 июля 1906 года в Выборге. За подписание Выборгского воззвания был приговорен к 3 месяцам тюрьмы, которые и отбыл, после чего признан потерявшим право участия в городской думе и земстве.

В 1912—1916 присяжный стряпчий при Санкт-Петербургском коммерческом суде.

После Октябрьской революции, в январе 1919 эмигрировал в Финляндию. Не был включен в состав русского политического совещания при генерале Н. Н. Юдениче, но позднее вошел в состав сформированного англичанами Северо-Западного правительства, где был министром юстиции.

С 1920 в эмиграции в Париже. Член парижского комитета Партии народной свободы. С 1920 член Союза русских адвокатов за границей.

Умер в 1921 году от болезни сердца. Похоронен на кладбище Батиньоль.

Масонство

15 июня 1905 года посвящён в парижской ложе «Реформаторы» (Les Renovateurs) Великого востока Франции. В 1906—1908 годах — член московской масонской ложи «Возрождение» (член-основатель ложи) и петербургской ложи «Полярная звезда», принадлежавших к союзу Великого востока Франции. Член капитула Астрея (18-й степень). В эмиграции, в 1919—1921 годах, член ложи «Реформаторы».

Источники

• Кедрин Евгений Иванович // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• [www.hrono.ru/biograf/bio_k/kedrin_ei.html Кедрин Евгений Иванович]
• Серков А. И. Русское масонство. 1731—2000 гг. Энциклопедический словарь. — М.: РОССПЭН, 2001. — 1224 с., илл. ISBN 5-8243-0240-5

Отрывок, характеризующий Кедрин, Евгений Иванович

Он кивнул головою, отвечая на низкий и почтительный поклон Балашева, и, подойдя к нему, тотчас же стал говорить как человек, дорожащий всякой минутой своего времени и не снисходящий до того, чтобы приготавливать свои речи, а уверенный в том, что он всегда скажет хорошо и что нужно сказать.
– Здравствуйте, генерал! – сказал он. – Я получил письмо императора Александра, которое вы доставили, и очень рад вас видеть. – Он взглянул в лицо Балашева своими большими глазами и тотчас же стал смотреть вперед мимо него.
Очевидно было, что его не интересовала нисколько личность Балашева. Видно было, что только то, что происходило в его душе, имело интерес для него. Все, что было вне его, не имело для него значения, потому что все в мире, как ему казалось, зависело только от его воли.
– Я не желаю и не желал войны, – сказал он, – но меня вынудили к ней. Я и теперь (он сказал это слово с ударением) готов принять все объяснения, которые вы можете дать мне. – И он ясно и коротко стал излагать причины своего неудовольствия против русского правительства.
Судя по умеренно спокойному и дружелюбному тону, с которым говорил французский император, Балашев был твердо убежден, что он желает мира и намерен вступить в переговоры.
– Sire! L'Empereur, mon maitre, [Ваше величество! Император, государь мой,] – начал Балашев давно приготовленную речь, когда Наполеон, окончив свою речь, вопросительно взглянул на русского посла; но взгляд устремленных на него глаз императора смутил его. «Вы смущены – оправьтесь», – как будто сказал Наполеон, с чуть заметной улыбкой оглядывая мундир и шпагу Балашева. Балашев оправился и начал говорить. Он сказал, что император Александр не считает достаточной причиной для войны требование паспортов Куракиным, что Куракин поступил так по своему произволу и без согласия на то государя, что император Александр не желает войны и что с Англией нет никаких сношений.
– Еще нет, – вставил Наполеон и, как будто боясь отдаться своему чувству, нахмурился и слегка кивнул головой, давая этим чувствовать Балашеву, что он может продолжать.
Высказав все, что ему было приказано, Балашев сказал, что император Александр желает мира, но не приступит к переговорам иначе, как с тем условием, чтобы… Тут Балашев замялся: он вспомнил те слова, которые император Александр не написал в письме, но которые непременно приказал вставить в рескрипт Салтыкову и которые приказал Балашеву передать Наполеону. Балашев помнил про эти слова: «пока ни один вооруженный неприятель не останется на земле русской», но какое то сложное чувство удержало его. Он не мог сказать этих слов, хотя и хотел это сделать. Он замялся и сказал: с условием, чтобы французские войска отступили за Неман.
Наполеон заметил смущение Балашева при высказывании последних слов; лицо его дрогнуло, левая икра ноги начала мерно дрожать. Не сходя с места, он голосом, более высоким и поспешным, чем прежде, начал говорить. Во время последующей речи Балашев, не раз опуская глаза, невольно наблюдал дрожанье икры в левой ноге Наполеона, которое тем более усиливалось, чем более он возвышал голос.
– Я желаю мира не менее императора Александра, – начал он. – Не я ли осьмнадцать месяцев делаю все, чтобы получить его? Я осьмнадцать месяцев жду объяснений. Но для того, чтобы начать переговоры, чего же требуют от меня? – сказал он, нахмурившись и делая энергически вопросительный жест своей маленькой белой и пухлой рукой.
– Отступления войск за Неман, государь, – сказал Балашев.
– За Неман? – повторил Наполеон. – Так теперь вы хотите, чтобы отступили за Неман – только за Неман? – повторил Наполеон, прямо взглянув на Балашева.
Балашев почтительно наклонил голову.
Вместо требования четыре месяца тому назад отступить из Номерании, теперь требовали отступить только за Неман. Наполеон быстро повернулся и стал ходить по комнате.
– Вы говорите, что от меня требуют отступления за Неман для начатия переговоров; но от меня требовали точно так же два месяца тому назад отступления за Одер и Вислу, и, несмотря на то, вы согласны вести переговоры.
Он молча прошел от одного угла комнаты до другого и опять остановился против Балашева. Лицо его как будто окаменело в своем строгом выражении, и левая нога дрожала еще быстрее, чем прежде. Это дрожанье левой икры Наполеон знал за собой. La vibration de mon mollet gauche est un grand signe chez moi, [Дрожание моей левой икры есть великий признак,] – говорил он впоследствии.
– Такие предложения, как то, чтобы очистить Одер и Вислу, можно делать принцу Баденскому, а не мне, – совершенно неожиданно для себя почти вскрикнул Наполеон. – Ежели бы вы мне дали Петербуг и Москву, я бы не принял этих условий. Вы говорите, я начал войну? А кто прежде приехал к армии? – император Александр, а не я. И вы предлагаете мне переговоры тогда, как я издержал миллионы, тогда как вы в союзе с Англией и когда ваше положение дурно – вы предлагаете мне переговоры! А какая цель вашего союза с Англией? Что она дала вам? – говорил он поспешно, очевидно, уже направляя свою речь не для того, чтобы высказать выгоды заключения мира и обсудить его возможность, а только для того, чтобы доказать и свою правоту, и свою силу, и чтобы доказать неправоту и ошибки Александра.
Вступление его речи было сделано, очевидно, с целью выказать выгоду своего положения и показать, что, несмотря на то, он принимает открытие переговоров. Но он уже начал говорить, и чем больше он говорил, тем менее он был в состоянии управлять своей речью.
Вся цель его речи теперь уже, очевидно, была в том, чтобы только возвысить себя и оскорбить Александра, то есть именно сделать то самое, чего он менее всего хотел при начале свидания.