Кедров, Бонифатий Михайлович

Бонифатий Михайлович Кедров
Дата рождения:	27 ноября (10 декабря) 1903(1903-12-10)
Место рождения:	Ярославль, Российская империя
Дата смерти:	10 сентября 1985(1985-09-10) (81 год)
Место смерти:	Москва, РСФСР, СССР
Страна:	СССР СССР
Научная сфера:	философия, химия, история науки, психология
Место работы:	ИИЕТ, ИФАН
Учёная степень:	доктор философских наук (1946)
Учёное звание:	академик АН СССР (1966)
Альма-матер:	МГУ имени М. В. Ломоносова, ИКП
Научный руководитель:	В. Ф. Горин-Галкин (философия)
Известные ученики:	Ю. А. Жданов, В. Л. Рабинович и др.
Награды и премии:

Бонифа́тий Миха́йлович Ке́дров (27 ноября (10 декабря) 1903, Ярославль — 10 сентября 1985, Москва) — советский марксистско-ленинский философ и логик, химик, историк и методолог науки, психолог, популяризатор науки.

Доктор философских наук, профессор, специалист в области материалистической диалектики и философских вопросов естествознания. Действительный член АН СССР (1966, членкор 1960). Автор более тысячи научных публикаций. Член Международной академии по истории науки (1966, членкор 1963), иностранный член Сербской академии наук и искусств (1965), Болгарской АН (1972), Германской академии естествоиспытателей «Леопольдина» (1972). Член партии большевиков с 1918 года.

Биография

Сын революционного и политического деятеля М. С. Кедрова и участницы Октябрьской революции и гражданской войны О. А. Дидрикиль. В 1918—1919 работал помощником ответственного секретаря газеты «Правда» М. И. Ульяновой, затем в ВЧК. Окончил химический факультет МГУ (1930), специализировался по химической термодинамике и органической химии.

В 1930—1932 учился в Институте красной профессуры, специализировался по философии. В 1932—1935 — в аспирантуре ИОНХ АН СССР. Кандидат химических наук (1935), защитил диссертацию «О парадоксе Гиббса». В 1935—1937 инструктор отдела науки ЦК ВКП(б), также в 1936—1938 годах читал лекции по истории химии (в основном для аспирантов) на Химфаке МГУ, в 1938—1939 работал химиком Ярославского шинного завода. В 1939—1941, 1945—1949, 1958—1962 годах работал в Институте философии АН СССР, в 1973—1974 — директор там же.

В 1941—1945 в Красной Армии, участник Великой Отечественной войны, в рядах ополченцев командовал расчётом орудия. Доктор философских наук (1946), защитил диссертацию «Атомистика Дальтона и её философское значение». В 1946—1958 и в 1971—1978 годах — профессор Академии общественных наук при ЦК КПСС. Один из инициаторов создания, первый главный редактор (1947—1949) журнала «Вопросы философии». Работал научным редактором в Главной редакции Большой советской энциклопедии.

В конце 1940-х годов в СССР при активном участии Кедрова была начата кампания идеологического вмешательства в химию, призванная, наряду с аналогичными пропагандистскими мероприятиями в других областях науки, «очистить советскую науку от буржуазных, идеалистических теорий» и «рабского преклонения перед буржуазными научными авторитетами».

В 1950 году в газете «Культура и жизнь» появилась разгромная рецензия, написанная профессором Б. М. Кедровым. Рецензия называлась «Объективистская книга по истории физики» и обвиняла П. С. Кудрявцева и его книгу «История физики» том 1 Москва, 1948 г. в низкопоклонстве перед Западом, «превозношении» вклада иностранных учёных в развитие физики и умалении отечественного вклада, что «является прямым следствием нарушения ленинского принципа партийности и перехода на принципы буржуазного объективизма». Одновременно Кедров опубликовал аналогичную статью «Неудачная книга по истории физики» в партийном журнале «Вопросы философии»: «П. Кудрявцев взял на себя неблаговидную задачу пересмотреть уже решённые вопросы и „перерешить“ их заново в пользу западных ученых».

Также объектом критики стала теория резонанса, предложенная Л. Полингом как часть представлений об электронной структуре молекул с делокализованной электронной плотностью. В СССР теория была объявлена «идеалистической» — и поэтому неприемлемой для использования в науке и образовании.

В публикациях Кедрова o теории Полинга фактически накладывался запрет на использование физических методов в химии, физических и химических в биологии и т. п. Была сделана попытка связать теорию резонанса с вейсманизмом-морганизмом, то есть заложить основу объединенного фронта борьбы с передовыми научными направлениями [«Операция "Теория резонанса"» / Лисичкин В. А., Шелепин Л. А. Третья мировая (информационно-психологическая) война. — М.: Эксмо, Алгоритм, 2003. — 448 с.]:

«Теория резонанса», будучи насквозь механистической, отрицает качественные, специфические особенности органического вещества и совершенно ложно пытается сводить закономерности органической химии к закономерностям квантовой механики…

— Кедров Б. М. Против "физического" идеализма в химической науке.

В июне 1951 года прошла Всесоюзная конференция по состоянию теории химического состава органической химии, на которой резонансная теория Полинга и теория мезомерии Ингольда были объявлены буржуазными и лженаучными.

В 1954 году состоялась его первая заграничная поездка (в Швейцарию) (его последние зарубежные поездки относятся к 1979 году).

Высказав критику секретного доклада Хрущёва "О культе личности", Кедров получил выговор, и на четыре года было отложено выдвижение его кандидатуры в члены-корреспонденты АН СССР.

С 1958 года работал в Институте истории естествознания и техники АН СССР, сперва с. н. с., в 1962—1974 его директор, с 1974 и до конца жизни заведовал там сектором истории науки и логики. С 1960 член-корреспондент Академии наук СССР, в 1966 избран действительным членом АН СССР по Отделению философии и права.

Был активным участником издания пятитомной «Философской энциклопедии» (1960—1970), членом редколлегии журналов «Вопросы философии» и «Наука и жизнь» (1947—1985). С 1983 года — почётный председатель комитета по методологическим проблемам географии при Президиуме Географического общества СССР.

Создатель советского международного сотрудничества в области философии науки и логики. Всего посетил около 20 стран и в общей сложности был за границей более 50 раз.

Внёс огромный вклад в разработку менделеевского наследия, классификацию наук и другие научные направления.

Скончался 10 сентября 1985 года после продолжительной болезни. Похоронен на Новодевичьем кладбище.

Награды

• Три ордена Ленина
• Орден Октябрьской Революции
• Орден Трудового Красного Знамени
• Орден Красной Звезды
• Орден «Знак Почёта»
• медали.

Основные работы

• Кедров Б. М. Энгельс о химии. — М.: Наука, 1971. — 304, [2] с. — (Из истории мировой культуры).
• Кедров Б. М. Микроанатомия великого открытия. К 100-летию закона Менделеева. — М.: Наука, 1970. — 245 с. — 16 000 экз.
• Кедров Б. М. День одного великого открытия. Об открытии Д. И. Менделеевым периодического закона. — 2001. — 640 с. — (Философы России ХХ века). — ISBN 5-8360-0058-1.
• Кедров Б. М. О методе изложения диалектики: Три великих замысла. — М.: Наука, 1983. — 475 с.
• Кедров Б. М. Прогнозы Д. И. Менделеева в атомистике. Неизвестные элементы, Том 1. — М.: Атомиздат, 1977. — 262 с.

Цитаты

Я большой поклонник Б. М. Кедрова и считаю его единственным академиком-философом, который не только учён, не только проводит подлинно советскую линию, но вообще человек умный и честный. Это добросовестный человек. Я его уважаю за очень многое.

— А. Ф. Лосев, 1980 год [www.ihst.ru/projects/sohist/memory/sad94vf.htm]

«Теория резонанса», будучи идеалистической и агностической, противостоит материалистической теории Бутлерова, как несовместимая и непримиримая с ней;… будучи насквозь механистической, отрицает качественные, специфические особенности органического вещества и совершенно ложно пытается сводить закономерности органической химии к закономерностям квантовой механики…

… Мезомерийно-резонансная теория в органической химии представляет собою такое же проявление общей реакционной идеологии, как и вейсманизм-морганизм в биологии, как и современный «физический» идеализм, с которыми она тесно связана.

— Кедров Б. М. Против «физического» идеализма в химической науке

Ссылки

• Кедров Бонифатий Михайлович // Большая советская энциклопедия : [в 30 т.] / гл. ред. А. М. Прохоров. — 3-е изд. — М. : Советская энциклопедия, 1969—1978.</span>
• [www.ras.ru/win/db/show_per.asp?P=.id-50673.ln-ru Профиль Бонифатия Михайловича Кедрова] на официальном сайте РАН
• [about-msu.ru/next.asp?m1=person1&type=aka&fio=%CA%E5%E4%F0%EE%E2%20%C1%EE%ED%E8%F4%E0%F2%E8%E9%20%CC%E8%F5%E0%E9%EB%EE%E2%E8%F7 Статья] на сайте «Всё о Московском университете»
• [biografija.ru/biography/kedrov-bonifatij-mikhajlovich.htm Статья] на сайте «Биография.ру»
• [www.isaran.ru/?q=ru/person&guid=7170B997-D0C3-164D-6CEE-4B55F32A3551 Историческая справка] на сайте Архива РАН
• Кузнецов И. В., Лекторский В. А. [www.ras.ru/FStorage/download.aspx?Id=fd06eed5-18f5-4c0e-ad56-4c1bea09e7da Философ и историк науки (к 100-летию со дня рождения академика Б. М. Кедрова)]
• Лекторский В. А., Садовский В. Н. [urss.ru/cgi-bin/db.pl?cp=&page=Book&id=1429&lang=Ru&blang=ru&list=116 Бонифатий Михайлович Кедров (1903—1985): краткий очерк научной деятельности]
• Садовский В. Н. [www.ihst.ru/projects/sohist/memory/sad94vf.htm Б. М. Кедров и международное философское сообщество]
• Сонин А. С. [russcience.euro.ru/papers/son2001.htm Тяжёлые годы академика Б. М. Кедрова]
• [nehudlit.ru/books/detail7131.html О творчестве в науке и технике]
• [sovphil.narod.ru/diaistmat/diaistmat053.rar О методе изложения диалектики: три великих замысла]

Отрывок, характеризующий Кедров, Бонифатий Михайлович

– Ах, в каком он ужасном положении! Его узнать нельзя, он так плох, так плох; я минутку побыла и двух слов не сказала…
– Annette, ради Бога, не откажи мне, – сказала вдруг графиня, краснея, что так странно было при ее немолодом, худом и важном лице, доставая из под платка деньги.
Анна Михайловна мгновенно поняла, в чем дело, и уж нагнулась, чтобы в должную минуту ловко обнять графиню.
– Вот Борису от меня, на шитье мундира…
Анна Михайловна уж обнимала ее и плакала. Графиня плакала тоже. Плакали они о том, что они дружны; и о том, что они добры; и о том, что они, подруги молодости, заняты таким низким предметом – деньгами; и о том, что молодость их прошла… Но слезы обеих были приятны…


Графиня Ростова с дочерьми и уже с большим числом гостей сидела в гостиной. Граф провел гостей мужчин в кабинет, предлагая им свою охотницкую коллекцию турецких трубок. Изредка он выходил и спрашивал: не приехала ли? Ждали Марью Дмитриевну Ахросимову, прозванную в обществе le terrible dragon, [страшный дракон,] даму знаменитую не богатством, не почестями, но прямотой ума и откровенною простотой обращения. Марью Дмитриевну знала царская фамилия, знала вся Москва и весь Петербург, и оба города, удивляясь ей, втихомолку посмеивались над ее грубостью, рассказывали про нее анекдоты; тем не менее все без исключения уважали и боялись ее.
В кабинете, полном дыма, шел разговор о войне, которая была объявлена манифестом, о наборе. Манифеста еще никто не читал, но все знали о его появлении. Граф сидел на отоманке между двумя курившими и разговаривавшими соседями. Граф сам не курил и не говорил, а наклоняя голову, то на один бок, то на другой, с видимым удовольствием смотрел на куривших и слушал разговор двух соседей своих, которых он стравил между собой.
Один из говоривших был штатский, с морщинистым, желчным и бритым худым лицом, человек, уже приближавшийся к старости, хотя и одетый, как самый модный молодой человек; он сидел с ногами на отоманке с видом домашнего человека и, сбоку запустив себе далеко в рот янтарь, порывисто втягивал дым и жмурился. Это был старый холостяк Шиншин, двоюродный брат графини, злой язык, как про него говорили в московских гостиных. Он, казалось, снисходил до своего собеседника. Другой, свежий, розовый, гвардейский офицер, безупречно вымытый, застегнутый и причесанный, держал янтарь у середины рта и розовыми губами слегка вытягивал дымок, выпуская его колечками из красивого рта. Это был тот поручик Берг, офицер Семеновского полка, с которым Борис ехал вместе в полк и которым Наташа дразнила Веру, старшую графиню, называя Берга ее женихом. Граф сидел между ними и внимательно слушал. Самое приятное для графа занятие, за исключением игры в бостон, которую он очень любил, было положение слушающего, особенно когда ему удавалось стравить двух говорливых собеседников.
– Ну, как же, батюшка, mon tres honorable [почтеннейший] Альфонс Карлыч, – говорил Шиншин, посмеиваясь и соединяя (в чем и состояла особенность его речи) самые народные русские выражения с изысканными французскими фразами. – Vous comptez vous faire des rentes sur l'etat, [Вы рассчитываете иметь доход с казны,] с роты доходец получать хотите?
– Нет с, Петр Николаич, я только желаю показать, что в кавалерии выгод гораздо меньше против пехоты. Вот теперь сообразите, Петр Николаич, мое положение…
Берг говорил всегда очень точно, спокойно и учтиво. Разговор его всегда касался только его одного; он всегда спокойно молчал, пока говорили о чем нибудь, не имеющем прямого к нему отношения. И молчать таким образом он мог несколько часов, не испытывая и не производя в других ни малейшего замешательства. Но как скоро разговор касался его лично, он начинал говорить пространно и с видимым удовольствием.
– Сообразите мое положение, Петр Николаич: будь я в кавалерии, я бы получал не более двухсот рублей в треть, даже и в чине поручика; а теперь я получаю двести тридцать, – говорил он с радостною, приятною улыбкой, оглядывая Шиншина и графа, как будто для него было очевидно, что его успех всегда будет составлять главную цель желаний всех остальных людей.
– Кроме того, Петр Николаич, перейдя в гвардию, я на виду, – продолжал Берг, – и вакансии в гвардейской пехоте гораздо чаще. Потом, сами сообразите, как я мог устроиться из двухсот тридцати рублей. А я откладываю и еще отцу посылаю, – продолжал он, пуская колечко.
– La balance у est… [Баланс установлен…] Немец на обухе молотит хлебец, comme dit le рroverbe, [как говорит пословица,] – перекладывая янтарь на другую сторону ртa, сказал Шиншин и подмигнул графу.
Граф расхохотался. Другие гости, видя, что Шиншин ведет разговор, подошли послушать. Берг, не замечая ни насмешки, ни равнодушия, продолжал рассказывать о том, как переводом в гвардию он уже выиграл чин перед своими товарищами по корпусу, как в военное время ротного командира могут убить, и он, оставшись старшим в роте, может очень легко быть ротным, и как в полку все любят его, и как его папенька им доволен. Берг, видимо, наслаждался, рассказывая всё это, и, казалось, не подозревал того, что у других людей могли быть тоже свои интересы. Но всё, что он рассказывал, было так мило степенно, наивность молодого эгоизма его была так очевидна, что он обезоруживал своих слушателей.
– Ну, батюшка, вы и в пехоте, и в кавалерии, везде пойдете в ход; это я вам предрекаю, – сказал Шиншин, трепля его по плечу и спуская ноги с отоманки.
Берг радостно улыбнулся. Граф, а за ним и гости вышли в гостиную.

Было то время перед званым обедом, когда собравшиеся гости не начинают длинного разговора в ожидании призыва к закуске, а вместе с тем считают необходимым шевелиться и не молчать, чтобы показать, что они нисколько не нетерпеливы сесть за стол. Хозяева поглядывают на дверь и изредка переглядываются между собой. Гости по этим взглядам стараются догадаться, кого или чего еще ждут: важного опоздавшего родственника или кушанья, которое еще не поспело.
Пьер приехал перед самым обедом и неловко сидел посредине гостиной на первом попавшемся кресле, загородив всем дорогу. Графиня хотела заставить его говорить, но он наивно смотрел в очки вокруг себя, как бы отыскивая кого то, и односложно отвечал на все вопросы графини. Он был стеснителен и один не замечал этого. Большая часть гостей, знавшая его историю с медведем, любопытно смотрели на этого большого толстого и смирного человека, недоумевая, как мог такой увалень и скромник сделать такую штуку с квартальным.
– Вы недавно приехали? – спрашивала у него графиня.
– Oui, madame, [Да, сударыня,] – отвечал он, оглядываясь.
– Вы не видали моего мужа?
– Non, madame. [Нет, сударыня.] – Он улыбнулся совсем некстати.
– Вы, кажется, недавно были в Париже? Я думаю, очень интересно.
– Очень интересно..
Графиня переглянулась с Анной Михайловной. Анна Михайловна поняла, что ее просят занять этого молодого человека, и, подсев к нему, начала говорить об отце; но так же, как и графине, он отвечал ей только односложными словами. Гости были все заняты между собой. Les Razoumovsky… ca a ete charmant… Vous etes bien bonne… La comtesse Apraksine… [Разумовские… Это было восхитительно… Вы очень добры… Графиня Апраксина…] слышалось со всех сторон. Графиня встала и пошла в залу.
– Марья Дмитриевна? – послышался ее голос из залы.
– Она самая, – послышался в ответ грубый женский голос, и вслед за тем вошла в комнату Марья Дмитриевна.
Все барышни и даже дамы, исключая самых старых, встали. Марья Дмитриевна остановилась в дверях и, с высоты своего тучного тела, высоко держа свою с седыми буклями пятидесятилетнюю голову, оглядела гостей и, как бы засучиваясь, оправила неторопливо широкие рукава своего платья. Марья Дмитриевна всегда говорила по русски.
– Имениннице дорогой с детками, – сказала она своим громким, густым, подавляющим все другие звуки голосом. – Ты что, старый греховодник, – обратилась она к графу, целовавшему ее руку, – чай, скучаешь в Москве? Собак гонять негде? Да что, батюшка, делать, вот как эти пташки подрастут… – Она указывала на девиц. – Хочешь – не хочешь, надо женихов искать.
– Ну, что, казак мой? (Марья Дмитриевна казаком называла Наташу) – говорила она, лаская рукой Наташу, подходившую к ее руке без страха и весело. – Знаю, что зелье девка, а люблю.
Она достала из огромного ридикюля яхонтовые сережки грушками и, отдав их именинно сиявшей и разрумянившейся Наташе, тотчас же отвернулась от нее и обратилась к Пьеру.
– Э, э! любезный! поди ка сюда, – сказала она притворно тихим и тонким голосом. – Поди ка, любезный…
И она грозно засучила рукава еще выше.
Пьер подошел, наивно глядя на нее через очки.
– Подойди, подойди, любезный! Я и отцу то твоему правду одна говорила, когда он в случае был, а тебе то и Бог велит.
Она помолчала. Все молчали, ожидая того, что будет, и чувствуя, что было только предисловие.
– Хорош, нечего сказать! хорош мальчик!… Отец на одре лежит, а он забавляется, квартального на медведя верхом сажает. Стыдно, батюшка, стыдно! Лучше бы на войну шел.
Она отвернулась и подала руку графу, который едва удерживался от смеха.
– Ну, что ж, к столу, я чай, пора? – сказала Марья Дмитриевна.
Впереди пошел граф с Марьей Дмитриевной; потом графиня, которую повел гусарский полковник, нужный человек, с которым Николай должен был догонять полк. Анна Михайловна – с Шиншиным. Берг подал руку Вере. Улыбающаяся Жюли Карагина пошла с Николаем к столу. За ними шли еще другие пары, протянувшиеся по всей зале, и сзади всех по одиночке дети, гувернеры и гувернантки. Официанты зашевелились, стулья загремели, на хорах заиграла музыка, и гости разместились. Звуки домашней музыки графа заменились звуками ножей и вилок, говора гостей, тихих шагов официантов.
На одном конце стола во главе сидела графиня. Справа Марья Дмитриевна, слева Анна Михайловна и другие гостьи. На другом конце сидел граф, слева гусарский полковник, справа Шиншин и другие гости мужского пола. С одной стороны длинного стола молодежь постарше: Вера рядом с Бергом, Пьер рядом с Борисом; с другой стороны – дети, гувернеры и гувернантки. Граф из за хрусталя, бутылок и ваз с фруктами поглядывал на жену и ее высокий чепец с голубыми лентами и усердно подливал вина своим соседям, не забывая и себя. Графиня так же, из за ананасов, не забывая обязанности хозяйки, кидала значительные взгляды на мужа, которого лысина и лицо, казалось ей, своею краснотой резче отличались от седых волос. На дамском конце шло равномерное лепетанье; на мужском всё громче и громче слышались голоса, особенно гусарского полковника, который так много ел и пил, всё более и более краснея, что граф уже ставил его в пример другим гостям. Берг с нежной улыбкой говорил с Верой о том, что любовь есть чувство не земное, а небесное. Борис называл новому своему приятелю Пьеру бывших за столом гостей и переглядывался с Наташей, сидевшей против него. Пьер мало говорил, оглядывал новые лица и много ел. Начиная от двух супов, из которых он выбрал a la tortue, [черепаховый,] и кулебяки и до рябчиков он не пропускал ни одного блюда и ни одного вина, которое дворецкий в завернутой салфеткою бутылке таинственно высовывал из за плеча соседа, приговаривая или «дрей мадера», или «венгерское», или «рейнвейн». Он подставлял первую попавшуюся из четырех хрустальных, с вензелем графа, рюмок, стоявших перед каждым прибором, и пил с удовольствием, всё с более и более приятным видом поглядывая на гостей. Наташа, сидевшая против него, глядела на Бориса, как глядят девочки тринадцати лет на мальчика, с которым они в первый раз только что поцеловались и в которого они влюблены. Этот самый взгляд ее иногда обращался на Пьера, и ему под взглядом этой смешной, оживленной девочки хотелось смеяться самому, не зная чему.
Николай сидел далеко от Сони, подле Жюли Карагиной, и опять с той же невольной улыбкой что то говорил с ней. Соня улыбалась парадно, но, видимо, мучилась ревностью: то бледнела, то краснела и всеми силами прислушивалась к тому, что говорили между собою Николай и Жюли. Гувернантка беспокойно оглядывалась, как бы приготавливаясь к отпору, ежели бы кто вздумал обидеть детей. Гувернер немец старался запомнить вое роды кушаний, десертов и вин с тем, чтобы описать всё подробно в письме к домашним в Германию, и весьма обижался тем, что дворецкий, с завернутою в салфетку бутылкой, обносил его. Немец хмурился, старался показать вид, что он и не желал получить этого вина, но обижался потому, что никто не хотел понять, что вино нужно было ему не для того, чтобы утолить жажду, не из жадности, а из добросовестной любознательности.


На мужском конце стола разговор всё более и более оживлялся. Полковник рассказал, что манифест об объявлении войны уже вышел в Петербурге и что экземпляр, который он сам видел, доставлен ныне курьером главнокомандующему.
– И зачем нас нелегкая несет воевать с Бонапартом? – сказал Шиншин. – II a deja rabattu le caquet a l'Autriche. Je crains, que cette fois ce ne soit notre tour. [Он уже сбил спесь с Австрии. Боюсь, не пришел бы теперь наш черед.]
Полковник был плотный, высокий и сангвинический немец, очевидно, служака и патриот. Он обиделся словами Шиншина.
– А затэ м, мы лосты вый государ, – сказал он, выговаривая э вместо е и ъ вместо ь . – Затэм, что импэ ратор это знаэ т. Он в манифэ стэ сказал, что нэ можэ т смотрэт равнодушно на опасности, угрожающие России, и что бэ зопасност империи, достоинство ее и святост союзов , – сказал он, почему то особенно налегая на слово «союзов», как будто в этом была вся сущность дела.
И с свойственною ему непогрешимою, официальною памятью он повторил вступительные слова манифеста… «и желание, единственную и непременную цель государя составляющее: водворить в Европе на прочных основаниях мир – решили его двинуть ныне часть войска за границу и сделать к достижению „намерения сего новые усилия“.