Кедров, Филипп Григорьевич

Филипп Ке́дров
Имя при рождении:	Филипп Григорьевич Ке́дров
Дата рождения:	25 июля 1909(1909-07-25)
Место рождения:	с. Алнаши (ныне Алнашский район Удмуртии)
Дата смерти:	13 февраля 1944(1944-02-13) (34 года)
Место смерти:	под г. Витебск
Гражданство:
Род деятельности:	поэт, прозаик
Годы творчества:	1928-1944
Направление:	социалистический реализм
Жанр:	поэзия, проза
Язык произведений:	удмуртский
Награды:

Филипп Григорьевич Ке́дров (25 июля 1909, с. Алнаши (ныне Алнашского района Удмуртии) — 13 февраля 1944, под Витебском) — удмуртский советский писатель и поэт.

Биография

Родился в бедной крестьянской семье. Рано остался сиротой. После окончания школы поступил в педагогический техникум г. Можги, принимал активное участие в работе литературного кружка. С 1928 учительствовал в Кадиковской школе Алнашского района, после преподавал в Асановском сельскохозяйственном техникуме.

В 1929—1931 гг. работал в редакции газеты «Гудыри». Затем был призван в Красную Армию. В Баку он учился на курсах красных командиров, воинскую службу проходил в г. Овруч, на Украине. Демобилизовавшись, Ф. Кедров вновь приступил к учительской работе.

Позже поэт переходит на работу в Удмуртское книжное издательство, в пионерскую газету «Дась лу!». В 1938—1940 годах — студент Удмуртского государственного педагогического института (УГПИ).

В 1936 принят в Союз писателей СССР.

Участник Великой Отечественной войны. С 1941 на фронте. Был контужен, получил ранение, попал в окружение, сражался в партизанском отряде. За боевые заслуги перед Отечеством награждался медалями и орденом Красной Звезды.

Отличился будучи командиром роты, 13 февраля 1944 года рота Ф. Кедрова под миномётным и пулемётным огнём противника достигла немецких траншей, нанесла большой урон противнику. В решительной схватке Ф. Кедров погиб на поле боя и был награждён Орденом Отечественной войны I степени.

Творчество

Первые стихи Ф. Кедрова были опубликованы в 1927 году. На раннем этапе своего творчества часто писал стихи для детей.

Поэзия Ф. Кедрова наполнена духом тридцатых годов. В своих стихах поэт воспевает строительство новой жизни, сравнивает его со старым миром. Кедров пробовал себя и в драматургии, сочинил пьесу «Горд з: намя» (рус. «Красное знамя»), в которой речь идет о фашизме и его распространении в Германии. В военные годы его творчество обрело новую силу. На войне он продолжал своё творчество, его стихи публиковались в газете «Советской Удмуртия» и в коллективных поэтических сборниках.

Наиболее значительное произведение — повесть «Катя» (1940), о классовом расслоении в дореволюционном удмуртском селе и политической активизации бедноты перед Октябрьской революцией, в которой создан образ женщины-удмуртки, выступающей против угнетателей народа. Повесть стала основой первой удмуртской оперы «Наталь» (муз. А. Корепанова).

Литература

• Очерки истории удмуртской советской литературы, Ижевск, 1957, с. 94—100;
• Писатели Удмуртии. Биобиблиографический справочник, Ижевск, 1963.

Ссылки

• [feb-web.ru/feb/kle/kle-abc/ke3/ke3-4801.htm Кедров Филипп Григорьевич]

Отрывок, характеризующий Кедров, Филипп Григорьевич

– Parlez vous francais? – повторил ему вопрос офицер, держась вдали от него. – Faites venir l'interprete. [Позовите переводчика.] – Из за рядов выехал маленький человечек в штатском русском платье. Пьер по одеянию и говору его тотчас же узнал в нем француза одного из московских магазинов.
– Il n'a pas l'air d'un homme du peuple, [Он не похож на простолюдина,] – сказал переводчик, оглядев Пьера.
– Oh, oh! ca m'a bien l'air d'un des incendiaires, – смазал офицер. – Demandez lui ce qu'il est? [О, о! он очень похож на поджигателя. Спросите его, кто он?] – прибавил он.
– Ти кто? – спросил переводчик. – Ти должно отвечать начальство, – сказал он.
– Je ne vous dirai pas qui je suis. Je suis votre prisonnier. Emmenez moi, [Я не скажу вам, кто я. Я ваш пленный. Уводите меня,] – вдруг по французски сказал Пьер.
– Ah, Ah! – проговорил офицер, нахмурившись. – Marchons! [A! A! Ну, марш!]
Около улан собралась толпа. Ближе всех к Пьеру стояла рябая баба с девочкою; когда объезд тронулся, она подвинулась вперед.
– Куда же это ведут тебя, голубчик ты мой? – сказала она. – Девочку то, девочку то куда я дену, коли она не ихняя! – говорила баба.
– Qu'est ce qu'elle veut cette femme? [Чего ей нужно?] – спросил офицер.
Пьер был как пьяный. Восторженное состояние его еще усилилось при виде девочки, которую он спас.
– Ce qu'elle dit? – проговорил он. – Elle m'apporte ma fille que je viens de sauver des flammes, – проговорил он. – Adieu! [Чего ей нужно? Она несет дочь мою, которую я спас из огня. Прощай!] – и он, сам не зная, как вырвалась у него эта бесцельная ложь, решительным, торжественным шагом пошел между французами.
Разъезд французов был один из тех, которые были посланы по распоряжению Дюронеля по разным улицам Москвы для пресечения мародерства и в особенности для поимки поджигателей, которые, по общему, в тот день проявившемуся, мнению у французов высших чинов, были причиною пожаров. Объехав несколько улиц, разъезд забрал еще человек пять подозрительных русских, одного лавочника, двух семинаристов, мужика и дворового человека и нескольких мародеров. Но из всех подозрительных людей подозрительнее всех казался Пьер. Когда их всех привели на ночлег в большой дом на Зубовском валу, в котором была учреждена гауптвахта, то Пьера под строгим караулом поместили отдельно.


В Петербурге в это время в высших кругах, с большим жаром чем когда нибудь, шла сложная борьба партий Румянцева, французов, Марии Феодоровны, цесаревича и других, заглушаемая, как всегда, трубением придворных трутней. Но спокойная, роскошная, озабоченная только призраками, отражениями жизни, петербургская жизнь шла по старому; и из за хода этой жизни надо было делать большие усилия, чтобы сознавать опасность и то трудное положение, в котором находился русский народ. Те же были выходы, балы, тот же французский театр, те же интересы дворов, те же интересы службы и интриги. Только в самых высших кругах делались усилия для того, чтобы напоминать трудность настоящего положения. Рассказывалось шепотом о том, как противоположно одна другой поступили, в столь трудных обстоятельствах, обе императрицы. Императрица Мария Феодоровна, озабоченная благосостоянием подведомственных ей богоугодных и воспитательных учреждений, сделала распоряжение об отправке всех институтов в Казань, и вещи этих заведений уже были уложены. Императрица же Елизавета Алексеевна на вопрос о том, какие ей угодно сделать распоряжения, с свойственным ей русским патриотизмом изволила ответить, что о государственных учреждениях она не может делать распоряжений, так как это касается государя; о том же, что лично зависит от нее, она изволила сказать, что она последняя выедет из Петербурга.