Кейрош, Карлуш

Карлуш Кейрош
Общая информация
Полное имя	Карлуш Мануэл Бриту Леал Кейрош
Родился	1 марта 1953(1953-03-01) (71 год) Нампула, Португальская Восточная Африка
Гражданство	Португалия
Информация о команде
Команда	Иран
Должность	главный тренер
Карьера
Клубная карьера*
1968—1974	Ферроварио (Нампула)	? (-?)
Тренерская карьера
1984—1991	Португалия (до 21 года)
1991—1994	Португалия
1994—1996	Эшторил
1996	Нью-Йорк/Нью-Джерси Метростарз
1996—1998	Спортинг
2000	Нагоя Грампус Эйт
2000—2001	ОАЭ
2001—2002	ЮАР
2002—2003	Манчестер Юнайтед	помощник
2003—2004	Реал Мадрид
2004—2008	Манчестер Юнайтед	помощник
2008—2010	Португалия
2011—н.в.	Иран
* Количество игр и голов за профессиональный клуб считается только для различных лиг национальных чемпионатов.

Ка́рлуш Мануэ́л Бри́ту Леа́л Кейро́ш (порт. Carlos Manuel Brito Leal Queiroz; произносится [ˈkaɾluʃ kɐjˈɾɔʃ]; родился 1 марта 1953 года в Нампула, Португальская Восточная Африка) — известный португальский тренер и футбольный специалист. Завоевал известность в 1989 и 1991 годах, когда сделал чемпионом мира среди игроков не старше 20 лет сборную Португалии, руководя тогда многообещающим «золотым» поколением португальских игроков, среди которых, в числе прочих, были Луиш Фигу и Руи Кошта. Он присоединился к тренерской команде Федерации футбола Португалии в 1984 году как помощник тренера сборной команды младших категорий Хосе Агустино, хотя его работа с кантерой началась раньше. С 1982 по 1984 год разрабатывал разные программы для развития футбола в своей стране, а также предложения для создания Futbol 5 (пятилетние футболисты) и женского футбола. Ныне — главный тренер сборной Ирана.

Тренерская карьера

Первый тренерский опыт

В 1991 году после того как он стал тренером-чемпионом мира сборной команды Португалии (до 21 года), он был назначен тренером главной национальной команды и ему была поставлена задача — вывести Португалию в финальную стадию Чемпионата Мира, который проходил в США. Его подопечные не смогли преодолеть стадию квалификации, и Кейрош был уволен. Он начал свои странствования, которые его привели на должность тренера национальной сборной Арабских Эмиратов, а после — Южной Африки, в которую он пришёл, чтобы вывести команду в финальную часть Чемпионата Мира 2002 года. Несомненно, внутренние проблемы, существовавшие в этой сборной, заставили его попрощаться с ней за несколько дней до того, как начался Чемпионат.

Клубная практика

На клубном уровне его опыт был очень разнообразным. В своей стране он возглавлял «Эшторил» и лиссабонский «Спортинг», после у него начался «американский» период на тренерской скамейке «Нью-Йорк/Нью-Джерси Метростарз», и заканчивал он в Японии, тренируя «Нагоя Грампус Эйт».

Приход в «Манчестер Юнайтед»

Он пришёл в английскую команду в июне 2002 года по приглашению Алекса Фергюсона. Опыт работы этого тренера убедил Фергюсона предоставить ему неограниченные полномочия в руководстве тренировками Кина, ван Нистелроя, Бекхэма и компании. В июне 2002 года Кейрош принял предложение сэра Алекса Фергюсона и стал помощником шотландца в «Манчестер Юнайтед». Удачный сезон, принесший красным дьяволам восьмой титул чемпионов Премьер-лиги, принёс португальцу необычайную известность.

Мадридский провал

Летом 2003 года мадридский «Реал» сделал предложение Кейрошу, от которого трудно было отказаться, и к сезону 2003/04 испанский клуб уже знакомился с новым наставником команды. Однако Кейрошу не удалось справиться с давлением, которое оказывала на него испанская общественность, и с тем звездным составом «Реала», результатом чего стал провальный для мадридцев сезон и увольнение португальского наставника.

Возвращение на «Олд Траффорд»

Тем не менее Кейрошу не пришлось сидеть без дела в поисках новой должности — практически сразу после отставки сэр Алекс Фергюсон предоставил ему второй шанс, пригласив на прежнюю работу ассистента главного тренера. Через неделю Кейрош снова приехал на «Олд Траффорд».

Новая работа со сборными

Летом 2008 года Карлуш Кейрош принял предложение Футбольной федерации Португалии и возглавил сборную Португалии. Но после неудачного выступления команды — домашнего поражения и трёх ничейных результатов подряд — Футбольная федерация Португалии расторгла контракт с Карлушем. Вслед за увольнением из сборной, согласно пресс-службе «Манчестер Юнайтед», Карлуш Кейрош планировал вновь вернуться на «Олд Траффорд» и занять пост помощника главного тренера «Манчестер Юнайтед».

В мае 2010 года Кейрош во время тренировочного сезона перед чемпионатом мира нанёс оскорбления представителям антидопинговых служб, помешав им выполнять свои обязанности, за что был дисквалифицирован Португальской футбольной федерацией на месяц. После проведения дополнительного расследования, в августе 2010 года Карлуш Кейрош был дисквалифицирован на 6 месяцев. 9 сентября 2010 года был уволен с поста главного тренера сборной Португалии. 4 апреля 2011 года назначен на пост главного тренера сборной Ирана. Контракт подписан на 3,5 года. На Кубке Азии 2015 Иран проиграл в четвертьфинале Ираку (3:3, по пен. 6:7). 2 апреля 2015 года после поражения от Швеции в товарищеском матче (1:3) Кейруш объявил об уходе из сборной Ирана. Однако 26 апреля было объявлено, что он продолжит работу со сборной Ирана.

Ссылки

• [www.fifa.com/worldcup/teams/team=43963/coach.html Профиль] на FIFA.com ([web.archive.org/web/20100616014523/www.fifa.com/worldcup/teams/team=43963/coach.html архивная копия от 16.06.2010]) (англ.)

Отрывок, характеризующий Кейрош, Карлуш

В воздухе, на солнце, было тепло, и тепло это с крепительной свежестью утреннего заморозка, еще чувствовавшегося в воздухе, было особенно приятно.
На всем, и на дальних и на ближних предметах, лежал тот волшебно хрустальный блеск, который бывает только в эту пору осени. Вдалеке виднелись Воробьевы горы, с деревнею, церковью и большим белым домом. И оголенные деревья, и песок, и камни, и крыши домов, и зеленый шпиль церкви, и углы дальнего белого дома – все это неестественно отчетливо, тончайшими линиями вырезалось в прозрачном воздухе. Вблизи виднелись знакомые развалины полуобгорелого барского дома, занимаемого французами, с темно зелеными еще кустами сирени, росшими по ограде. И даже этот разваленный и загаженный дом, отталкивающий своим безобразием в пасмурную погоду, теперь, в ярком, неподвижном блеске, казался чем то успокоительно прекрасным.
Французский капрал, по домашнему расстегнутый, в колпаке, с коротенькой трубкой в зубах, вышел из за угла балагана и, дружески подмигнув, подошел к Пьеру.
– Quel soleil, hein, monsieur Kiril? (так звали Пьера все французы). On dirait le printemps. [Каково солнце, а, господин Кирил? Точно весна.] – И капрал прислонился к двери и предложил Пьеру трубку, несмотря на то, что всегда он ее предлагал и всегда Пьер отказывался.
– Si l'on marchait par un temps comme celui la… [В такую бы погоду в поход идти…] – начал он.
Пьер расспросил его, что слышно о выступлении, и капрал рассказал, что почти все войска выступают и что нынче должен быть приказ и о пленных. В балагане, в котором был Пьер, один из солдат, Соколов, был при смерти болен, и Пьер сказал капралу, что надо распорядиться этим солдатом. Капрал сказал, что Пьер может быть спокоен, что на это есть подвижной и постоянный госпитали, и что о больных будет распоряжение, и что вообще все, что только может случиться, все предвидено начальством.
– Et puis, monsieur Kiril, vous n'avez qu'a dire un mot au capitaine, vous savez. Oh, c'est un… qui n'oublie jamais rien. Dites au capitaine quand il fera sa tournee, il fera tout pour vous… [И потом, господин Кирил, вам стоит сказать слово капитану, вы знаете… Это такой… ничего не забывает. Скажите капитану, когда он будет делать обход; он все для вас сделает…]
Капитан, про которого говорил капрал, почасту и подолгу беседовал с Пьером и оказывал ему всякого рода снисхождения.
– Vois tu, St. Thomas, qu'il me disait l'autre jour: Kiril c'est un homme qui a de l'instruction, qui parle francais; c'est un seigneur russe, qui a eu des malheurs, mais c'est un homme. Et il s'y entend le… S'il demande quelque chose, qu'il me dise, il n'y a pas de refus. Quand on a fait ses etudes, voyez vous, on aime l'instruction et les gens comme il faut. C'est pour vous, que je dis cela, monsieur Kiril. Dans l'affaire de l'autre jour si ce n'etait grace a vous, ca aurait fini mal. [Вот, клянусь святым Фомою, он мне говорил однажды: Кирил – это человек образованный, говорит по французски; это русский барин, с которым случилось несчастие, но он человек. Он знает толк… Если ему что нужно, отказа нет. Когда учился кой чему, то любишь просвещение и людей благовоспитанных. Это я про вас говорю, господин Кирил. Намедни, если бы не вы, то худо бы кончилось.]
И, поболтав еще несколько времени, капрал ушел. (Дело, случившееся намедни, о котором упоминал капрал, была драка между пленными и французами, в которой Пьеру удалось усмирить своих товарищей.) Несколько человек пленных слушали разговор Пьера с капралом и тотчас же стали спрашивать, что он сказал. В то время как Пьер рассказывал своим товарищам то, что капрал сказал о выступлении, к двери балагана подошел худощавый, желтый и оборванный французский солдат. Быстрым и робким движением приподняв пальцы ко лбу в знак поклона, он обратился к Пьеру и спросил его, в этом ли балагане солдат Platoche, которому он отдал шить рубаху.
С неделю тому назад французы получили сапожный товар и полотно и роздали шить сапоги и рубахи пленным солдатам.
– Готово, готово, соколик! – сказал Каратаев, выходя с аккуратно сложенной рубахой.
Каратаев, по случаю тепла и для удобства работы, был в одних портках и в черной, как земля, продранной рубашке. Волоса его, как это делают мастеровые, были обвязаны мочалочкой, и круглое лицо его казалось еще круглее и миловиднее.
– Уговорец – делу родной братец. Как сказал к пятнице, так и сделал, – говорил Платон, улыбаясь и развертывая сшитую им рубашку.
Француз беспокойно оглянулся и, как будто преодолев сомнение, быстро скинул мундир и надел рубаху. Под мундиром на французе не было рубахи, а на голое, желтое, худое тело был надет длинный, засаленный, шелковый с цветочками жилет. Француз, видимо, боялся, чтобы пленные, смотревшие на него, не засмеялись, и поспешно сунул голову в рубашку. Никто из пленных не сказал ни слова.
– Вишь, в самый раз, – приговаривал Платон, обдергивая рубаху. Француз, просунув голову и руки, не поднимая глаз, оглядывал на себе рубашку и рассматривал шов.
– Что ж, соколик, ведь это не швальня, и струмента настоящего нет; а сказано: без снасти и вша не убьешь, – говорил Платон, кругло улыбаясь и, видимо, сам радуясь на свою работу.
– C'est bien, c'est bien, merci, mais vous devez avoir de la toile de reste? [Хорошо, хорошо, спасибо, а полотно где, что осталось?] – сказал француз.
– Она еще ладнее будет, как ты на тело то наденешь, – говорил Каратаев, продолжая радоваться на свое произведение. – Вот и хорошо и приятно будет.
– Merci, merci, mon vieux, le reste?.. – повторил француз, улыбаясь, и, достав ассигнацию, дал Каратаеву, – mais le reste… [Спасибо, спасибо, любезный, а остаток то где?.. Остаток то давай.]
Пьер видел, что Платон не хотел понимать того, что говорил француз, и, не вмешиваясь, смотрел на них. Каратаев поблагодарил за деньги и продолжал любоваться своею работой. Француз настаивал на остатках и попросил Пьера перевести то, что он говорил.
– На что же ему остатки то? – сказал Каратаев. – Нам подверточки то важные бы вышли. Ну, да бог с ним. – И Каратаев с вдруг изменившимся, грустным лицом достал из за пазухи сверточек обрезков и, не глядя на него, подал французу. – Эхма! – проговорил Каратаев и пошел назад. Француз поглядел на полотно, задумался, взглянул вопросительно на Пьера, и как будто взгляд Пьера что то сказал ему.
– Platoche, dites donc, Platoche, – вдруг покраснев, крикнул француз пискливым голосом. – Gardez pour vous, [Платош, а Платош. Возьми себе.] – сказал он, подавая обрезки, повернулся и ушел.
– Вот поди ты, – сказал Каратаев, покачивая головой. – Говорят, нехристи, а тоже душа есть. То то старички говаривали: потная рука торовата, сухая неподатлива. Сам голый, а вот отдал же. – Каратаев, задумчиво улыбаясь и глядя на обрезки, помолчал несколько времени. – А подверточки, дружок, важнеющие выдут, – сказал он и вернулся в балаган.


Прошло четыре недели с тех пор, как Пьер был в плену. Несмотря на то, что французы предлагали перевести его из солдатского балагана в офицерский, он остался в том балагане, в который поступил с первого дня.
В разоренной и сожженной Москве Пьер испытал почти крайние пределы лишений, которые может переносить человек; но, благодаря своему сильному сложению и здоровью, которого он не сознавал до сих пор, и в особенности благодаря тому, что эти лишения подходили так незаметно, что нельзя было сказать, когда они начались, он переносил не только легко, но и радостно свое положение. И именно в это то самое время он получил то спокойствие и довольство собой, к которым он тщетно стремился прежде. Он долго в своей жизни искал с разных сторон этого успокоения, согласия с самим собою, того, что так поразило его в солдатах в Бородинском сражении, – он искал этого в филантропии, в масонстве, в рассеянии светской жизни, в вине, в геройском подвиге самопожертвования, в романтической любви к Наташе; он искал этого путем мысли, и все эти искания и попытки все обманули его. И он, сам не думая о том, получил это успокоение и это согласие с самим собою только через ужас смерти, через лишения и через то, что он понял в Каратаеве. Те страшные минуты, которые он пережил во время казни, как будто смыли навсегда из его воображения и воспоминания тревожные мысли и чувства, прежде казавшиеся ему важными. Ему не приходило и мысли ни о России, ни о войне, ни о политике, ни о Наполеоне. Ему очевидно было, что все это не касалось его, что он не призван был и потому не мог судить обо всем этом. «России да лету – союзу нету», – повторял он слова Каратаева, и эти слова странно успокоивали его. Ему казалось теперь непонятным и даже смешным его намерение убить Наполеона и его вычисления о кабалистическом числе и звере Апокалипсиса. Озлобление его против жены и тревога о том, чтобы не было посрамлено его имя, теперь казались ему не только ничтожны, но забавны. Что ему было за дело до того, что эта женщина вела там где то ту жизнь, которая ей нравилась? Кому, в особенности ему, какое дело было до того, что узнают или не узнают, что имя их пленного было граф Безухов?