Кейта, Мадейра

Мамаду Мадейра Кейта Mamadou Madeira Keita<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Министр внутренних дел Суданской республики
24 ноября 1958 — 22 сентября 1960
Предшественник:	пост учреждён
Преемник:	пост упразднён
Министр внутренних дел Мали
22 сентября 1960 — 17 сентября 1962
Предшественник:	пост учреждён
Преемник:	Усман Ба
Министр национальной обороны и безопасности Мали
22 сентября 1960 — 20 января 1961
Министр юстиции, социальных проблем и труда Мали
17 сентября 1966 — 19 ноября 1968
Член Национального комитета защиты революции Мали
2 марта 1966 — 19 ноября 1968
Рождение:	11 января 1917(1917-01-11) Курунинкото, Кати, Французский Судан
Смерть:	21 декабря 1997(1997-12-21) (80 лет) Мали
Партия:	Демократическая партия Гвинеи, Суданский союз
Образование:	колледж Уильям Понти (Дакар, Сенегал)
Профессия:	учитель

Мамаду Мадейра Кейта (фр. Mamadou Madeira Keita, 11 января 1917, Курунинкото, Кати, Французский Судан — 21 декабря 1997, Мали) — политический деятель Гвинеи, генеральный секретарь Демократической партии Гвинеи в 1947 — 1952 годах, а также политический и государственный деятель Мали, министр внутренних дел Мали в 1959 — 1962 годах.

Биография

Мадейра Кейта родился 11 января 1917 года в Курунинкото (фр. Kourouninkoto) близ Кита (Французский Судан). В 1931 году окончил региональную начальную школу в Кита, затем вышеначальную школу «Terrasson de Fougères» (ныне лицей «Askia Mohamed») в Бамако, а в 1935 году поступил в колледж «Уильям Понти» в Дакаре, где получил профессию учителя.

Политическая карьера в колониях Франции

Мадейра Кейта начал карьеру архивариусом-библиотекарем, в декабре 1937 — июне 1938 года работал в аппарате правительства Французской Западной Африки в Дакаре, а затем, в июне — октябре 1938 года, в аппарате правительства колонии Французская Гвинея в Конакри. Осенью 1938 года, как достигший совершеннолетия, Мамаду Кейта был призван в армию Франции и определён в Полк сенегальских стрелков (фр. Régiment des Tirailleurs Sénégalais (RTS)). Получил звание старшего сержанта и патент командира пехотного взвода. В 1940 году, после поражения Франции был демобилизован и в ноябре того же года вернулся на службу в колониальную администрацию, заняв должность чиновника в Далабе (Гвинея). В апреле-сентябре 1942 года Мадейра Кейта работал архивариусом при правительстве колонии в Конакри, затем, до декабря 1943 года занимал должность библиотекаря-архивариуса в гвинейском городе Курусса. При этом июне 1942 года он принял участие в конкурсе по вопросам общественных работ и горнодобывающей промышленности Французского института Чёрной Африки (ИФАН) и стал региональным директором по гуманитарным исследованиям (истории, социологии и этнографии). В 1944 году Мадейра Кейта основал и возглавил гвинейский центр ИФАН. В том же году он стал участником одной из групп по изучению проблем коммунизма, созданный Французской коммунистической партией. В 1946 году вместе с Ф. Мамаду Туре основал Прогрессивную партию Гвинеи. Один из основателей Африканского демократического объединения (АДО) и глава Гвинейской секции АДО. В 1947 году Кейта стал одним из основателей и генеральным секретарем Демократической партии Гвинеи. В этот период опубликовал ряд работ по вопросам африканского единства и считался одним из идеологов панафриканизма. В 1952 году оставил этот пост под давлением колониальной администрации и ДПГ перешла под контроль гвинейских профсоюзных активистов во главе с Ахмедом Секу Туре. Утверждали, что Мадейра Кейта за свою политическую деятельность был арестован и выслан из Гвинеи, однако по официальной версии в ноябре 1952 года он, как лояльный сотрудник, был переведён из Гвинеи директором службы ИФАН в Дагомею.

Карьера в Мали. Министр внутренних дел

В июле 1955 года Мадейра Кейта покинул Дагомею и в 1956 году продолжил службу во Французском Судане, заняв пост директора департамента ИФАН. Там он вступил в партию Суданский союз - Африканское демократическое объединение, возглавлявшуюся Модибо Кейтой и был избран членом Национального политбюро партии. В связи с ростом политической карьеры Мадейра Кейта ушёл с поста директора департамента, стал сотрудником на временной основе, а 21 мая 1957 года окончательно ушёл со службы. Он был назначен министром обороны Французского Судана, а в ноябре 1958 года был назначен Министром внутренних дел и информации в правительстве Суданской республики. В этом качестве некоторое время исполнял обязанности председателя Временного правительства автономии. Мадейра Кейта как министр внутренних дел проводил децентрализацию и реформу административно-территориального устройства автономии. При нём были образованы регионы, округа и районы, а также местные собрания. Был членом Исполнительного комитета Партии африканской федерации, которая должны была стать единой правящей партией для всех членов федерации, и одним из секретарей Исполкома ПАФ по пропаганде. Возглавлял делегацию Судана на переговорах с правительством Франции в Париже. Сохранил пост и после 20 июня 1960 года, когда Федерация Мали получила независимость. Как временный министр обороны приказал 5 сентября 1960 года спустить французский флаг над военными объектами и поднять флаг Мали. 22 сентября 1960 года, после распада Федерации Мали, Мадейра Кейта был назначен Министром внутренних дел, национальной обороны и безопасности Республики Мали.

20 января 1961 года после реорганизации правительства занял пост Министра внутренних дел и информации. Член Национального политбюро, секретарь партии Суданский союз.

Установление отношений с СССР

7 марта 1961 года Мадейра Кейта был направлен в Советский Союз во главе миссии дружбы и доброй воли. Делегация провела переговоры по экономическим вопросам, совершила поездку по стране, три дня провела в Узбекистане, интересуясь успехами в выращивании хлопка. 17 марта Мадейру Кейту и членов делегации принял заместитель Председателя Совета Министров СССР Анастас Микоян. Визит делегации Мадейры Кейты в СССР положил начало активному сотрудничеству между двумя странами.

Один из лидеров Мали

17 сентября 1962 года пост министра внутренних дел Мали перешёл Усману Ба. В дальнейшем Кейта занимал посты министра юстиции, министра информации, министра труда и председателя Комитета социального и культурного руководства (фр. Comite de direction sociale et culturelle).

6 мая 1964 года Кейта подписал соглашение о свободном перемещении граждан между Мали и Камеруном.

Будучи ближайшим соратником президента Модибо Кейты Мадейра Кейта постоянно принимал участие в переговорах с иностранными делегациями, прибывающими в Мали, в том числе и с министром промышленности Кубы Эрнесто Че Геварой в 1965 году.

В 1966 году возглавлял делегацию партии Суданский союз на XXIII съезде КПСС, а в 1967 году — на праздновании 50-летия Октябрьской революции.

С 2 марта 1966 года — член Национального комитета защиты революции (фр. Comite national de defense de la revolution), ставшего в 1967 году высшим органом власти в Мали, с 17 сентября 1966 года — министр юстиции, социальных проблем и труда.

В мае 1968 года в качестве члена НКЗР и министра Мадейра Кейта выступил с лекцией по идеологическим вопросам в Высшем педагогическим училище в Бамако, после чего эта лекция была изложена в виде интервью и опубликована правительственной газетой «Эссор». Излагая официальную точку зрения, Кейта заявлял, что партия Суданский союз будет усиливать воспитание малийских масс, распространяя «пролетарскую идеологию», доказывал, что финансовые соглашения с Францией не противоречат партийной идеологии и предостерегал «некоторых товарищей» от неправильного понимания политики Суданского союза. Он говорил:

Я постарался в своей лекции дать им пищу для раздумий, убедить их в том, что надо предугадывать развитие событий в Мали и доверять нашей революции, особенно верить в нашу способность успешно использовать все возможности, чтобы в нынешней напряжённой ситуации страны вывести её к социалистической революции.

Конец пути

Мадейра Кейта лишился всех постов после переворота 19 ноября 1968 года, был арестован и 20 ноября вместе с Модибо Кейтой отправлен в тюрьму в Кидаль. После освобождения и введения в Мали многопартийности стал почётным президентом восстановленной партии Африканское демократическое объединение-Суданский союз и занимал этот пост до конца жизни.

Модибо Мадейра Кейта скончался 21 декабря 1997 года. Национальное собрание Мали почтило память Мадейры Кейты на специальном заседании, отметив его заслуги перед страной. Председатель Ассамблеи Али Нухум Диалло назвал Мадейру Кейту «великим государственным деятелем».

Сочинения

• Mamadou-Madeira Keita Le noir et le secret. (французский) // Études guinéennes. — 1947. — № 1.
• Keita M. Le parti unique en Afrique // Présence Africaine. — 1950. — Т. II, вып. XXX. — С. 169-193.

Награды

• Золотая медаль независимости высшей степени отличия (фр. Les médaillés d’or de l’indépendance) (посмертно).

Память

В августе 2011 года имя первого министра обороны Мали Мадейры Кейты было присвоено 33-му выпуску Общевойсковой военной школы в Куликоро, в которой проходили подготовку военнослужащие из Буркина-Фасо, Камеруна, Кот-д’Ивуара, Гвинеи, Нигера, Сенегала, Того и Мали.

Литература

• Мадейра Кейта. Люди и события // Новое время. — 1961. — № 12. — С. 21.
• Mohamadoun Baréma Bocoum. Les hommes politiques maliens et africains. — Paris: Editions L'Harmattan, 2010. — 310 с. — P. 205-208. — ISBN 978-2-298-12898-9.
• Documents diplomatiques Français: 1968-Tome II (1er juillet-31 Décembre) . Edited by Ministere Des Affaires Etrangeres. — Paris: P.I.E. Piter Lang, 2010.
• Odile Debbasch [www.persee.fr/web/revues/home/prescript/article/remmm_0035-1474_1966_num_2_1_930 La formation des partis uniques africains] // Revue de l'Occident musulman et de la Méditerranée. — 1966. — Вып. 2. — № 2. — С. pp. 51-94.

Ссылки

• [www.webguinee.net/bibliotheque/histoire/pdg/madeira_keita/index.html Mamadou Madeira Keita. Che Guevara, Madeira Keita, Amb. Carillo. Bamako 31 dec. 1964] (французский). WebGuinée. — Фотография: Мадейра Кейта и Эрнесто Че Гевара. 31 декабря 1964 года. Бамако. Проверено 24 января 2013. [www.webcitation.org/6E8TUDKMZ Архивировано из первоисточника 2 февраля 2013].

Отрывок, характеризующий Кейта, Мадейра

В дыму, оглушаемый беспрерывными выстрелами, заставлявшими его каждый раз вздрагивать, Тушин, не выпуская своей носогрелки, бегал от одного орудия к другому, то прицеливаясь, то считая заряды, то распоряжаясь переменой и перепряжкой убитых и раненых лошадей, и покрикивал своим слабым тоненьким, нерешительным голоском. Лицо его всё более и более оживлялось. Только когда убивали или ранили людей, он морщился и, отворачиваясь от убитого, сердито кричал на людей, как всегда, мешкавших поднять раненого или тело. Солдаты, большею частью красивые молодцы (как и всегда в батарейной роте, на две головы выше своего офицера и вдвое шире его), все, как дети в затруднительном положении, смотрели на своего командира, и то выражение, которое было на его лице, неизменно отражалось на их лицах.
Вследствие этого страшного гула, шума, потребности внимания и деятельности Тушин не испытывал ни малейшего неприятного чувства страха, и мысль, что его могут убить или больно ранить, не приходила ему в голову. Напротив, ему становилось всё веселее и веселее. Ему казалось, что уже очень давно, едва ли не вчера, была та минута, когда он увидел неприятеля и сделал первый выстрел, и что клочок поля, на котором он стоял, был ему давно знакомым, родственным местом. Несмотря на то, что он всё помнил, всё соображал, всё делал, что мог делать самый лучший офицер в его положении, он находился в состоянии, похожем на лихорадочный бред или на состояние пьяного человека.
Из за оглушающих со всех сторон звуков своих орудий, из за свиста и ударов снарядов неприятелей, из за вида вспотевшей, раскрасневшейся, торопящейся около орудий прислуги, из за вида крови людей и лошадей, из за вида дымков неприятеля на той стороне (после которых всякий раз прилетало ядро и било в землю, в человека, в орудие или в лошадь), из за вида этих предметов у него в голове установился свой фантастический мир, который составлял его наслаждение в эту минуту. Неприятельские пушки в его воображении были не пушки, а трубки, из которых редкими клубами выпускал дым невидимый курильщик.
– Вишь, пыхнул опять, – проговорил Тушин шопотом про себя, в то время как с горы выскакивал клуб дыма и влево полосой относился ветром, – теперь мячик жди – отсылать назад.
– Что прикажете, ваше благородие? – спросил фейерверкер, близко стоявший около него и слышавший, что он бормотал что то.
– Ничего, гранату… – отвечал он.
«Ну ка, наша Матвевна», говорил он про себя. Матвевной представлялась в его воображении большая крайняя, старинного литья пушка. Муравьями представлялись ему французы около своих орудий. Красавец и пьяница первый номер второго орудия в его мире был дядя ; Тушин чаще других смотрел на него и радовался на каждое его движение. Звук то замиравшей, то опять усиливавшейся ружейной перестрелки под горою представлялся ему чьим то дыханием. Он прислушивался к затиханью и разгоранью этих звуков.
– Ишь, задышала опять, задышала, – говорил он про себя.
Сам он представлялся себе огромного роста, мощным мужчиной, который обеими руками швыряет французам ядра.
– Ну, Матвевна, матушка, не выдавай! – говорил он, отходя от орудия, как над его головой раздался чуждый, незнакомый голос:
– Капитан Тушин! Капитан!
Тушин испуганно оглянулся. Это был тот штаб офицер, который выгнал его из Грунта. Он запыхавшимся голосом кричал ему:
– Что вы, с ума сошли. Вам два раза приказано отступать, а вы…
«Ну, за что они меня?…» думал про себя Тушин, со страхом глядя на начальника.
– Я… ничего… – проговорил он, приставляя два пальца к козырьку. – Я…
Но полковник не договорил всего, что хотел. Близко пролетевшее ядро заставило его, нырнув, согнуться на лошади. Он замолк и только что хотел сказать еще что то, как еще ядро остановило его. Он поворотил лошадь и поскакал прочь.
– Отступать! Все отступать! – прокричал он издалека. Солдаты засмеялись. Через минуту приехал адъютант с тем же приказанием.
Это был князь Андрей. Первое, что он увидел, выезжая на то пространство, которое занимали пушки Тушина, была отпряженная лошадь с перебитою ногой, которая ржала около запряженных лошадей. Из ноги ее, как из ключа, лилась кровь. Между передками лежало несколько убитых. Одно ядро за другим пролетало над ним, в то время как он подъезжал, и он почувствовал, как нервическая дрожь пробежала по его спине. Но одна мысль о том, что он боится, снова подняла его. «Я не могу бояться», подумал он и медленно слез с лошади между орудиями. Он передал приказание и не уехал с батареи. Он решил, что при себе снимет орудия с позиции и отведет их. Вместе с Тушиным, шагая через тела и под страшным огнем французов, он занялся уборкой орудий.
– А то приезжало сейчас начальство, так скорее драло, – сказал фейерверкер князю Андрею, – не так, как ваше благородие.
Князь Андрей ничего не говорил с Тушиным. Они оба были и так заняты, что, казалось, и не видали друг друга. Когда, надев уцелевшие из четырех два орудия на передки, они двинулись под гору (одна разбитая пушка и единорог были оставлены), князь Андрей подъехал к Тушину.
– Ну, до свидания, – сказал князь Андрей, протягивая руку Тушину.
– До свидания, голубчик, – сказал Тушин, – милая душа! прощайте, голубчик, – сказал Тушин со слезами, которые неизвестно почему вдруг выступили ему на глаза.


Ветер стих, черные тучи низко нависли над местом сражения, сливаясь на горизонте с пороховым дымом. Становилось темно, и тем яснее обозначалось в двух местах зарево пожаров. Канонада стала слабее, но трескотня ружей сзади и справа слышалась еще чаще и ближе. Как только Тушин с своими орудиями, объезжая и наезжая на раненых, вышел из под огня и спустился в овраг, его встретило начальство и адъютанты, в числе которых были и штаб офицер и Жерков, два раза посланный и ни разу не доехавший до батареи Тушина. Все они, перебивая один другого, отдавали и передавали приказания, как и куда итти, и делали ему упреки и замечания. Тушин ничем не распоряжался и молча, боясь говорить, потому что при каждом слове он готов был, сам не зная отчего, заплакать, ехал сзади на своей артиллерийской кляче. Хотя раненых велено было бросать, много из них тащилось за войсками и просилось на орудия. Тот самый молодцоватый пехотный офицер, который перед сражением выскочил из шалаша Тушина, был, с пулей в животе, положен на лафет Матвевны. Под горой бледный гусарский юнкер, одною рукой поддерживая другую, подошел к Тушину и попросился сесть.
– Капитан, ради Бога, я контужен в руку, – сказал он робко. – Ради Бога, я не могу итти. Ради Бога!
Видно было, что юнкер этот уже не раз просился где нибудь сесть и везде получал отказы. Он просил нерешительным и жалким голосом.
– Прикажите посадить, ради Бога.
– Посадите, посадите, – сказал Тушин. – Подложи шинель, ты, дядя, – обратился он к своему любимому солдату. – А где офицер раненый?
– Сложили, кончился, – ответил кто то.
– Посадите. Садитесь, милый, садитесь. Подстели шинель, Антонов.
Юнкер был Ростов. Он держал одною рукой другую, был бледен, и нижняя челюсть тряслась от лихорадочной дрожи. Его посадили на Матвевну, на то самое орудие, с которого сложили мертвого офицера. На подложенной шинели была кровь, в которой запачкались рейтузы и руки Ростова.
– Что, вы ранены, голубчик? – сказал Тушин, подходя к орудию, на котором сидел Ростов.
– Нет, контужен.
– Отчего же кровь то на станине? – спросил Тушин.
– Это офицер, ваше благородие, окровянил, – отвечал солдат артиллерист, обтирая кровь рукавом шинели и как будто извиняясь за нечистоту, в которой находилось орудие.
Насилу, с помощью пехоты, вывезли орудия в гору, и достигши деревни Гунтерсдорф, остановились. Стало уже так темно, что в десяти шагах нельзя было различить мундиров солдат, и перестрелка стала стихать. Вдруг близко с правой стороны послышались опять крики и пальба. От выстрелов уже блестело в темноте. Это была последняя атака французов, на которую отвечали солдаты, засевшие в дома деревни. Опять всё бросилось из деревни, но орудия Тушина не могли двинуться, и артиллеристы, Тушин и юнкер, молча переглядывались, ожидая своей участи. Перестрелка стала стихать, и из боковой улицы высыпали оживленные говором солдаты.
– Цел, Петров? – спрашивал один.
– Задали, брат, жару. Теперь не сунутся, – говорил другой.
– Ничего не видать. Как они в своих то зажарили! Не видать; темь, братцы. Нет ли напиться?
Французы последний раз были отбиты. И опять, в совершенном мраке, орудия Тушина, как рамой окруженные гудевшею пехотой, двинулись куда то вперед.
В темноте как будто текла невидимая, мрачная река, всё в одном направлении, гудя шопотом, говором и звуками копыт и колес. В общем гуле из за всех других звуков яснее всех были стоны и голоса раненых во мраке ночи. Их стоны, казалось, наполняли собой весь этот мрак, окружавший войска. Их стоны и мрак этой ночи – это было одно и то же. Через несколько времени в движущейся толпе произошло волнение. Кто то проехал со свитой на белой лошади и что то сказал, проезжая. Что сказал? Куда теперь? Стоять, что ль? Благодарил, что ли? – послышались жадные расспросы со всех сторон, и вся движущаяся масса стала напирать сама на себя (видно, передние остановились), и пронесся слух, что велено остановиться. Все остановились, как шли, на середине грязной дороги.
Засветились огни, и слышнее стал говор. Капитан Тушин, распорядившись по роте, послал одного из солдат отыскивать перевязочный пункт или лекаря для юнкера и сел у огня, разложенного на дороге солдатами. Ростов перетащился тоже к огню. Лихорадочная дрожь от боли, холода и сырости трясла всё его тело. Сон непреодолимо клонил его, но он не мог заснуть от мучительной боли в нывшей и не находившей положения руке. Он то закрывал глаза, то взглядывал на огонь, казавшийся ему горячо красным, то на сутуловатую слабую фигуру Тушина, по турецки сидевшего подле него. Большие добрые и умные глаза Тушина с сочувствием и состраданием устремлялись на него. Он видел, что Тушин всею душой хотел и ничем не мог помочь ему.
Со всех сторон слышны были шаги и говор проходивших, проезжавших и кругом размещавшейся пехоты. Звуки голосов, шагов и переставляемых в грязи лошадиных копыт, ближний и дальний треск дров сливались в один колеблющийся гул.
Теперь уже не текла, как прежде, во мраке невидимая река, а будто после бури укладывалось и трепетало мрачное море. Ростов бессмысленно смотрел и слушал, что происходило перед ним и вокруг него. Пехотный солдат подошел к костру, присел на корточки, всунул руки в огонь и отвернул лицо.
– Ничего, ваше благородие? – сказал он, вопросительно обращаясь к Тушину. – Вот отбился от роты, ваше благородие; сам не знаю, где. Беда!
Вместе с солдатом подошел к костру пехотный офицер с подвязанной щекой и, обращаясь к Тушину, просил приказать подвинуть крошечку орудия, чтобы провезти повозку. За ротным командиром набежали на костер два солдата. Они отчаянно ругались и дрались, выдергивая друг у друга какой то сапог.
– Как же, ты поднял! Ишь, ловок, – кричал один хриплым голосом.
Потом подошел худой, бледный солдат с шеей, обвязанной окровавленною подверткой, и сердитым голосом требовал воды у артиллеристов.
– Что ж, умирать, что ли, как собаке? – говорил он.
Тушин велел дать ему воды. Потом подбежал веселый солдат, прося огоньку в пехоту.
– Огоньку горяченького в пехоту! Счастливо оставаться, землячки, благодарим за огонек, мы назад с процентой отдадим, – говорил он, унося куда то в темноту краснеющуюся головешку.
За этим солдатом четыре солдата, неся что то тяжелое на шинели, прошли мимо костра. Один из них споткнулся.
– Ишь, черти, на дороге дрова положили, – проворчал он.
– Кончился, что ж его носить? – сказал один из них.
– Ну, вас!
И они скрылись во мраке с своею ношей.
– Что? болит? – спросил Тушин шопотом у Ростова.
– Болит.
– Ваше благородие, к генералу. Здесь в избе стоят, – сказал фейерверкер, подходя к Тушину.
– Сейчас, голубчик.
Тушин встал и, застегивая шинель и оправляясь, отошел от костра…
Недалеко от костра артиллеристов, в приготовленной для него избе, сидел князь Багратион за обедом, разговаривая с некоторыми начальниками частей, собравшимися у него. Тут был старичок с полузакрытыми глазами, жадно обгладывавший баранью кость, и двадцатидвухлетний безупречный генерал, раскрасневшийся от рюмки водки и обеда, и штаб офицер с именным перстнем, и Жерков, беспокойно оглядывавший всех, и князь Андрей, бледный, с поджатыми губами и лихорадочно блестящими глазами.
В избе стояло прислоненное в углу взятое французское знамя, и аудитор с наивным лицом щупал ткань знамени и, недоумевая, покачивал головой, может быть оттого, что его и в самом деле интересовал вид знамени, а может быть, и оттого, что ему тяжело было голодному смотреть на обед, за которым ему не достало прибора. В соседней избе находился взятый в плен драгунами французский полковник. Около него толпились, рассматривая его, наши офицеры. Князь Багратион благодарил отдельных начальников и расспрашивал о подробностях дела и о потерях. Полковой командир, представлявшийся под Браунау, докладывал князю, что, как только началось дело, он отступил из леса, собрал дроворубов и, пропустив их мимо себя, с двумя баталионами ударил в штыки и опрокинул французов.
– Как я увидал, ваше сиятельство, что первый батальон расстроен, я стал на дороге и думаю: «пропущу этих и встречу батальным огнем»; так и сделал.
Полковому командиру так хотелось сделать это, так он жалел, что не успел этого сделать, что ему казалось, что всё это точно было. Даже, может быть, и в самом деле было? Разве можно было разобрать в этой путанице, что было и чего не было?