Кейт, Джеймс

Джеймс Фрэнсис Эдвард Кейт
англ. James Francis Edward Keith
Дата рождения	11 июня 1696(1696-06-11)
Место рождения	Питерхед
Дата смерти	14 октября 1758(1758-10-14) (62 года)
Место смерти	Хохкирх, Саксония
Принадлежность	Великобритания Великобритания Испания Испания Россия Россия Пруссия Пруссия
Звание	Генерал-аншеф (Россия) Генерал-фельдмаршал (Пруссия)
Командовал	наместник в Малороссии (1738—1741), комендант Ревеля (1744—1747), губернатор Берлина (1749—1758)
Сражения/войны	Якобитские восстания (1715—1716) и (1719), Англо-испанская война (1727—1729), Война за польское наследство, Русско-турецкая война (1735—1739), Русско-шведская война (1741—1743), Семилетняя война
Награды и премии
Связи	брат Джорджа Кейта

Дже́ймс Фрэ́нсис Э́двард Ке́йт (англ. James Francis Edward Keith), также известный как Я́коб фон Ке́йт (нем. Jakob von Keith) и как Я́ков Ви́лимович Ке́йт (Ке́йтс); 11 июня 1696, Питерхед, Шотландия — 14 октября 1758, Хохкирх, Саксония) — шотландский дворянин, генерал-аншеф на русской военной службе, прусский генерал-фельдмаршал (1747).

Традиционно считается основателем русского масонства. Значится в масонских записях 1732—1734 годов в качестве мастера петербургской ложи. В начальный период Семилетней войны — один из наиболее близких советников Фридриха II; пал в сражении при Хохкирхе.

Биография

Отпрыск знатного шотландского рода, традиционно тесно связанного со Стюартами; глава рода носил титул графа Кинтора. Участвовал вместе со старшим братом Джорджем в восстаниях якобитов в 1715 и 1719 годах в Шотландии. После подавления восстаний, лишившись титулов и поместий, был вынужден покинуть Шотландию. Вместе с братом бежал во Францию. Здесь встречался с Петром I, который приглашал его поступить на русскую службу, но Кейт отказался, не желая сражаться против Карла XII, который внушал ему большое уважение своею личностью.

Поступил на службу в Испанию с чином капитана. Был ранен во время осады Сеуты марокканцами. С 1722 по 1725 год жил в Париже и занимался науками. Возвратившись в Испанию, он получил чин полковника, но как протестант не мог получить командование полком. В 1727 году, во время войны с Англией, участвовал в осаде Гибралтара.

На службе России

Герцог де Лирия, хорошо знавший Кейта, находясь при русском дворе, выхлопотал в феврале 1728 года принятие Кейта в русскую службу с чином генерал-майора. До 1747 года он находился на русской службе.

В 1734 году успешно действовал с самостоятельным отрядом в Польше против приверженцев Станислава Лещинского. В 1735 году он был ближайшим помощником генерал-аншефа Ласси, во время похода 20-тысячного русского корпуса на помощь императору Карлу VI.

Под началом Миниха и Ласси принимал участие в войнах с турками и шведами, отличился под Очаковым и при Вильманштранде. В 1737 году получил чин генерал-аншефа. Наряду с Ласси руководил русскими войсками в войне со шведами. В 1741 году отличился, заняв Аландские острова. 7 декабря 1742 года награждён орденами Андрея Первозванного и Александра Невского.

После Абоского мир был назначен начальником корпуса войск, отправленного Елизаветой Петровной в Стокгольм, для помощи шведам против Дании. 30 ноября 1743 года он прибыл в шведскую столицу с Ростовским и Казанским полками. Здесь он пробыл до лета 1744 года, причём с конца 1743 года заведовал и дипломатическими сношениями.

С 1738 по 1741 годы — наместник в Малороссии, с 1740 года исполнял обязанности гетмана. С 1744 года — комендант Ревеля.

В 1747 году вышел в отставку, поводом для которой послужила якобы обида на русское правительство, отказавшее во въезде в Россию его брату Джорджу. Отпущен под честное слово, что не будет воевать против России.

Известно мнение о нём генерала В. А. Нащокина:

Кейт по справедливости был человеком наполнен чести и весьма из учтивости скромный. Несчастие с ним произошло, когда он непристойные выговоры получал от Военной коллегии, в которой тогда главным членом был генерал Апраксин, не великой ему приятель; особливо, имея довольно друзей, несколько его уничтожал: большая тому страсть была, что перед ним Кейт был старший. Он был храбр без горячности; правосуден с разумным рассмотрением, учтив и любим подчиненными. Исправляя должность гетмана он, своим правосудием и различным распорядком, заслужил преданность к себе малороссийского народа. Он жизнь препровождал нескупо, но всегда с умеренностью, и весьма был несребролюбивым…

— Военный энциклопедический лексикон. Часть Седьмая. СПб, 1743

Прусский фельдмаршал

В том же году поступает на прусскую службу, в Пруссии примерно в это же время оказывается и его брат. 18 сентября 1747 года Фридрих Великий, который разделял масонские идеалы и самолично руководил национальной ложей, произвёл его в прусские фельдмаршалы, а два года спустя назначил губернатором Берлина. Кроме того, Кейт стал членом Прусской академии наук. В октябре 1749 года награждён орденом Чёрного орла.

Фридрих высоко ценил Кейта, считая его одним из лучших своих военачальников. С началом Семилетней войны Кейт отличился во время окружения саксонской армии в лагере под Пирной и в битве при Лобозице. Возглавил прусский отряд, вторгнувшийся в Богемию. Руководил осадой Праги и позднее Ольмюца. Участвовал в сражении при Росбахе.

Летом 1758 года получил отпуск для поправки здоровья, осенью вернулся в армию. Кейт был одним из тех, кто настоятельно указывал Фридриху на неудачный выбор места для лагеря в Хохкирхе. 14 октября в битве при Хохкирхе Кейт был смертельно ранен двумя пулями и умер на поле боя. Похоронен со всеми воинскими почестями австрийцами, заботу о похоронах взял на себя сам Франц Мориц Ласси, лично знавший Кейта по России как лучшего друга своего отца.

Судьба останков

Спустя полгода после битвы останки Кейта были перевезены в Потсдам и перезахоронены в прусском пантеоне гарнизонной церкви Потсдама. В 1873 году гроб Кейта был открыт в присутствии известного немецкого художника Адольфа фон Менцеля. Обнаружилось, что тело фельдмаршала прекрасно сохранилось благодаря естественной мумификации. Менцель выполнил зарисовки мумии Кейта с натуры.

Гарнизонная церковь сгорела в 1945 году во время бомбардировки. Руины её были по постановлению правительства Вальтера Ульбрихта взорваны в 1968 году. Но ещё задолго до этого в 1949 году останки приблизительно 200 персон, среди них и фельдмаршала Кейта, похороненных в церкви, были перезахоронены в братской могиле, известной под названием Гарнизонная могила.

Источники

• Кейт, Джемс (Яков) // Русский биографический словарь : в 25 томах. — СПб.—М., 1896—1918.
• Allgemeine Deutsche Biographie, Band 15 [mdz.bib-bvb.de/digbib/lexika/adb/images/adb015/@ebt-link?target=idmatch(entityref,adb0150555) на сайте Баварской Государственной библиотеки]
• Карл Август Фарнхаген фон Энзе. Жизнь фельдмаршала Якоба Кейта. (Varnhagen von Ense, Karl August: Leben des Feldmarschalls Jakob Keith, Verlag von Duncker und Humblot, Berlin 1844), [books.google.de/books?id=T4TDL40thGEC&pg=PA181&dq=hadik&lr=&as_brr=1#PPP7,M1 электронная версия]

Отрывок, характеризующий Кейт, Джеймс

– Ты куда положил, Ростов?
– Под нижнюю подушку.
– Да нету.
Денисов скинул обе подушки на пол. Кошелька не было.
– Вот чудо то!
– Постой, ты не уронил ли? – сказал Ростов, по одной поднимая подушки и вытрясая их.
Он скинул и отряхнул одеяло. Кошелька не было.
– Уж не забыл ли я? Нет, я еще подумал, что ты точно клад под голову кладешь, – сказал Ростов. – Я тут положил кошелек. Где он? – обратился он к Лаврушке.
– Я не входил. Где положили, там и должен быть.
– Да нет…
– Вы всё так, бросите куда, да и забудете. В карманах то посмотрите.
– Нет, коли бы я не подумал про клад, – сказал Ростов, – а то я помню, что положил.
Лаврушка перерыл всю постель, заглянул под нее, под стол, перерыл всю комнату и остановился посреди комнаты. Денисов молча следил за движениями Лаврушки и, когда Лаврушка удивленно развел руками, говоря, что нигде нет, он оглянулся на Ростова.
– Г'остов, ты не школьнич…
Ростов почувствовал на себе взгляд Денисова, поднял глаза и в то же мгновение опустил их. Вся кровь его, бывшая запертою где то ниже горла, хлынула ему в лицо и глаза. Он не мог перевести дыхание.
– И в комнате то никого не было, окромя поручика да вас самих. Тут где нибудь, – сказал Лаврушка.
– Ну, ты, чог'това кукла, повог`ачивайся, ищи, – вдруг закричал Денисов, побагровев и с угрожающим жестом бросаясь на лакея. – Чтоб был кошелек, а то запог'ю. Всех запог'ю!
Ростов, обходя взглядом Денисова, стал застегивать куртку, подстегнул саблю и надел фуражку.
– Я тебе говог'ю, чтоб был кошелек, – кричал Денисов, тряся за плечи денщика и толкая его об стену.
– Денисов, оставь его; я знаю кто взял, – сказал Ростов, подходя к двери и не поднимая глаз.
Денисов остановился, подумал и, видимо поняв то, на что намекал Ростов, схватил его за руку.
– Вздог'! – закричал он так, что жилы, как веревки, надулись у него на шее и лбу. – Я тебе говог'ю, ты с ума сошел, я этого не позволю. Кошелек здесь; спущу шкуг`у с этого мег`завца, и будет здесь.
– Я знаю, кто взял, – повторил Ростов дрожащим голосом и пошел к двери.
– А я тебе говог'ю, не смей этого делать, – закричал Денисов, бросаясь к юнкеру, чтоб удержать его.
Но Ростов вырвал свою руку и с такою злобой, как будто Денисов был величайший враг его, прямо и твердо устремил на него глаза.
– Ты понимаешь ли, что говоришь? – сказал он дрожащим голосом, – кроме меня никого не было в комнате. Стало быть, ежели не то, так…
Он не мог договорить и выбежал из комнаты.
– Ах, чог'т с тобой и со всеми, – были последние слова, которые слышал Ростов.
Ростов пришел на квартиру Телянина.
– Барина дома нет, в штаб уехали, – сказал ему денщик Телянина. – Или что случилось? – прибавил денщик, удивляясь на расстроенное лицо юнкера.
– Нет, ничего.
– Немного не застали, – сказал денщик.
Штаб находился в трех верстах от Зальценека. Ростов, не заходя домой, взял лошадь и поехал в штаб. В деревне, занимаемой штабом, был трактир, посещаемый офицерами. Ростов приехал в трактир; у крыльца он увидал лошадь Телянина.
Во второй комнате трактира сидел поручик за блюдом сосисок и бутылкою вина.
– А, и вы заехали, юноша, – сказал он, улыбаясь и высоко поднимая брови.
– Да, – сказал Ростов, как будто выговорить это слово стоило большого труда, и сел за соседний стол.
Оба молчали; в комнате сидели два немца и один русский офицер. Все молчали, и слышались звуки ножей о тарелки и чавканье поручика. Когда Телянин кончил завтрак, он вынул из кармана двойной кошелек, изогнутыми кверху маленькими белыми пальцами раздвинул кольца, достал золотой и, приподняв брови, отдал деньги слуге.
– Пожалуйста, поскорее, – сказал он.
Золотой был новый. Ростов встал и подошел к Телянину.
– Позвольте посмотреть мне кошелек, – сказал он тихим, чуть слышным голосом.
С бегающими глазами, но всё поднятыми бровями Телянин подал кошелек.
– Да, хорошенький кошелек… Да… да… – сказал он и вдруг побледнел. – Посмотрите, юноша, – прибавил он.
Ростов взял в руки кошелек и посмотрел и на него, и на деньги, которые были в нем, и на Телянина. Поручик оглядывался кругом, по своей привычке и, казалось, вдруг стал очень весел.
– Коли будем в Вене, всё там оставлю, а теперь и девать некуда в этих дрянных городишках, – сказал он. – Ну, давайте, юноша, я пойду.
Ростов молчал.
– А вы что ж? тоже позавтракать? Порядочно кормят, – продолжал Телянин. – Давайте же.
Он протянул руку и взялся за кошелек. Ростов выпустил его. Телянин взял кошелек и стал опускать его в карман рейтуз, и брови его небрежно поднялись, а рот слегка раскрылся, как будто он говорил: «да, да, кладу в карман свой кошелек, и это очень просто, и никому до этого дела нет».
– Ну, что, юноша? – сказал он, вздохнув и из под приподнятых бровей взглянув в глаза Ростова. Какой то свет глаз с быстротою электрической искры перебежал из глаз Телянина в глаза Ростова и обратно, обратно и обратно, всё в одно мгновение.
– Подите сюда, – проговорил Ростов, хватая Телянина за руку. Он почти притащил его к окну. – Это деньги Денисова, вы их взяли… – прошептал он ему над ухом.
– Что?… Что?… Как вы смеете? Что?… – проговорил Телянин.
Но эти слова звучали жалобным, отчаянным криком и мольбой о прощении. Как только Ростов услыхал этот звук голоса, с души его свалился огромный камень сомнения. Он почувствовал радость и в то же мгновение ему стало жалко несчастного, стоявшего перед ним человека; но надо было до конца довести начатое дело.
– Здесь люди Бог знает что могут подумать, – бормотал Телянин, схватывая фуражку и направляясь в небольшую пустую комнату, – надо объясниться…
– Я это знаю, и я это докажу, – сказал Ростов.
– Я…
Испуганное, бледное лицо Телянина начало дрожать всеми мускулами; глаза всё так же бегали, но где то внизу, не поднимаясь до лица Ростова, и послышались всхлипыванья.
– Граф!… не губите молодого человека… вот эти несчастные деньги, возьмите их… – Он бросил их на стол. – У меня отец старик, мать!…
Ростов взял деньги, избегая взгляда Телянина, и, не говоря ни слова, пошел из комнаты. Но у двери он остановился и вернулся назад. – Боже мой, – сказал он со слезами на глазах, – как вы могли это сделать?
– Граф, – сказал Телянин, приближаясь к юнкеру.
– Не трогайте меня, – проговорил Ростов, отстраняясь. – Ежели вам нужда, возьмите эти деньги. – Он швырнул ему кошелек и выбежал из трактира.


Вечером того же дня на квартире Денисова шел оживленный разговор офицеров эскадрона.
– А я говорю вам, Ростов, что вам надо извиниться перед полковым командиром, – говорил, обращаясь к пунцово красному, взволнованному Ростову, высокий штаб ротмистр, с седеющими волосами, огромными усами и крупными чертами морщинистого лица.
Штаб ротмистр Кирстен был два раза разжалован в солдаты зa дела чести и два раза выслуживался.
– Я никому не позволю себе говорить, что я лгу! – вскрикнул Ростов. – Он сказал мне, что я лгу, а я сказал ему, что он лжет. Так с тем и останется. На дежурство может меня назначать хоть каждый день и под арест сажать, а извиняться меня никто не заставит, потому что ежели он, как полковой командир, считает недостойным себя дать мне удовлетворение, так…
– Да вы постойте, батюшка; вы послушайте меня, – перебил штаб ротмистр своим басистым голосом, спокойно разглаживая свои длинные усы. – Вы при других офицерах говорите полковому командиру, что офицер украл…
– Я не виноват, что разговор зашел при других офицерах. Может быть, не надо было говорить при них, да я не дипломат. Я затем в гусары и пошел, думал, что здесь не нужно тонкостей, а он мне говорит, что я лгу… так пусть даст мне удовлетворение…
– Это всё хорошо, никто не думает, что вы трус, да не в том дело. Спросите у Денисова, похоже это на что нибудь, чтобы юнкер требовал удовлетворения у полкового командира?
Денисов, закусив ус, с мрачным видом слушал разговор, видимо не желая вступаться в него. На вопрос штаб ротмистра он отрицательно покачал головой.
– Вы при офицерах говорите полковому командиру про эту пакость, – продолжал штаб ротмистр. – Богданыч (Богданычем называли полкового командира) вас осадил.
– Не осадил, а сказал, что я неправду говорю.
– Ну да, и вы наговорили ему глупостей, и надо извиниться.
– Ни за что! – крикнул Ростов.
– Не думал я этого от вас, – серьезно и строго сказал штаб ротмистр. – Вы не хотите извиниться, а вы, батюшка, не только перед ним, а перед всем полком, перед всеми нами, вы кругом виноваты. А вот как: кабы вы подумали да посоветовались, как обойтись с этим делом, а то вы прямо, да при офицерах, и бухнули. Что теперь делать полковому командиру? Надо отдать под суд офицера и замарать весь полк? Из за одного негодяя весь полк осрамить? Так, что ли, по вашему? А по нашему, не так. И Богданыч молодец, он вам сказал, что вы неправду говорите. Неприятно, да что делать, батюшка, сами наскочили. А теперь, как дело хотят замять, так вы из за фанаберии какой то не хотите извиниться, а хотите всё рассказать. Вам обидно, что вы подежурите, да что вам извиниться перед старым и честным офицером! Какой бы там ни был Богданыч, а всё честный и храбрый, старый полковник, так вам обидно; а замарать полк вам ничего? – Голос штаб ротмистра начинал дрожать. – Вы, батюшка, в полку без году неделя; нынче здесь, завтра перешли куда в адъютантики; вам наплевать, что говорить будут: «между павлоградскими офицерами воры!» А нам не всё равно. Так, что ли, Денисов? Не всё равно?