Кей-Кавус II

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

‘Изз ад-дунйа ва д-дин Кей-Кавус II (Кей-Каус; (тур. II. İzzeddin Keykavus; 1234/1235 — 1279/1280) — конийский султан (1245—1256, 1257—1261)[1].





Ранние годы

Изз ад-Дин Кей-Кавус был старшим сыном конийского султана Гийас ад-Дина Кей-Хосрова II; его матерью была наложница султана, дочь греческого священника. Наследником Кей-Хосрова, согласно его завещанию, должен был стать его младший сын Ала ад-Дин Кей-Кубад, от грузинской принцессы Тамар (Гюрджи-хатун), дочери царицы Русудан. Но после смерти Кей-Хосрова (1245/1246) могущественный визирь Шамс ад-Дин Исфахани выступил в поддержку Кей-Кавуса, женился на его матери, казнил нескольких несогласных эмиров и сосредоточил в своих руках власть. П. И. Жаворонков, ссылаясь на сведения Киракоса Гандзакеци, утверждает, что Кей-Кавус взошёл на престол, опираясь на родство с никейским императором и его помощь[2].

Однако визирь не смог предотвратить действий Рукн ад-Дина Кылыч-Арслана, среднего брата, который в сопровождении нескольких эмиров отправился в Каракорум, столицу Монгольской империи, надеясь что каан отдаст правление ему. Сельджуки присутствовали на великом курултае 1246 года, где кааном был избран Гуюк. Кылыч-Арслан получил от нового хана ярлык на правление. Гуюк, в ответ на жалобу эмиров, приказал выдать визиря Шамс ад-Дина родственникам убитых им вельмож. По возвращении Кылыч-Арслана в Малую Азию он был признан султаном, а Шамс ад-Дин Исфахани предан смерти (1249).

Триумвират

К этому времени стало известно о смерти каана Гуюка. Поскольку новый хан не был избран, сельджукские эмиры договорились, что все три сына Кей-Хосрова II должны царствовать совместно: в 647—655 гг. х./1249-1257 гг. н. э. на монетах чеканятся три имени. Но в 1254 году Кылыч-Арслан был признан в Кайсери единственным султаном; в городе чеканились монеты только с его именем. Переговоры не дали результата, и в конце 1254 — начале 1255 г. между Кей-Хосровом и Кылыч-Арсланом началась борьба за единоличную власть. Первый опирался на греков, второй — на монголов. Кылыч-Арслан потерпел поражение и был заключён в крепость Буруглу.

Монгольский наместник Байджу-нойон вторгся в пределы султаната под тем предлогом, что Кей-Кавус задержал выплату дани. Султан при поддержке туркменских племён выступил навстречу монголам и 14 октября 1256 года[1] два войска встретились близ Аксарая. Кей-Кавус, в войске которого сражался греческий отряд под командой будущего византийского императора Михаила Палеолога, потерпел поражение и бежал к своему союзнику Феодору II Ласкарю. Рукн ад-Дин Кылыч-Арслан IV обрёл свободу и вновь был признан султаном. Кей-Кавус прибыл к никейскому императору в Сарды в начале января 1257 года. Феодор дал Кей-Кавусу отряд в 400 всадников в обмен на Лаодикею и Хоны с двумя крепостями. Узнав, что монгольские войска отступили, Кей-Кавус вернулся в Конью, в то время как Кылыч-Арслан пребывал в Кайсери.

Вслед за тем Кей-Кавус и Кылыч-Арслан отправились к Тебризу, в ставку Хулагу, предводителя монгольского поход на Ближнем Востоке, (согласно Рашид ад-Дину, это произошло в августе 1258 года, по Абу-ль-Фиде, — в 657 г. х. = 28 декабря 1258 —18 декабря 1259 гг. н. э.). Хулагу был крайне недоволен выступлением Кей-Кавуса против Байджу-нойона, но, по просьбе Докуз-хатун, простил его.[3] Оба брата приняли участие в кампании Хулагу в северной Сирии и вернулись в Рум, когда Хулагу отступил на восток. Затем, заподозрив Кей-Кавуса в тайных сношениях с мамлюками, Хулагу приказал Кылыч-Арслану двинуться с войсками против брата. При поддержке монгольских сил Кылыч-Арслан вытеснил Кей-Кавуса из его столицы Коньи, и тот был вынужден бежать сначала в Анталью, а затем — в Константинополь, ко двору Михаила Палеолога.

Жизнь в Византии и Орде

Осенью 1261 года (или зимой 1260[4]) Михаил VIII и Хулагу подписали секретный договор о дружбе, одним из пунктов которого было содержание при византийском дворе Кей-Кавуса под домашним арестом.[5] В 1265 году состоялся совместный монгольско-болгарский поход на Византию. Золотоордынский правитель Берке намеревался освободить из заключения Кей-Кавуса II, о чём просил брат последнего Рукн ад-Дин Кылыч-Арслан IV. Союзные войска не стали атаковать Константинополь, а направились к городку Энос, находившемуся в устье Марицы, на берегу Эгейского моря, куда под предлогом встречи с императором незадолго до того перебрался Кей-Кавус. Освободив султана и захватив в плен множество жителей Фракии, ордынцы вернулись в кыпчакские степи. Кей-Кавус был милостиво принят Берке и прожил в Орде остаток жизни, получив во владение земли в Крыму.

Напишите отзыв о статье "Кей-Кавус II"

Примечания

  1. ↑ 1 2 [books.google.ru/books?id=YWec0i621ekC&lpg=PA29&dq=Kaykaus%20II&pg=PA29#v=onepage&q=Kaykaus%20II&f=false Olga Apanovich. Institutions of Empire]
  2. ↑ Жаворонков П. И. [www.vremennik.biz/BB%2039%20(1978) Никейская империя и Восток: (Взаимоотношения с Иконийским султанатом, татаро-монголами и Киликийской Арменией в 40–50-е годы XIII в.)] // Византийский временник. — 1978. — № 39. — С. 95.
  3. ↑ [www.vostlit.info/Texts/rus16/Rasidaddin_4/frametext2.html Рашид ад-Дин]
  4. ↑ D. M. Nicol. The Latin Empire
  5. ↑ Amitai-Preiss R. [www.google.com/books?lr=&hl=ru&id=dIaFbxD64nUC&q=%22fall+of+1261%22#v=snippet&q=%22fall%20of%201261%22&f=false Mongols and Mamluks: the Mamluk-Īlkhānid War, 1260-1281]. — Cambridge University Press, 1995. — P. 92. — ISBN 0 521 46226 6.

Библиография

Источники

  • Никифор Григора. Римская история / Перевод под ред. П. Шалфеева. — СПб., 1862. — Т. 1: (1204—1341).
  • Георгий Пахимер. [history.vuzlib.net/book_o113_page_6.html История о Михаиле и Андронике Палеологах]. — СПб., 1862. — Т. 1: Царствование Михаила Палеолога (1255—1282).
  • Рашид ад-Дин. [zhurnal.lib.ru/k/konstantin_p/t2.shtml Сборник летописей] / Пер. с персидского Ю. П. Верховского, редакция проф. И. П. Петрушевского. — М., Л.: Издательство Академии Наук СССР, 1960. — Т. 2.
  • Рашид ад-Дин. [www.vostlit.info/Texts/rus16/Rasidaddin_4/frametext2.html Сборник летописей]. — М., Л.: Издательство Академии Наук СССР, 1946. — Т. 3. — С. 48.

Литература

  • Гордлевский В. А. Государство Сельджукидов Малой Азии / Ответственный редактор акад. И. Ю. Крачковский. — М., Л.: Издательство Академии Наук СССР, 1941. — 200 с. — 3000 экз.
  • Еремеев Д. Е., Мейер М. С. Государство Сельджукидов Малой Азии в первой половине XIII века // [turkey-info.ru/history/seldjuks/ История Турции в средние века и новое время: Учебное пособие]. — М.: Изд-во МГУ, 1992. — 248 с. — ISBN 5-211-02201-7.
  • Жаворонков П. И. [www.vremennik.biz/BB%2039%20(1978) Никейская империя и Восток: (Взаимоотношения с Иконийским султанатом, татаро-монголами и Киликийской Арменией в 40–50-е годы XIII в.)] // Византийский временник. — 1978. — № 39. — С. 93—101.
  • [books.google.com/books?id=UZU3AAAAIAAJ&lpg=PA557&hl=fr&pg=PA637#v=onepage&q&f=false E.J. Brill's first encyclopaedia of Islam, 1913-1936]. — Leiden: Brill, 1987. — Vol. 7. — P. 637. — ISBN 90 04 08265 4.

Ссылки

Генеалогия

  • Charles Cawley. [fmg.ac/Projects/MedLands/TURKS.htm#_Toc179089967 Seldjukid Sultans of Rum] (англ.). Foundation for Medieval Genealogy. Проверено 25 ноября 2009.

Монеты Кей-Кавуса II

  • Mehmet Eti. [mehmeteti.150m.com/seljuqsofrum/kaykausIIfirst.htm Izz ad-Din Kay-Ka'us II first reign (1246-1249 AD, 644-647 AH)] (англ.). Anatolian Coins. Проверено 25 ноября 2009.
  • Mehmet Eti. [mehmeteti.150m.com/seljuqsofrum/kaykausIIsecond.htm Izz ad-Din Kay-Ka'us II second reign (1257-1262 AD, 655-660 AH).] (англ.). Anatolian Coins. Проверено 25 ноября 2009.
  • Mehmet Eti. [mehmeteti.150m.com/seljuqsofrum/threebrothers.htm Three brothers] (англ.). Anatolian Coins. Проверено 25 ноября 2009.
</table></td></tr></table>

Отрывок, характеризующий Кей-Кавус II

Такова судьба не великих людей, не grand homme, которых не признает русский ум, а судьба тех редких, всегда одиноких людей, которые, постигая волю провидения, подчиняют ей свою личную волю. Ненависть и презрение толпы наказывают этих людей за прозрение высших законов.
Для русских историков – странно и страшно сказать – Наполеон – это ничтожнейшее орудие истории – никогда и нигде, даже в изгнании, не выказавший человеческого достоинства, – Наполеон есть предмет восхищения и восторга; он grand. Кутузов же, тот человек, который от начала и до конца своей деятельности в 1812 году, от Бородина и до Вильны, ни разу ни одним действием, ни словом не изменяя себе, являет необычайный s истории пример самоотвержения и сознания в настоящем будущего значения события, – Кутузов представляется им чем то неопределенным и жалким, и, говоря о Кутузове и 12 м годе, им всегда как будто немножко стыдно.
А между тем трудно себе представить историческое лицо, деятельность которого так неизменно постоянно была бы направлена к одной и той же цели. Трудно вообразить себе цель, более достойную и более совпадающую с волею всего народа. Еще труднее найти другой пример в истории, где бы цель, которую поставило себе историческое лицо, была бы так совершенно достигнута, как та цель, к достижению которой была направлена вся деятельность Кутузова в 1812 году.
Кутузов никогда не говорил о сорока веках, которые смотрят с пирамид, о жертвах, которые он приносит отечеству, о том, что он намерен совершить или совершил: он вообще ничего не говорил о себе, не играл никакой роли, казался всегда самым простым и обыкновенным человеком и говорил самые простые и обыкновенные вещи. Он писал письма своим дочерям и m me Stael, читал романы, любил общество красивых женщин, шутил с генералами, офицерами и солдатами и никогда не противоречил тем людям, которые хотели ему что нибудь доказывать. Когда граф Растопчин на Яузском мосту подскакал к Кутузову с личными упреками о том, кто виноват в погибели Москвы, и сказал: «Как же вы обещали не оставлять Москвы, не дав сраженья?» – Кутузов отвечал: «Я и не оставлю Москвы без сражения», несмотря на то, что Москва была уже оставлена. Когда приехавший к нему от государя Аракчеев сказал, что надо бы Ермолова назначить начальником артиллерии, Кутузов отвечал: «Да, я и сам только что говорил это», – хотя он за минуту говорил совсем другое. Какое дело было ему, одному понимавшему тогда весь громадный смысл события, среди бестолковой толпы, окружавшей его, какое ему дело было до того, к себе или к нему отнесет граф Растопчин бедствие столицы? Еще менее могло занимать его то, кого назначат начальником артиллерии.
Не только в этих случаях, но беспрестанно этот старый человек дошедший опытом жизни до убеждения в том, что мысли и слова, служащие им выражением, не суть двигатели людей, говорил слова совершенно бессмысленные – первые, которые ему приходили в голову.
Но этот самый человек, так пренебрегавший своими словами, ни разу во всю свою деятельность не сказал ни одного слова, которое было бы не согласно с той единственной целью, к достижению которой он шел во время всей войны. Очевидно, невольно, с тяжелой уверенностью, что не поймут его, он неоднократно в самых разнообразных обстоятельствах высказывал свою мысль. Начиная от Бородинского сражения, с которого начался его разлад с окружающими, он один говорил, что Бородинское сражение есть победа, и повторял это и изустно, и в рапортах, и донесениях до самой своей смерти. Он один сказал, что потеря Москвы не есть потеря России. Он в ответ Лористону на предложение о мире отвечал, что мира не может быть, потому что такова воля народа; он один во время отступления французов говорил, что все наши маневры не нужны, что все сделается само собой лучше, чем мы того желаем, что неприятелю надо дать золотой мост, что ни Тарутинское, ни Вяземское, ни Красненское сражения не нужны, что с чем нибудь надо прийти на границу, что за десять французов он не отдаст одного русского.
И он один, этот придворный человек, как нам изображают его, человек, который лжет Аракчееву с целью угодить государю, – он один, этот придворный человек, в Вильне, тем заслуживая немилость государя, говорит, что дальнейшая война за границей вредна и бесполезна.
Но одни слова не доказали бы, что он тогда понимал значение события. Действия его – все без малейшего отступления, все были направлены к одной и той же цели, выражающейся в трех действиях: 1) напрячь все свои силы для столкновения с французами, 2) победить их и 3) изгнать из России, облегчая, насколько возможно, бедствия народа и войска.
Он, тот медлитель Кутузов, которого девиз есть терпение и время, враг решительных действий, он дает Бородинское сражение, облекая приготовления к нему в беспримерную торжественность. Он, тот Кутузов, который в Аустерлицком сражении, прежде начала его, говорит, что оно будет проиграно, в Бородине, несмотря на уверения генералов о том, что сражение проиграно, несмотря на неслыханный в истории пример того, что после выигранного сражения войско должно отступать, он один, в противность всем, до самой смерти утверждает, что Бородинское сражение – победа. Он один во все время отступления настаивает на том, чтобы не давать сражений, которые теперь бесполезны, не начинать новой войны и не переходить границ России.
Теперь понять значение события, если только не прилагать к деятельности масс целей, которые были в голове десятка людей, легко, так как все событие с его последствиями лежит перед нами.
Но каким образом тогда этот старый человек, один, в противность мнения всех, мог угадать, так верно угадал тогда значение народного смысла события, что ни разу во всю свою деятельность не изменил ему?
Источник этой необычайной силы прозрения в смысл совершающихся явлений лежал в том народном чувстве, которое он носил в себе во всей чистоте и силе его.
Только признание в нем этого чувства заставило народ такими странными путями из в немилости находящегося старика выбрать его против воли царя в представители народной войны. И только это чувство поставило его на ту высшую человеческую высоту, с которой он, главнокомандующий, направлял все свои силы не на то, чтоб убивать и истреблять людей, а на то, чтобы спасать и жалеть их.
Простая, скромная и потому истинно величественная фигура эта не могла улечься в ту лживую форму европейского героя, мнимо управляющего людьми, которую придумала история.
Для лакея не может быть великого человека, потому что у лакея свое понятие о величии.


5 ноября был первый день так называемого Красненского сражения. Перед вечером, когда уже после многих споров и ошибок генералов, зашедших не туда, куда надо; после рассылок адъютантов с противуприказаниями, когда уже стало ясно, что неприятель везде бежит и сражения не может быть и не будет, Кутузов выехал из Красного и поехал в Доброе, куда была переведена в нынешний день главная квартира.
День был ясный, морозный. Кутузов с огромной свитой недовольных им, шушукающихся за ним генералов, верхом на своей жирной белой лошадке ехал к Доброму. По всей дороге толпились, отогреваясь у костров, партии взятых нынешний день французских пленных (их взято было в этот день семь тысяч). Недалеко от Доброго огромная толпа оборванных, обвязанных и укутанных чем попало пленных гудела говором, стоя на дороге подле длинного ряда отпряженных французских орудий. При приближении главнокомандующего говор замолк, и все глаза уставились на Кутузова, который в своей белой с красным околышем шапке и ватной шинели, горбом сидевшей на его сутуловатых плечах, медленно подвигался по дороге. Один из генералов докладывал Кутузову, где взяты орудия и пленные.
Кутузов, казалось, чем то озабочен и не слышал слов генерала. Он недовольно щурился и внимательно и пристально вглядывался в те фигуры пленных, которые представляли особенно жалкий вид. Большая часть лиц французских солдат были изуродованы отмороженными носами и щеками, и почти у всех были красные, распухшие и гноившиеся глаза.


Источник — «http://wiki-org.ru/wiki/index.php?title=Кей-Кавус_II&oldid=76827586»

Навигация