Келли, Нэнси

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Нэнси Келли
Nancy Kelly

Студийная фотография 1940-х годов
Дата рождения:

25 марта 1921(1921-03-25)

Место рождения:

Лоуэлл, Массачусетс, США

Дата смерти:

2 января 1995(1995-01-02) (73 года)

Место смерти:

Лос-Анджелес, США

Профессия:

актриса

Карьера:

1926—1977

Нэнси Келли (англ. Nancy Kelly, 25 марта 1921 — 2 января 1995) — американская актриса, номинантка премии «Оскар» в 1956 году.





Биография

Карьера

Нэнси Келли родилась в городе Лоуэлл, штат Массачусетс. В кино она начала сниматься ещё в детском возрасте, за что в американской прессе её прозвали «самым коммерчески успешным ребёнком-актёром Америки». С 1933 по 1934 год она также работала на радио, где озвучивала Дороти Гэйл из «Волшебника страны Оз».

Её взрослые роли также были довольно успешны. Она дважды становилась обладательницей премии «Сары Сиддонс» за свою работу в театре Чикаго, а также премии «Тони» за свою роль в пьесе «Плохое потомство», киноверсия которой в 1956 году принесла ей номинацию на «Оскар». Актриса также снималась и в телевизионных телесериалах, включая «Час Альфреда Хичкока» в одном из эпизодов которого у неё была главная роль.

За свой вклад в киноиндустрию Нэнси Келли была удостоена именной звезды на Голливудской аллее славы.

Семья

Актриса была старшей сестрой американского актёра Джека Келли, к тому же у них было большое внешнее сходство. Карьера Нэнси Келли была более успешной, чем у её брата, который снимался в основном на телевидении.

Келли трижды была замужем. Её первым мужем был актёр Эдмонд О’Брайен (1941—1942), вторым Фред Джекман мл. (1946—1950), а третьим Уоррен Каро (1955—1968), от которого она родила дочь.

Нэнси Келли умерла в 1995 году от осложнений сахарного диабета. Она похоронена на кладбище «Мемориал Парк» в Вествуд-Виллидже, Лос-Анджелес.

Избранная фильмография

Награды

  • Тони 1955 — «Лучшая актриса второго плана в пьесе» («Плохое потомство»)

Напишите отзыв о статье "Келли, Нэнси"

Ссылки

Отрывок, характеризующий Келли, Нэнси

– Как же, связал одного такого то! – крикнул целовальник, отмахнувшись от набросившихся на него людей, и, сорвав с себя шапку, он бросил ее на землю. Как будто действие это имело какое то таинственно угрожающее значение, фабричные, обступившие целовальника, остановились в нерешительности.
– Порядок то я, брат, знаю очень прекрасно. Я до частного дойду. Ты думаешь, не дойду? Разбойничать то нонче никому не велят! – прокричал целовальник, поднимая шапку.
– И пойдем, ишь ты! И пойдем… ишь ты! – повторяли друг за другом целовальник и высокий малый, и оба вместе двинулись вперед по улице. Окровавленный кузнец шел рядом с ними. Фабричные и посторонний народ с говором и криком шли за ними.
У угла Маросейки, против большого с запертыми ставнями дома, на котором была вывеска сапожного мастера, стояли с унылыми лицами человек двадцать сапожников, худых, истомленных людей в халатах и оборванных чуйках.
– Он народ разочти как следует! – говорил худой мастеровой с жидкой бородйой и нахмуренными бровями. – А что ж, он нашу кровь сосал – да и квит. Он нас водил, водил – всю неделю. А теперь довел до последнего конца, а сам уехал.
Увидав народ и окровавленного человека, говоривший мастеровой замолчал, и все сапожники с поспешным любопытством присоединились к двигавшейся толпе.
– Куда идет народ то?
– Известно куда, к начальству идет.
– Что ж, али взаправду наша не взяла сила?
– А ты думал как! Гляди ко, что народ говорит.
Слышались вопросы и ответы. Целовальник, воспользовавшись увеличением толпы, отстал от народа и вернулся к своему кабаку.
Высокий малый, не замечая исчезновения своего врага целовальника, размахивая оголенной рукой, не переставал говорить, обращая тем на себя общее внимание. На него то преимущественно жался народ, предполагая от него получить разрешение занимавших всех вопросов.
– Он покажи порядок, закон покажи, на то начальство поставлено! Так ли я говорю, православные? – говорил высокий малый, чуть заметно улыбаясь.
– Он думает, и начальства нет? Разве без начальства можно? А то грабить то мало ли их.
– Что пустое говорить! – отзывалось в толпе. – Как же, так и бросят Москву то! Тебе на смех сказали, а ты и поверил. Мало ли войсков наших идет. Так его и пустили! На то начальство. Вон послушай, что народ то бает, – говорили, указывая на высокого малого.
У стены Китай города другая небольшая кучка людей окружала человека в фризовой шинели, держащего в руках бумагу.
– Указ, указ читают! Указ читают! – послышалось в толпе, и народ хлынул к чтецу.
Человек в фризовой шинели читал афишку от 31 го августа. Когда толпа окружила его, он как бы смутился, но на требование высокого малого, протеснившегося до него, он с легким дрожанием в голосе начал читать афишку сначала.
«Я завтра рано еду к светлейшему князю, – читал он (светлеющему! – торжественно, улыбаясь ртом и хмуря брови, повторил высокий малый), – чтобы с ним переговорить, действовать и помогать войскам истреблять злодеев; станем и мы из них дух… – продолжал чтец и остановился („Видал?“ – победоносно прокричал малый. – Он тебе всю дистанцию развяжет…»)… – искоренять и этих гостей к черту отправлять; я приеду назад к обеду, и примемся за дело, сделаем, доделаем и злодеев отделаем».