Кёльн
Город
 Против часовой стрелки, начиная с верхнего правого угла: Кёльнский собор, музей Рейнхольда Хоэста, мост Гогенцоллернов, Кранхауз, памятник Фридриху Вильгельму IV, музей шоколада
|
Кёльн (англ. Cologne, первоначальное название — лат. Colonia Claudia Ara Agrippinensium — «Колония Клавдия и алтарь агриппинцев». Сокращённо город называли Колония Агриппины, а к Средневековью осталось только «Колония», на местном простонародном языке — Кёльн.; германизированное — нем. Köln [kœln], рип. Kölle [ˈkœɫə]) — город в Федеративной Республике Германия, в земле Северный Рейн-Вестфалия. Город-миллионер Кёльн является четвёртым по населению и третьим по площади городом Германии, а также одним из крупнейших экономических и культурных центров страны. Кроме того, Кёльн — крупнейший центр 10-миллионной надагломерации Рейнско-Рурского региона и центр 2-миллионной моноцентрической агломерации. «Метрополия на Рейне», как часто называют Кёльн, — это один из старейших городов Германии, который играл значительную роль в истории Европы на протяжении всего своего существования, начиная с Римской эпохи. Кёльн знаменит своим главным храмом — Кёльнским собором, одним из главных католических храмов Германии.
Содержание
Географическое положение
Кёльн расположен на нижнем течении реки Рейн в Кёльнской бухте. На востоке от Кёльна находятся так называемое Нагорье (Bergisches Land) и гористая местность Зауэрланд; на западе — национальный парк Вилле; на юго-западе — возвышенность Эйфель; на юго-востоке Рейнские Сланцевые горы. Самая высокая точка на территории города — Кёнигсфорст — расположена на 118 метрах, а самая низкая (Воррингенский разлом) — на 37 м над уровнем моря. Географические координаты города — 50° 55' 60" сев. широты и 6° 57' 0" вост. долготы.
Население
Население Кёльна составляет 1 000 298[1] человек. У Кёльна есть несколько городов-спутников, расположенных непосредственно у городской черты, нередко границы с ними проходят прямо через улицы. Крупнейшие из таких городов — Дормаген, Леверкузен, Бергиш Гладбах, Тройсдорф, Хюрт, Брюль и Пульхайм. Население кёльнской агломерации составляет около 2,1 миллиона человек. Плотность населения в городской черте составляет 2393 человека на км².
Национальный состав
Национальный состав населения очень разнообразен: здесь проживают представители около 150 национальностей. Большинство составляют немцы — 82,6 %, остальные — переселенцы из других стран. Крупнейшими иммигрантскими диаспорами являются турецкая (6,6 % от населения), итальянская (2 %), народов бывшей Югославии (1,56 %) и стран СНГ (0,97 %).
Коренное население города говорит на одном из видов западносредненемецкого диалекта — на кёльше. Кёльш существенно отличается от литературного немецкого, хотя и не так сильно, как швабский или баварский диалекты: люди, хорошо знающие немецкую речь в основном поймут и кёльш. Особенность диалекта представляет, в частности, замена звука G на J, почти полное отсутствие звука R, «проглатывание» конечных звуков и слогов, а также многочисленные местные слова и выражения.
Религия
42,5 % населения являются членами Римско-католической церкви. 16 % относят себя к протестантам-евангелистам, остальные являются в основном атеистами или мусульманами. Действуют также 2 православные общины (одна из них — церковь святых Константина и Елены РПЦ МП) и 3 еврейские: [www.jgkoeln.de Jüdische Gemeinde Köln], Synagogen Gemeinde Köln, Jüdische Liberale Gemeinde «Gescher la massoret».
В Кёльне, как в городе толерантном, довольно широко распространены разнообразные неортодоксальные религиозные течения, как христианские (Свидетели Иеговы, Новоапостольская церковь), так и мусульманские и буддистские. Так, например, Кёльн до недавнего времени являлся центром радикальной исламской организации Милли Гёрюш.
Климат
Кёльн находится в зоне умеренного климата. В городе преобладают северо-западные ветры, часто случаются шквалистые порывы. В зимний период температура редко падает ниже 0 °C, заморозки случаются при перемещении холодных воздушных масс из Скандинавии и Восточной Европы. Лето в городе умеренно тёплое. Весна достаточно прохладная и затяжная, осенью бывают возвраты тепла вплоть до ноября. Среднегодовая сумма осадков составляет 839 мм.
| Климат Кёльна | |||||||||||||
|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
| Показатель | Янв. | Фев. | Март | Апр. | Май | Июнь | Июль | Авг. | Сен. | Окт. | Нояб. | Дек. | Год |
| Абсолютный максимум, °C | 16,2 | 20,7 | 25,3 | 30,8 | 32,4 | 36,8 | 37,2 | 38,3 | 32,2 | 27,6 | 20,2 | 16,7 | 38,8 |
| Средний максимум, °C | 5,4 | 6,7 | 10,9 | 15,2 | 19,4 | 22 | 24,5 | 24,1 | 19,9 | 15,1 | 9,5 | 5,9 | 14,9 |
| Средняя температура, °C | 2,5 | 2,9 | 6,3 | 9,7 | 14 | 16,6 | 18,8 | 18,1 | 14,5 | 10,6 | 6,2 | 3,3 | 10,3 |
| Средний минимум, °C | −0,5 | −0,6 | 2,1 | 4,3 | 8,3 | 11,1 | 13,4 | 12,8 | 9,9 | 6,9 | 3,2 | 0,5 | 6 |
| Абсолютный минимум, °C | −25 | −20 | −13,4 | −8,8 | −7,2 | −0,5 | 2,9 | 1,9 | −1,3 | −6,1 | −10,4 | −18 | −25 |
| Норма осадков, мм | 62 | 54 | 65 | 54 | 72 | 91 | 86 | 75 | 75 | 67 | 67 | 71 | 839 |
| Источник: [www.pogoda.ru.net/climate2/10513.htm Погода и Климат] | |||||||||||||
История
Римский период
История Кёльна уходит корнями в глубину веков. Ещё 5000 лет назад древние кельты имели здесь свои укрепления, как подтверждают археологические находки, в районе Линденталь.
Однако история Кёльна как постоянного поселения начинается в 38 г. до н. э. с основания Оппидум Убиорум. Это укреплённое поселение было основано Марком Випсанием Агриппой, полководцем императора Августа после переселения на левый берег Рейна дружественного римлянам германского племени убиев. Жившие здесь ранее эбуроны были разбиты войсками Гая Юлия Цезаря. В 15 г. н. э. в этом посёлке, окружённом дремучими германскими лесами, в семье полководца Германика рождается Агриппина, которая и считается матерью-основательницей города Кёльна. Став женой императора Клавдия и вместе с тем императрицей (а позже матерью императора Нерона), она склоняет мужа дать её родному городу статус колонии, официально ставящий его в ранг имперских городов и вводящий римское право. В 50 году н. э. Оппидум Убиорум получает этот статус и называется с тех пор Colonia Claudia Ara Agrippinensium (лат. Колония Клавдия и алтарь Агриппинцев). Сокращённо город называли Колония Агриппины, а к Средневековью осталось только «Колония», на местном простонародном языке — Кёльн.
С этого времени город начал стремительно развиваться. В 69 году в ходе смуты градоначальник Колонии Агриппины Вителлий провозглашает себя императором, но оказывается побеждён Веспасианом. И уже в 85 году город объявляется столицей провинции Нижняя Германия (Germania Inferior) — событие, предопределившее историческую судьбу Кёльна. В Колонии Агриппины появляются административные здания (преториум — дворец наместника), храмы (например, храм Юпитера), театр; из Рима переселяется управленческий аппарат, торговцы, жрецы, просто крестьяне, надеющиеся на благодатные почвы и менее высокие налоги. Через 100 лет город уже насчитывает 15 000 человек населения — и это в дикой Германии, при том, что на другом берегу Рейна уже начинались владения свободных германских племён. Позднее Кёльн становится центром стекольной промышленности, появляется монетный двор, за городскими стенами, которым будет суждено простоять ещё сотни лет, строятся шикарные виллы римской знати, удалившейся на покой в провинцию. В 310 году по указу императора Константина строится первый (и вплоть до XIX века единственный) мост через Рейн. К этому времени в Кёльне уже функционируют общины христиан и иудеев, после миланского эдикта епископ кёльнский Матерний принимает участие в Первом Вселенском Соборе.
Однако с конца IV века в Кёльне складывается неспокойная обстановка. Богатая колония становится жертвой набегов воинственных франков, а также солдатских бунтов. В это время у Кёльна принимает мученическую смерть его нынешняя патронесса святая Урсула и её 11 дев. Набеги аланов, вандалов и саксов были успешно отражены. Тем не менее в 454 году франки окончательно завоёвывают Кёльн и окрестности в битве при Цюльпихе. Кёльнский преториум становится резиденцией короля Хлодвига. Почти полутысячелетний римский период Кёльна с этим заканчивается.
Средневековый период
В 508 году после более чем полувекового господства рипуарских франков Кёльн отходит к королевству Меровингов. Позднее, в 795 году Карл Великий провозглашает Кёльн архиепископством, а своего друга Хильдебольда первым архиепископом. Архиепископство кёльнское включало в себя территории северо-западной Германии и Нидерландов. Этот высокий статус обусловил начало строительства первого кёльнского собора в романском стиле в 870 году. Однако в 881 году город постигает тяжёлое бедствие — нападение норманнов, которые опустошили Кёльн и его окрестности.
В середине X века император Отто Великий присваивает своему брату, архиепископу кёльнскому Бруно, титул герцога Лотарингского. В самом же Кёльне поселяется невестка Отто, византийская принцесса[4] Феофано (покоится в церкви св. Пантелеймона по сей день). К тому времени Кёльн уже начинает становиться одним из значительнейших городов средневековой Европы. Возводятся католические храмы, расцветает торговля. В 1164 году архиепископом кёльнским становится Райнальд фон Дассель, близкий друг Фридриха Барбароссы. Тот жалует ему титул Канцлера Италии и даёт добро на перенос в Кёльн из Милана мощей святых волхвов. Вскоре начинается строительство громадного готического собора (1248).
Постепенно растёт и самосознание горожан Кёльна. С XI века всё чаще происходят стычки между высшим духовенством и бюргерами. В решающей Битве при Воррингене в 1288 кёльнцы выступили на стороне герцога брабантского против своего архиепископа и одержали над ним окончательную победу. Кёльн стал свободным городом, хотя и оставался центром архиепископства. Ровно через 100 лет после этого знаменательного события основывается кёльнский университет. А в 1367 в Кёльне проходит заседание торгового союза немецких и голландских городов, на котором принимается решение об объявлении войны Дании. Это событие традиционно отождествляется с основанием Ганзы — величайшего торгового союза Средневековья. Город переживает экономический бум, период своего наивысшего расцвета. C XIII и по XVI век Кёльн — крупнейший город немецких территорий Священной Римской империи. Архиепископ кёльнский традиционно принадлежал к 7-ми курфюрстам обладающим правом выбора императора.
В 1396 году власть в городе переходит из рук патрициев к ремесленным гильдиям, на кёльше «гаффелям». Признавая значение города император теперь уже официально присваивает ему в 1475 году статус свободного имперского города (Freie Reichsstadt).
Средневековые укрепления Кёльна:- Koeln stadtmauer ulrepforte.jpg
- Severinstorburg Köln Chlodwigplatz.JPG
- Bayenturm Köln.JPG
- Köln eigelsteintorburg.jpg
- Koeln-Hahnentor.jpg
- NRW, Cologne - Gereonsmuhlegasse.jpg
- Bottmühle in Köln.JPG
Период независимости
В 1584 году в Кёльне открывается нунциат — официальное посольство папы римского. Ведь к тому времени католическая церковь присвоила городу титул «святой» (sanctum), который кроме Кёльна носят всего два города: Рим и Константинополь. Несмотря на это в связи с крахом Ганзы и изнурительной Нойсской войной экономическая ситуация в городе резко ухудшается. Прекращается даже строительство наполовину готового собора, и средневековый подъёмный кран на одной из башен становится символом города вплоть до XIX века.
С появлением инквизиции в Кёльне создаётся главный центр иезуитов в Германии. С 1529 года начинаются сожжения сначала протестантских проповедников, а потом и «ведьм», например Катарины Хенот. Со времён Средневековья популярны также еврейские погромы. Кроме иезуитов под Кёльном, в монастыре Альтенбергского собора, основываются бенедиктинцы, направляющие отсюда свою миссионерскую деятельность в восточную Европу и Америку.
В остальном данный период не отмечен в истории города крупными событиями. В тридцатилетней войне Кёльн оставался нейтральным, и потому шведская армия заняла в своё время только правобережные городки, которые сейчас являются районами Кёльна. На архиепископском престоле утвердилась династия Виттельсбахов, по совместительству правящая Баварией и Пфальцем; её представитель Клемент Август отстроил в Брюле под Кёльном свою великолепную резиденцию — дворцы Аугустусбург и Фалькенлуст.
Французский период
После Французской Революции начались многочисленные войны Франции со своими соседями, ратующими за возвращение монархического строя. Покорив нидерландские владения Габсбургов французская армия двинулась к Рейну и уже в 1794 г. стояла у ворот Кёльна. Чтобы избежать разрушений кёльнский бургомистр добровольно вручил ключи от города французам. Все территории до Рейна были включены в состав Франции, а Кёльн сделался провинциальным французским городом.
Отношение к завоевателям было двояким. С одной стороны французы закрыли университет, а также многие монастыри, разрушили в ходе перестройки многие исторические здания и церкви, повывозили в Париж многочисленные культурные ценности. С другой стороны кёльнцам импонировал либерализм Французской Республики, с воодушевлением было воспринято введение гражданского кодекса Наполеона. Последний посетил Кёльн в 1804 г. и был восторженно принят горожанами. Средневековый город получил в ходе перестройки современные бульвары и пассажи.
Ровно через 10 лет, в 1814 г. французы покинули город перед наступающими прусскими войсками. На Венском конгрессе Кёльн и весь Рейнланд отошёл к Королевству Пруссии.
Прусский период
К пруссакам жители Кёльна испытывали гораздо больше неприязни, чем к французамК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 3471 день]. Характерно, что как оккупация воспринималось именно консервативное, милитаристское прусское господство, а не период вхождения во Французскую Республику. Тем не менее именно при пруссаках Кёльн снова становится значимым городом, во многом благодаря началу индустриальной эпохи[5]. В 1832 году здесь проводят телеграфную линию, а в 1843 году открывается одна из первых железнодорожных веток Пруссии, «Кёльн — Ахен». Кроме того, в 1842 году возобновляется строительство кёльнского собора. К концу XIX века в предместьях Кёльна возникают многочисленные фабрики и заводы, что делает его после расширения территории одним из крупнейших индустриальных центров Германской империи. В частности с 1888 по 1910 год в состав Кёльна были включены общины Дойца, Калька, Фингста и Мюльхайма, прилегавшие к городским стенам. Перед Первой мировой войной население города превышало 600 000 человек.
С 1842 года в Кёльне редактором «Рейнской Газеты» становится Карл Маркс, главный теоретик коммунизма. В 1917 году, уже после начала Первой мировой, бургомистром Кёльна избирается Конрад Аденауэр.
Период Веймарской республики
После поражения Германии Кёльн на короткое время становится столицей самопровозглашённой Рейнской Республики. Затем, в 1919 г. он вместе со всем Рейнландом входит в оккупационную зону Франции.
Несмотря на инфляцию, город быстро оправляется от экономического кризиса и последствий войны. В 1919 г. вновь открывается университет, в 1923 строится мюнгенсдорфский стадион, в 1924 торгово-выставочный комплекс в Дойце, а в 1930 Форд строит здесь свои фабрики и заводы, до сих пор являющиеся главным работодателем города. В 1920-х годах выпускается даже модель «Форд Кёльн». Тем не менее, несмотря на экономическое развитие, в городе присутствуют бедность, безработица и нехватка жилья.
Период Третьего рейха
30 января 1933 года в Германии к власти пришла нацистская партия НСДАП. Кёльнцы до последнего оказывали на выборах отпор нацистам и лишь через полтора месяца после нахождения Гитлера у власти на муниципальных выборах 12 марта 1933 года НСДАП получила здесь нерешительные 39 %, что однако позволило ей взять власть в городе в свои руки. Конрад Аденауэр, «бессменный» бургомистр и убеждённый антифашист, опасаясь расправы, эмигрировал. Власть в Кёльне перешла к национал-социалистам во главе с гауляйтером гау Кёльн-Аахен Йозефом Гроэ (Josef Grohé).
В 1936 году в демилитаризированный Рейнланд входят германские войска. По всей Германии начинаются погромы евреев и цыган. В «Хрустальную Ночь» сторонники НСДАП сжигают древнюю кёльнскую синагогу и громят еврейские магазины, дома. С началом Второй мировой войны приходят бомбёжки, которые к концу её уничтожат почти весь город (до 90 % зданий центрального района). Только 31 мая 1942 года бомбардировщики Королевских ВВС уничтожили более 5000 зданий.
6 марта 1945 года американские войска заняли город[6].
Новейшая история
В июне 1945 Кёльн входит в британскую оккупационную зону. Через 4 года на первых послевоенных выборах бывший бургомистр Кёльна Конрад Аденауэр становится первым канцлером Германии и остаётся на этом посту 14 лет. Первые послевоенные годы полным ходом идёт восстановление города, которому суждено закончиться полностью только в середине 80-х. Немецкое экономическое чудо не обходит стороной и Кёльн — тут в ударных темпах возводятся фабрики и заводы, здания фирм, банков, учреждений, объекты культуры; создаётся современная инфраструктура. В 1980 г. Кёльн посещает папа римский, а в 1999-м тут проходит саммит большой восьмёрки, на котором были достигнуты соглашения по войне в Югославии. Строительная деятельность кипит в Кёльне до сих пор. Лишь недавно были закончены такие проекты как «Кёльн-Арена» — самый большой хоккейный стадион в Европе и самый большой концертный зал Германии и «Медиа-Парк» — красивый современный квартал, в котором сконцентрированы офисы СМИ, кинотеатры, студии телеканалов и прочее. Город с достоинством хранит свою двухтысячелетнюю культуру и традиции и вместе с тем продолжает своё многовековое развитие, с оптимизмом смотря в будущее.
Административное деление
Кёльн разделён на 9 городских округов (нем. Stadtbezirk) и на 86 городских частей (районов) (Stadtteil):
|
|
Достопримечательности и культура
Как город древний и большой, Кёльн располагает многими историческими достопримечательностями. Однако многие из них — лишь восстановленные копии разрушенных во Второй мировой войне оригиналов. В ходе бомбардировок англо-американской авиацией с 1942 по 1945 гг. было разрушено до 90 % городских зданий, в том числе многочисленные памятники культуры.
Кёльнский собор
Главная достопримечательность города — это, безусловно, Кёльнский собор Пресвятой Богородицы и Святого Петра. Он чудом уцелел в войне, выдержав прямое попадание 3-х бомб, и сегодня является одним из немногих сохранившихся в оригинале храмов города. Строительство этого шедевра готической архитектуры началось в 1248 году при архиепископе Конраде фон Хохштадене. До этого на месте сегодняшнего собора находился другой, романский.
В 1164 году канцлер императора Фридриха Барбароссы Райнальд фон Дассель (1159—1167), одержав победу над городом и государством Миланом, вывез из него мощи Трёх Королей (в православном богословии — Трёх Волхвов). Это неимоверно возвысило город в христианском мире. Как следствие, город не принял лютеранства и остался оплотом католицизма в Северной Германии. После того, как в Кёльн были перемещены мощи трёх волхвов, старый собор уже не мог вмещать толпы паломников со всего света, вследствие чего было принято решение о строительстве невиданного до тех пор по размерам пятинефного собора. Сегодня главная святыня собора хранится в великолепном золотом ковчеге.
В соборе установлено чудотворное распятие, выполненное по заказу архиепископа Геро около 975 года, являющееся древнейшим из монументальных распятий в Европе. Оно послужило прообразом для множества изображений распятого Христа.
В 1560 году из-за отсутствия средств строительство собора окончательно остановилось. Затем наступила пора других архитектурных стилей, и лишь в эпоху романтизма (начало XIX века) снова возникла мода на готику. В 1815 году Гёте поднял вопрос о достройке собора. В 1842 году оно было возобновлено по указу прусского короля Фридриха Вильгельма IV. В 1863 году обе башни были доведены до высоты 157,37 м, а 15 октября 1880 года в присутствии кайзера Вильгельма I строительство было в торжественной обстановке завершено.
Внутреннее убранство собора как и его вид снаружи поражают суровым величием, от которого веет духом Средневековья. Культурные ценности, хранящиеся в нём, не поддаются оценке. Многочисленные фрески, мозаики, ниши, алтари, статуи апостолов, витражи составляют неповторимое собрание творений немецкого зодчества от Средневековья до XIX века. Триптих Стефана Лохнера «Поклонение волхвов» является одной из известнейших картин мира.
Кёльнский собор был признан ЮНЕСКО культурным наследием человечества.
Исторические и архитектурные памятники
Кроме собора к числу самых значимых достопримечательностей города относятся 12 романских церквей. Наиболее интересны церкви Большой Святой Мартин, Святого Андрея, Св. 12 Апостолов, Святого Северина, Святой Марии Капитолийской, Святого Куниберта, Святого Пантелеймона, Церковь Святого Георгия Победоносца и Святой Урсулы. В церкви Святой Марии в Люскирхене сохранились оригинальные фрески сводов XIII века. Церковь Св. Гереона является старейшей церковью Кёльна, её строительство началось ещё при римлянах, в IV веке. Купол Санкт-Гереона выполнен в форме декагона и является самым большим в мире после купола собора Святого Петра в Риме и Святой Софии в Стамбуле. К счастью, он не слишком сильно пострадал в войне, в отличие от самой большой после собора церкви города — Св. Мартина, который был разрушен почти весь.
В романской церкви св. Андрея похоронен философ и теолог Альберт Великий — один из величайших мыслителей Средневековья, причисленный после смерти к лику святых. Его учеником был Фома Аквинский, также прославившийся своими философскими и теологическими работами. Именно он познакомил Европу с учением Аристотеля, соединив его с положениями, разработанными ранее жившими отцами церкви, в том числе святого Августина. Как выдающийся учёный-схоласт, Фома Аквинский заложил основы римско-католической философии и теологии. Сама схоластика, основным положением которой было утверждение о возможности обоснования веры путём разума, с использованием всей суммы полученных человечеством знаний, обязана книге Фомы «Сумма теологии». В 1323 году он был возведён в ранг святых. Спустя несколько десятилетий живший в Кёльне философ Иоанн Дунс Скот выступил с аргументированной критикой томизма.
Как столица католицизма в Германии, Кёльн располагает рядом других интересных церквей разных эпох. Это и церковь меннонитов, и церковь урсулинок, и великолепные церкви Успения Пресвятой Девы Марии и Пресвятой Девы Марии за городской стеной, построенные в стиле барокко, и современная Св. Елизаветы, и «Крильский соборчик» со средневековым кладбищем, и многие другие.
Другими выдающимися архитектурными строениями города кроме церквей являются некоторые сохранившиеся памятники древнеримской архитектуры, например, римская башня недалеко от собора или руины преториума, находящиеся под улицами старого города. Ратуша, башня которой украшена 124 фигурами политических, культурных и религиозных деятелей, жизнь которых была связана с Кёльном, несколько внушительных городских ворот, прусские крепостные сооружения а также великолепный гогенцоллерновский мост с его тремя аркадами безусловно значимо дополняют ансамбль достопримечательностей. И сам город, с его старинными улочками, домами, некоторые из которых уцелели со времён Средневековья, как дом Оверштольцей, набережная Рейна, замечательные парки и сады (Штадтгартен, Фольксгартен), множество памятников все вместе обусловливают обаяние этого большого города.
Среди исторических замков города известен водный замок Белый дом.
Музеи и эстрада
Помимо всего прочего, Кёльн является ещё и крупнейшим музейно-выставочным центром. По числу картинных галерей он занимает второе место в мире, после Нью-Йорка. В Музее Вальрафа-Рихарца хранится великолепное собрание картин от Средневековья до начала XX века, в том числе таких мастеров, как Лохнер, Рембрандт, Рубенс, ван Гог, Ренуар. Другие известные музеи Кёльна — Римско-германский музей, Городской музей, Музей Шнютген (церковное искусство), Музей восточно-азиатского искусства, Музей Людвига (одно из самых значительных собраний современного искусства в мире) и Музей духо́в в Доме Фарина, где 300 лет назад была создана знаменитая Кёльнская вода — одеколон. В церкви Святой Цецилии располагается музей средневекового искусства (de: Museum Schnütgen), носящий имя члена соборного капитула Кёльнского архиепископства Александра Шнютгена (de: Alexander Schnütgen), подарившего Кёльну в 1906 году свою коллекцию, которая и стала основой музейной экспозиции. Имеются также музеи шоколада, спорта, пива и этнографический музей. Кроме того, в городе существуют зоопарк, террариум и парк-оранжерея экзотических растений («Флора»).
В Кёльне есть филармония, имеются два симфонических оркестра (Гюрцених-Симфониоркестер и ВДР-Симфониоркестер), опера, работают несколько камерных хоров, а также множество театров — Шаушпильхаус, Ателье-театр, КОМЕДИА, Театр Кассиопея, Горизонт-театр, Musical Dome, кукольный театр, Народный театр им. Милловича и прочие.
Фестивали
Всемирно знаменит кёльнский карнавал, кульминацией которого является Розенмонтагсцуг на масленицу — захватывающее многочасовое карнавальное шествие со щедрым разбрасыванием сладостей. Помимо карнавала в Кёльне регулярно проводятся в числе прочего фестиваль фейерверков («Кёльнские огни») и «День Кристофер-стрит» — всеевропейский ЛГБТ фестиваль. В 2005 году в Кёльне прошли «Всемирные дни католической молодёжи», в котором приняли участие 800 000 паломников из 193 стран, в том числе 759 епископов и 60 кардиналов. В завершающей мессе, которая была проведена папой римским Бенедиктом XVI, приняли участие около 1,2 миллиона человек.
Спорт
В Кёльне базируются две футбольные команды: «ФК Кёльн» и «Фортуна». «ФК Кёльн» в настоящее время играет в Бундеслиге. Не является ведущим в Германии, но был чемпионом национального чемпионата несколько раз (1962, 1964, 1978). Является четырёхкратным обладателем кубка Германии (1968, 1977, 1978, 1983). В 1986 году был Финалистом кубка УЕФА. Второй по силе футбольным клубом в Кёльне является Фортуна. В настоящее время играет в одной из низших лиг (Оберлига). Громких достижений клуб не достиг.
В городе популярен хоккей. Основным клубом является «Кёльнер Хайе». Играет в высшей хоккейной лиге. Восьмикратный чемпион Германии (1977, 1979, 1984, 1986, 1987, 1988, 1995, 2002). Один из самых посещаемых клубов в Германии, в среднем за матч собирается 17 тысяч человек. Так же в Кёльне есть гандбольная команда «Гуммерсбах», баскетбольная команда «Rhein-Energie-Köln» и регбийная команда «Cologne Centurions». В городе имеется стадион Рейн Энерги, малая спортивная арена Ланксесс Арена, ипподром и множество небольших стадионов и спорткомплексов.
Медиа
Кёльн — один из крупных медиацентров Германии. В Кёльне расположена штаб-квартира Westdeutscher Rundfunk (WDR) — крупнейшей региональной общественно-правовой телерадиокомпании ФРГ, производящей до 30 % объёма передач для телерадиогиганта ARD — национальной общественно-правовой телерадиокомпании, выпускающей первый канал немецкого телевидения и ряд местных теле и радиопрограмм. В Кёльне располагаются крупные студии таких известных телекомпаний, как RTL, Super-RTL, N-TV, VIVA и VOX. В Кёльне расположена часть офисов «Немецкой Волны» — структурного подразделения ARD, занимающегося иновещанием (значительная часть офисов Deutsche Welle расположена также в Бонне). Кёльнская киностудия — самая крупная в ФРГ. Бо́льшая часть немецких фильмов производится именно здесь. Печатные же СМИ Кёльна далеко не так значимы — в городе выходят лишь местные газеты и журналы: «Express», «Kölner Stadt-Anzeiger» и «Kölner Rundschau».
Экономика
Богатые залежи бурого угля на западных окраинах и близость Рурской области позволили Кёльну начать в середине XIX века своё превращение в один из индустриальных центров Европы. Сегодня ведущие позиции в Кёльне занимают:
- Машино- и автомобилестроение. На севере города большие площади занимают фабрики фирмы Ford, немецкий центр которой находится там. Крупные производственные филиалы содержат в том числе Toyota, Grundig и Siemens AG.
- Химическая промышленность. В городах-спутниках Леверкузене и Дормагене громадные площади заняты заводами и фабриками фармаконцерна «Bayer».
- Пищевая промышленность. В Кёльне содержит свой главный филиал одна из крупнейших фирм по производству кондитерских изделий — «Штольверк». Кроме того в городе расположено множество старых пивоварен, где производится знаменитый Кёльш.
- Нефтеперерабатывающая промышленность в индустриальных районах на юге.
- Текстильная промышленность и производство стройматериалов.
Кёльн является родиной одеколона («eau de Cologne» — «кёльнская вода»). Существуют некоторые заблуждения по поводу того, что «настоящий» одеколон — это «4711». Первый одеколон действительно был произведён в Кёльне, но это был не «4711», а «Фарина».
Ряд известных фирм основал в Кёльне свои филиалы: «Evonik Industries», Shell, Toyota, BP, Ford. Здесь находится руководящий центр Lufthansa.
В комплексе «Кёльн Мессе» регулярно проходят различные тематические выставки и ярмарки разнообразных отраслей промышленности и искусства. Кёльн избрали своим центром такие влиятельные организации как Международная торговая палата, Союз немецкой промышленности, Торгово-промышленная палата, Союз работодателей, Ремесленная палата и Союз немецких банков.
Транспорт и инфраструктура
Кёльн — с давних пор один из крупнейших транспортных центров Европы. Это обусловлено не в последнюю очередь его географическим положением на пересечении торговых путей из Германии и стран Восточной Европы во Францию и Англию с одной стороны; и также водного пути по Рейну из Северного моря вглубь континента. Не случайно Ганза была основана именно в Кёльне.
И сегодня через Кёльн ежеминутно проходит в среднем по 8 поездов, в том числе знаменитый экспресс Кёльн — Париж, первый высокоскоростной международный экспресс. Имеется также рейс Москва — Кёльн. Город окружён и пронизан сетью высококачественных автобанов, через Рейн переброшено 8 мостов, из них 2 железнодорожных. Мост Гогенцоллернов — самый оживлённый железнодорожный мост Европы. В Кёльне располагалась одна из железнодорожных дирекций Deutsche Bundesbahn[7].
В Кёльне действует международный аэропорт, в последние годы приобретший значение как основная посадочная площадка для недорогих авиакомпаний. Ежегодно через него проходит более 6 млн пассажиров. Хорошо развито судоходство, в основном грузоперевозки между Нидерландами, Германией и Францией. Пассажирское судоходство потеряло былое значение и используется в основном в целях отдыха и туризма.
В городе хорошо развита современная сеть общественного транспорта, проложено более 50 км подземных путей метротрама.
Город Кёльн разделён на 9 городских округов (нем. Stadtbezirke) — Средний Город (Центр), Роденкирхен, Линденталь, Эренфельд, Ниппес, Хорвайлер, Порц, Кальк, Мюльхайм. Последние четыре являются округами с повышенной плотностью проживания иностранцев и переселенцев. Мюльхайм, Кальк, Порц и район Дойтц Среднего Города расположены на восточном берегу Рейна, остальные на западном. Каждый округ разделён на несколько (от 5 до 14) районов (нем. Stadtteile), которые в свою очередь неофициально подразделяются на ряд кварталов (нем. Stadtviertel). Округа были присоединены к Центру в ходе трёх территориально-административных реформ, в конце XIX века, 1922 г. и 1977 г. (Порц).
Наука и образование
В Кёльне находится крупнейший в Германии университет, в котором обучаются 44 000 студентов. Кёльнский университет был основан в 1388 г. В 1490 г. при университете был основан ботанический сад — это был первый в мире университетский ботанический сад.
Весь XIX век университет не работал, и лишь после Первой мировой войны вновь открыл свои двери. Сегодня Кёльнский университет — один из самых уважаемых вузов Германии, в частности, по опросам журналов «Spiegel» и «Fokus»; экономический факультет Кёльнского университета является самым престижным в стране среди общественных университетов.
Кроме университета, в Кёльне имеются Городской институт, Рейнский институт (Rheinische Fachhochschule Köln), Европейский институт Фрезениус (Hochschule Fresenius Köln), Институт спорта (Deutsche Sporthochschule Köln), Католический институт (Katholische Hochschule Nordrhein-Westfalen). Особо известны далеко за пределами города Высшие школы искусства (Kunsthochschule für Medien Köln), музыки и кинематографии (Internationale Filmschule Köln). Они считаются ведущими немецкими вузами в данных направлениях.
Что касается научных исследований, то тут Кёльн может гордиться всемирно известным НИИ Макса Планка, занимающимся в Кёльнском филиале вопросами неврологии и социологии. В городе расположена штаб-квартира «Германского центра авиации и космонавтики».
Госучреждения
Соседний с Кёльном город Бонн являлся до недавнего времени местом расположения правительства Германии, а поскольку размеры его были небольшими, многие госучреждения и посольства размещались в Кёльне и остались здесь до сих пор. Это в первую очередь немецкий Совет Городов (Städtetag) и такие важные федеральные учреждения, как Учреждение по Защите Конституции, Учреждение по грузовым перевозкам, Верховная Финансовая Дирекция, Верховное Коммунальное Управление, Управление Luftwaffe ФРГ, Учреждение Военной контрразведки и прочие.
Городские панорамы
</div>
</div> </div> </div>
Напишите отзыв о статье "Кёльн"
Примечания
- ↑ 1 2 [lenta.ru/news/2010/09/27/koeln/ Lenta.ru: Германия: Кельн стал городом-миллионником]
- ↑ [www.it.nrw.de/statistik/a/daten/amtlichebevoelkerungszahlen/rb3_dez2010.html Статистическое бюро Государственного правительства земли Северный Рейн-Вестфалия.] (нем.)
- ↑ [www.welt.de/vermischtes/weltgeschehen/article9921200/Koeln-ist-nach-1972-wieder-eine-echte-Millionenstadt.html Кельн после 1972 года снова реальный город-миллионик.] (нем.)
- ↑ Блок М. Феодальное общество.
- ↑ Кельн, город // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
- ↑ [www.hrono.ru/194_2w10.php Хроника Второй мировой войны]
- ↑ Железнодорожный транспорт. Энциклопедия.: М. Большая Российская энциклопедия, 1995, стр. 88—89
Ссылки
|
Кёльн в Викисловаре? |
|---|---|
|
Кёльн в Викицитатнике? |
|
Кёльн в Викитеке? |
|
Кёльн в Викиновостях? |
|
Кёльн в Викигиде? |
- [www.stadt-koeln.de/ Официальный сайт города]
- [www.koeln.de/ Неофициальный сайт города]
| |||||||||||||||||||||||||
| ||||||||
Отрывок, характеризующий Кёльн
– Всё о войне, – через стол прокричал граф. – Ведь у меня сын идет, Марья Дмитриевна, сын идет.– А у меня четыре сына в армии, а я не тужу. На всё воля Божья: и на печи лежа умрешь, и в сражении Бог помилует, – прозвучал без всякого усилия, с того конца стола густой голос Марьи Дмитриевны.
– Это так.
И разговор опять сосредоточился – дамский на своем конце стола, мужской на своем.
– А вот не спросишь, – говорил маленький брат Наташе, – а вот не спросишь!
– Спрошу, – отвечала Наташа.
Лицо ее вдруг разгорелось, выражая отчаянную и веселую решимость. Она привстала, приглашая взглядом Пьера, сидевшего против нее, прислушаться, и обратилась к матери:
– Мама! – прозвучал по всему столу ее детски грудной голос.
– Что тебе? – спросила графиня испуганно, но, по лицу дочери увидев, что это была шалость, строго замахала ей рукой, делая угрожающий и отрицательный жест головой.
Разговор притих.
– Мама! какое пирожное будет? – еще решительнее, не срываясь, прозвучал голосок Наташи.
Графиня хотела хмуриться, но не могла. Марья Дмитриевна погрозила толстым пальцем.
– Казак, – проговорила она с угрозой.
Большинство гостей смотрели на старших, не зная, как следует принять эту выходку.
– Вот я тебя! – сказала графиня.
– Мама! что пирожное будет? – закричала Наташа уже смело и капризно весело, вперед уверенная, что выходка ее будет принята хорошо.
Соня и толстый Петя прятались от смеха.
– Вот и спросила, – прошептала Наташа маленькому брату и Пьеру, на которого она опять взглянула.
– Мороженое, только тебе не дадут, – сказала Марья Дмитриевна.
Наташа видела, что бояться нечего, и потому не побоялась и Марьи Дмитриевны.
– Марья Дмитриевна? какое мороженое! Я сливочное не люблю.
– Морковное.
– Нет, какое? Марья Дмитриевна, какое? – почти кричала она. – Я хочу знать!
Марья Дмитриевна и графиня засмеялись, и за ними все гости. Все смеялись не ответу Марьи Дмитриевны, но непостижимой смелости и ловкости этой девочки, умевшей и смевшей так обращаться с Марьей Дмитриевной.
Наташа отстала только тогда, когда ей сказали, что будет ананасное. Перед мороженым подали шампанское. Опять заиграла музыка, граф поцеловался с графинюшкою, и гости, вставая, поздравляли графиню, через стол чокались с графом, детьми и друг с другом. Опять забегали официанты, загремели стулья, и в том же порядке, но с более красными лицами, гости вернулись в гостиную и кабинет графа.
Раздвинули бостонные столы, составили партии, и гости графа разместились в двух гостиных, диванной и библиотеке.
Граф, распустив карты веером, с трудом удерживался от привычки послеобеденного сна и всему смеялся. Молодежь, подстрекаемая графиней, собралась около клавикорд и арфы. Жюли первая, по просьбе всех, сыграла на арфе пьеску с вариациями и вместе с другими девицами стала просить Наташу и Николая, известных своею музыкальностью, спеть что нибудь. Наташа, к которой обратились как к большой, была, видимо, этим очень горда, но вместе с тем и робела.
– Что будем петь? – спросила она.
– «Ключ», – отвечал Николай.
– Ну, давайте скорее. Борис, идите сюда, – сказала Наташа. – А где же Соня?
Она оглянулась и, увидав, что ее друга нет в комнате, побежала за ней.
Вбежав в Сонину комнату и не найдя там свою подругу, Наташа пробежала в детскую – и там не было Сони. Наташа поняла, что Соня была в коридоре на сундуке. Сундук в коридоре был место печалей женского молодого поколения дома Ростовых. Действительно, Соня в своем воздушном розовом платьице, приминая его, лежала ничком на грязной полосатой няниной перине, на сундуке и, закрыв лицо пальчиками, навзрыд плакала, подрагивая своими оголенными плечиками. Лицо Наташи, оживленное, целый день именинное, вдруг изменилось: глаза ее остановились, потом содрогнулась ее широкая шея, углы губ опустились.
– Соня! что ты?… Что, что с тобой? У у у!…
И Наташа, распустив свой большой рот и сделавшись совершенно дурною, заревела, как ребенок, не зная причины и только оттого, что Соня плакала. Соня хотела поднять голову, хотела отвечать, но не могла и еще больше спряталась. Наташа плакала, присев на синей перине и обнимая друга. Собравшись с силами, Соня приподнялась, начала утирать слезы и рассказывать.
– Николенька едет через неделю, его… бумага… вышла… он сам мне сказал… Да я бы всё не плакала… (она показала бумажку, которую держала в руке: то были стихи, написанные Николаем) я бы всё не плакала, но ты не можешь… никто не может понять… какая у него душа.
И она опять принялась плакать о том, что душа его была так хороша.
– Тебе хорошо… я не завидую… я тебя люблю, и Бориса тоже, – говорила она, собравшись немного с силами, – он милый… для вас нет препятствий. А Николай мне cousin… надобно… сам митрополит… и то нельзя. И потом, ежели маменьке… (Соня графиню и считала и называла матерью), она скажет, что я порчу карьеру Николая, у меня нет сердца, что я неблагодарная, а право… вот ей Богу… (она перекрестилась) я так люблю и ее, и всех вас, только Вера одна… За что? Что я ей сделала? Я так благодарна вам, что рада бы всем пожертвовать, да мне нечем…
Соня не могла больше говорить и опять спрятала голову в руках и перине. Наташа начинала успокоиваться, но по лицу ее видно было, что она понимала всю важность горя своего друга.
– Соня! – сказала она вдруг, как будто догадавшись о настоящей причине огорчения кузины. – Верно, Вера с тобой говорила после обеда? Да?
– Да, эти стихи сам Николай написал, а я списала еще другие; она и нашла их у меня на столе и сказала, что и покажет их маменьке, и еще говорила, что я неблагодарная, что маменька никогда не позволит ему жениться на мне, а он женится на Жюли. Ты видишь, как он с ней целый день… Наташа! За что?…
И опять она заплакала горьче прежнего. Наташа приподняла ее, обняла и, улыбаясь сквозь слезы, стала ее успокоивать.
– Соня, ты не верь ей, душенька, не верь. Помнишь, как мы все втроем говорили с Николенькой в диванной; помнишь, после ужина? Ведь мы всё решили, как будет. Я уже не помню как, но, помнишь, как было всё хорошо и всё можно. Вот дяденьки Шиншина брат женат же на двоюродной сестре, а мы ведь троюродные. И Борис говорил, что это очень можно. Ты знаешь, я ему всё сказала. А он такой умный и такой хороший, – говорила Наташа… – Ты, Соня, не плачь, голубчик милый, душенька, Соня. – И она целовала ее, смеясь. – Вера злая, Бог с ней! А всё будет хорошо, и маменьке она не скажет; Николенька сам скажет, и он и не думал об Жюли.
И она целовала ее в голову. Соня приподнялась, и котеночек оживился, глазки заблистали, и он готов был, казалось, вот вот взмахнуть хвостом, вспрыгнуть на мягкие лапки и опять заиграть с клубком, как ему и было прилично.
– Ты думаешь? Право? Ей Богу? – сказала она, быстро оправляя платье и прическу.
– Право, ей Богу! – отвечала Наташа, оправляя своему другу под косой выбившуюся прядь жестких волос.
И они обе засмеялись.
– Ну, пойдем петь «Ключ».
– Пойдем.
– А знаешь, этот толстый Пьер, что против меня сидел, такой смешной! – сказала вдруг Наташа, останавливаясь. – Мне очень весело!
И Наташа побежала по коридору.
Соня, отряхнув пух и спрятав стихи за пазуху, к шейке с выступавшими костями груди, легкими, веселыми шагами, с раскрасневшимся лицом, побежала вслед за Наташей по коридору в диванную. По просьбе гостей молодые люди спели квартет «Ключ», который всем очень понравился; потом Николай спел вновь выученную им песню.
В приятну ночь, при лунном свете,
Представить счастливо себе,
Что некто есть еще на свете,
Кто думает и о тебе!
Что и она, рукой прекрасной,
По арфе золотой бродя,
Своей гармониею страстной
Зовет к себе, зовет тебя!
Еще день, два, и рай настанет…
Но ах! твой друг не доживет!
И он не допел еще последних слов, когда в зале молодежь приготовилась к танцам и на хорах застучали ногами и закашляли музыканты.
Пьер сидел в гостиной, где Шиншин, как с приезжим из за границы, завел с ним скучный для Пьера политический разговор, к которому присоединились и другие. Когда заиграла музыка, Наташа вошла в гостиную и, подойдя прямо к Пьеру, смеясь и краснея, сказала:
– Мама велела вас просить танцовать.
– Я боюсь спутать фигуры, – сказал Пьер, – но ежели вы хотите быть моим учителем…
И он подал свою толстую руку, низко опуская ее, тоненькой девочке.
Пока расстанавливались пары и строили музыканты, Пьер сел с своей маленькой дамой. Наташа была совершенно счастлива; она танцовала с большим , с приехавшим из за границы . Она сидела на виду у всех и разговаривала с ним, как большая. У нее в руке был веер, который ей дала подержать одна барышня. И, приняв самую светскую позу (Бог знает, где и когда она этому научилась), она, обмахиваясь веером и улыбаясь через веер, говорила с своим кавалером.
– Какова, какова? Смотрите, смотрите, – сказала старая графиня, проходя через залу и указывая на Наташу.
Наташа покраснела и засмеялась.
– Ну, что вы, мама? Ну, что вам за охота? Что ж тут удивительного?
В середине третьего экосеза зашевелились стулья в гостиной, где играли граф и Марья Дмитриевна, и большая часть почетных гостей и старички, потягиваясь после долгого сиденья и укладывая в карманы бумажники и кошельки, выходили в двери залы. Впереди шла Марья Дмитриевна с графом – оба с веселыми лицами. Граф с шутливою вежливостью, как то по балетному, подал округленную руку Марье Дмитриевне. Он выпрямился, и лицо его озарилось особенною молодецки хитрою улыбкой, и как только дотанцовали последнюю фигуру экосеза, он ударил в ладоши музыкантам и закричал на хоры, обращаясь к первой скрипке:
– Семен! Данилу Купора знаешь?
Это был любимый танец графа, танцованный им еще в молодости. (Данило Купор была собственно одна фигура англеза .)
– Смотрите на папа, – закричала на всю залу Наташа (совершенно забыв, что она танцует с большим), пригибая к коленам свою кудрявую головку и заливаясь своим звонким смехом по всей зале.
Действительно, всё, что только было в зале, с улыбкою радости смотрело на веселого старичка, который рядом с своею сановитою дамой, Марьей Дмитриевной, бывшей выше его ростом, округлял руки, в такт потряхивая ими, расправлял плечи, вывертывал ноги, слегка притопывая, и всё более и более распускавшеюся улыбкой на своем круглом лице приготовлял зрителей к тому, что будет. Как только заслышались веселые, вызывающие звуки Данилы Купора, похожие на развеселого трепачка, все двери залы вдруг заставились с одной стороны мужскими, с другой – женскими улыбающимися лицами дворовых, вышедших посмотреть на веселящегося барина.
– Батюшка то наш! Орел! – проговорила громко няня из одной двери.
Граф танцовал хорошо и знал это, но его дама вовсе не умела и не хотела хорошо танцовать. Ее огромное тело стояло прямо с опущенными вниз мощными руками (она передала ридикюль графине); только одно строгое, но красивое лицо ее танцовало. Что выражалось во всей круглой фигуре графа, у Марьи Дмитриевны выражалось лишь в более и более улыбающемся лице и вздергивающемся носе. Но зато, ежели граф, всё более и более расходясь, пленял зрителей неожиданностью ловких выверток и легких прыжков своих мягких ног, Марья Дмитриевна малейшим усердием при движении плеч или округлении рук в поворотах и притопываньях, производила не меньшее впечатление по заслуге, которую ценил всякий при ее тучности и всегдашней суровости. Пляска оживлялась всё более и более. Визави не могли ни на минуту обратить на себя внимания и даже не старались о том. Всё было занято графом и Марьею Дмитриевной. Наташа дергала за рукава и платье всех присутствовавших, которые и без того не спускали глаз с танцующих, и требовала, чтоб смотрели на папеньку. Граф в промежутках танца тяжело переводил дух, махал и кричал музыкантам, чтоб они играли скорее. Скорее, скорее и скорее, лише, лише и лише развертывался граф, то на цыпочках, то на каблуках, носясь вокруг Марьи Дмитриевны и, наконец, повернув свою даму к ее месту, сделал последнее па, подняв сзади кверху свою мягкую ногу, склонив вспотевшую голову с улыбающимся лицом и округло размахнув правою рукой среди грохота рукоплесканий и хохота, особенно Наташи. Оба танцующие остановились, тяжело переводя дыхание и утираясь батистовыми платками.
– Вот как в наше время танцовывали, ma chere, – сказал граф.
– Ай да Данила Купор! – тяжело и продолжительно выпуская дух и засучивая рукава, сказала Марья Дмитриевна.
В то время как у Ростовых танцовали в зале шестой англез под звуки от усталости фальшививших музыкантов, и усталые официанты и повара готовили ужин, с графом Безухим сделался шестой удар. Доктора объявили, что надежды к выздоровлению нет; больному дана была глухая исповедь и причастие; делали приготовления для соборования, и в доме была суетня и тревога ожидания, обыкновенные в такие минуты. Вне дома, за воротами толпились, скрываясь от подъезжавших экипажей, гробовщики, ожидая богатого заказа на похороны графа. Главнокомандующий Москвы, который беспрестанно присылал адъютантов узнавать о положении графа, в этот вечер сам приезжал проститься с знаменитым Екатерининским вельможей, графом Безухим.
Великолепная приемная комната была полна. Все почтительно встали, когда главнокомандующий, пробыв около получаса наедине с больным, вышел оттуда, слегка отвечая на поклоны и стараясь как можно скорее пройти мимо устремленных на него взглядов докторов, духовных лиц и родственников. Князь Василий, похудевший и побледневший за эти дни, провожал главнокомандующего и что то несколько раз тихо повторил ему.
Проводив главнокомандующего, князь Василий сел в зале один на стул, закинув высоко ногу на ногу, на коленку упирая локоть и рукою закрыв глаза. Посидев так несколько времени, он встал и непривычно поспешными шагами, оглядываясь кругом испуганными глазами, пошел чрез длинный коридор на заднюю половину дома, к старшей княжне.
Находившиеся в слабо освещенной комнате неровным шопотом говорили между собой и замолкали каждый раз и полными вопроса и ожидания глазами оглядывались на дверь, которая вела в покои умирающего и издавала слабый звук, когда кто нибудь выходил из нее или входил в нее.
– Предел человеческий, – говорил старичок, духовное лицо, даме, подсевшей к нему и наивно слушавшей его, – предел положен, его же не прейдеши.
– Я думаю, не поздно ли соборовать? – прибавляя духовный титул, спрашивала дама, как будто не имея на этот счет никакого своего мнения.
– Таинство, матушка, великое, – отвечало духовное лицо, проводя рукою по лысине, по которой пролегало несколько прядей зачесанных полуседых волос.
– Это кто же? сам главнокомандующий был? – спрашивали в другом конце комнаты. – Какой моложавый!…
– А седьмой десяток! Что, говорят, граф то не узнает уж? Хотели соборовать?
– Я одного знал: семь раз соборовался.
Вторая княжна только вышла из комнаты больного с заплаканными глазами и села подле доктора Лоррена, который в грациозной позе сидел под портретом Екатерины, облокотившись на стол.
– Tres beau, – говорил доктор, отвечая на вопрос о погоде, – tres beau, princesse, et puis, a Moscou on se croit a la campagne. [прекрасная погода, княжна, и потом Москва так похожа на деревню.]
– N'est ce pas? [Не правда ли?] – сказала княжна, вздыхая. – Так можно ему пить?
Лоррен задумался.
– Он принял лекарство?
– Да.
Доктор посмотрел на брегет.
– Возьмите стакан отварной воды и положите une pincee (он своими тонкими пальцами показал, что значит une pincee) de cremortartari… [щепотку кремортартара…]
– Не пило слушай , – говорил немец доктор адъютанту, – чтопи с третий удар шивь оставался .
– А какой свежий был мужчина! – говорил адъютант. – И кому пойдет это богатство? – прибавил он шопотом.
– Окотник найдутся , – улыбаясь, отвечал немец.
Все опять оглянулись на дверь: она скрипнула, и вторая княжна, сделав питье, показанное Лорреном, понесла его больному. Немец доктор подошел к Лоррену.
– Еще, может, дотянется до завтрашнего утра? – спросил немец, дурно выговаривая по французски.
Лоррен, поджав губы, строго и отрицательно помахал пальцем перед своим носом.
– Сегодня ночью, не позже, – сказал он тихо, с приличною улыбкой самодовольства в том, что ясно умеет понимать и выражать положение больного, и отошел.
Между тем князь Василий отворил дверь в комнату княжны.
В комнате было полутемно; только две лампадки горели перед образами, и хорошо пахло куреньем и цветами. Вся комната была установлена мелкою мебелью шифоньерок, шкапчиков, столиков. Из за ширм виднелись белые покрывала высокой пуховой кровати. Собачка залаяла.
– Ах, это вы, mon cousin?
Она встала и оправила волосы, которые у нее всегда, даже и теперь, были так необыкновенно гладки, как будто они были сделаны из одного куска с головой и покрыты лаком.
– Что, случилось что нибудь? – спросила она. – Я уже так напугалась.
– Ничего, всё то же; я только пришел поговорить с тобой, Катишь, о деле, – проговорил князь, устало садясь на кресло, с которого она встала. – Как ты нагрела, однако, – сказал он, – ну, садись сюда, causons. [поговорим.]
– Я думала, не случилось ли что? – сказала княжна и с своим неизменным, каменно строгим выражением лица села против князя, готовясь слушать.
– Хотела уснуть, mon cousin, и не могу.
– Ну, что, моя милая? – сказал князь Василий, взяв руку княжны и пригибая ее по своей привычке книзу.
Видно было, что это «ну, что» относилось ко многому такому, что, не называя, они понимали оба.
Княжна, с своею несообразно длинною по ногам, сухою и прямою талией, прямо и бесстрастно смотрела на князя выпуклыми серыми глазами. Она покачала головой и, вздохнув, посмотрела на образа. Жест ее можно было объяснить и как выражение печали и преданности, и как выражение усталости и надежды на скорый отдых. Князь Василий объяснил этот жест как выражение усталости.
– А мне то, – сказал он, – ты думаешь, легче? Je suis ereinte, comme un cheval de poste; [Я заморен, как почтовая лошадь;] а всё таки мне надо с тобой поговорить, Катишь, и очень серьезно.
Князь Василий замолчал, и щеки его начинали нервически подергиваться то на одну, то на другую сторону, придавая его лицу неприятное выражение, какое никогда не показывалось на лице князя Василия, когда он бывал в гостиных. Глаза его тоже были не такие, как всегда: то они смотрели нагло шутливо, то испуганно оглядывались.
Княжна, своими сухими, худыми руками придерживая на коленях собачку, внимательно смотрела в глаза князю Василию; но видно было, что она не прервет молчания вопросом, хотя бы ей пришлось молчать до утра.
– Вот видите ли, моя милая княжна и кузина, Катерина Семеновна, – продолжал князь Василий, видимо, не без внутренней борьбы приступая к продолжению своей речи, – в такие минуты, как теперь, обо всём надо подумать. Надо подумать о будущем, о вас… Я вас всех люблю, как своих детей, ты это знаешь.
Княжна так же тускло и неподвижно смотрела на него.
– Наконец, надо подумать и о моем семействе, – сердито отталкивая от себя столик и не глядя на нее, продолжал князь Василий, – ты знаешь, Катишь, что вы, три сестры Мамонтовы, да еще моя жена, мы одни прямые наследники графа. Знаю, знаю, как тебе тяжело говорить и думать о таких вещах. И мне не легче; но, друг мой, мне шестой десяток, надо быть ко всему готовым. Ты знаешь ли, что я послал за Пьером, и что граф, прямо указывая на его портрет, требовал его к себе?
Князь Василий вопросительно посмотрел на княжну, но не мог понять, соображала ли она то, что он ей сказал, или просто смотрела на него…
– Я об одном не перестаю молить Бога, mon cousin, – отвечала она, – чтоб он помиловал его и дал бы его прекрасной душе спокойно покинуть эту…
– Да, это так, – нетерпеливо продолжал князь Василий, потирая лысину и опять с злобой придвигая к себе отодвинутый столик, – но, наконец…наконец дело в том, ты сама знаешь, что прошлою зимой граф написал завещание, по которому он всё имение, помимо прямых наследников и нас, отдавал Пьеру.
– Мало ли он писал завещаний! – спокойно сказала княжна. – Но Пьеру он не мог завещать. Пьер незаконный.
– Ma chere, – сказал вдруг князь Василий, прижав к себе столик, оживившись и начав говорить скорей, – но что, ежели письмо написано государю, и граф просит усыновить Пьера? Понимаешь, по заслугам графа его просьба будет уважена…
Княжна улыбнулась, как улыбаются люди, которые думают что знают дело больше, чем те, с кем разговаривают.
– Я тебе скажу больше, – продолжал князь Василий, хватая ее за руку, – письмо было написано, хотя и не отослано, и государь знал о нем. Вопрос только в том, уничтожено ли оно, или нет. Ежели нет, то как скоро всё кончится , – князь Василий вздохнул, давая этим понять, что он разумел под словами всё кончится , – и вскроют бумаги графа, завещание с письмом будет передано государю, и просьба его, наверно, будет уважена. Пьер, как законный сын, получит всё.
– А наша часть? – спросила княжна, иронически улыбаясь так, как будто всё, но только не это, могло случиться.
– Mais, ma pauvre Catiche, c'est clair, comme le jour. [Но, моя дорогая Катишь, это ясно, как день.] Он один тогда законный наследник всего, а вы не получите ни вот этого. Ты должна знать, моя милая, были ли написаны завещание и письмо, и уничтожены ли они. И ежели почему нибудь они забыты, то ты должна знать, где они, и найти их, потому что…
– Этого только недоставало! – перебила его княжна, сардонически улыбаясь и не изменяя выражения глаз. – Я женщина; по вашему мы все глупы; но я настолько знаю, что незаконный сын не может наследовать… Un batard, [Незаконный,] – прибавила она, полагая этим переводом окончательно показать князю его неосновательность.
– Как ты не понимаешь, наконец, Катишь! Ты так умна: как ты не понимаешь, – ежели граф написал письмо государю, в котором просит его признать сына законным, стало быть, Пьер уж будет не Пьер, а граф Безухой, и тогда он по завещанию получит всё? И ежели завещание с письмом не уничтожены, то тебе, кроме утешения, что ты была добродетельна et tout ce qui s'en suit, [и всего, что отсюда вытекает,] ничего не останется. Это верно.
– Я знаю, что завещание написано; но знаю тоже, что оно недействительно, и вы меня, кажется, считаете за совершенную дуру, mon cousin, – сказала княжна с тем выражением, с которым говорят женщины, полагающие, что они сказали нечто остроумное и оскорбительное.
– Милая ты моя княжна Катерина Семеновна, – нетерпеливо заговорил князь Василий. – Я пришел к тебе не за тем, чтобы пикироваться с тобой, а за тем, чтобы как с родной, хорошею, доброю, истинною родной, поговорить о твоих же интересах. Я тебе говорю десятый раз, что ежели письмо к государю и завещание в пользу Пьера есть в бумагах графа, то ты, моя голубушка, и с сестрами, не наследница. Ежели ты мне не веришь, то поверь людям знающим: я сейчас говорил с Дмитрием Онуфриичем (это был адвокат дома), он то же сказал.
Видимо, что то вдруг изменилось в мыслях княжны; тонкие губы побледнели (глаза остались те же), и голос, в то время как она заговорила, прорывался такими раскатами, каких она, видимо, сама не ожидала.
– Это было бы хорошо, – сказала она. – Я ничего не хотела и не хочу.
Она сбросила свою собачку с колен и оправила складки платья.
– Вот благодарность, вот признательность людям, которые всем пожертвовали для него, – сказала она. – Прекрасно! Очень хорошо! Мне ничего не нужно, князь.
– Да, но ты не одна, у тебя сестры, – ответил князь Василий.
Но княжна не слушала его.
– Да, я это давно знала, но забыла, что, кроме низости, обмана, зависти, интриг, кроме неблагодарности, самой черной неблагодарности, я ничего не могла ожидать в этом доме…
– Знаешь ли ты или не знаешь, где это завещание? – спрашивал князь Василий еще с большим, чем прежде, подергиванием щек.
– Да, я была глупа, я еще верила в людей и любила их и жертвовала собой. А успевают только те, которые подлы и гадки. Я знаю, чьи это интриги.
Княжна хотела встать, но князь удержал ее за руку. Княжна имела вид человека, вдруг разочаровавшегося во всем человеческом роде; она злобно смотрела на своего собеседника.
– Еще есть время, мой друг. Ты помни, Катишь, что всё это сделалось нечаянно, в минуту гнева, болезни, и потом забыто. Наша обязанность, моя милая, исправить его ошибку, облегчить его последние минуты тем, чтобы не допустить его сделать этой несправедливости, не дать ему умереть в мыслях, что он сделал несчастными тех людей…
– Тех людей, которые всем пожертвовали для него, – подхватила княжна, порываясь опять встать, но князь не пустил ее, – чего он никогда не умел ценить. Нет, mon cousin, – прибавила она со вздохом, – я буду помнить, что на этом свете нельзя ждать награды, что на этом свете нет ни чести, ни справедливости. На этом свете надо быть хитрою и злою.
– Ну, voyons, [послушай,] успокойся; я знаю твое прекрасное сердце.
– Нет, у меня злое сердце.
– Я знаю твое сердце, – повторил князь, – ценю твою дружбу и желал бы, чтобы ты была обо мне того же мнения. Успокойся и parlons raison, [поговорим толком,] пока есть время – может, сутки, может, час; расскажи мне всё, что ты знаешь о завещании, и, главное, где оно: ты должна знать. Мы теперь же возьмем его и покажем графу. Он, верно, забыл уже про него и захочет его уничтожить. Ты понимаешь, что мое одно желание – свято исполнить его волю; я затем только и приехал сюда. Я здесь только затем, чтобы помогать ему и вам.
– Теперь я всё поняла. Я знаю, чьи это интриги. Я знаю, – говорила княжна.
– Hе в том дело, моя душа.
– Это ваша protegee, [любимица,] ваша милая княгиня Друбецкая, Анна Михайловна, которую я не желала бы иметь горничной, эту мерзкую, гадкую женщину.
– Ne perdons point de temps. [Не будем терять время.]
– Ax, не говорите! Прошлую зиму она втерлась сюда и такие гадости, такие скверности наговорила графу на всех нас, особенно Sophie, – я повторить не могу, – что граф сделался болен и две недели не хотел нас видеть. В это время, я знаю, что он написал эту гадкую, мерзкую бумагу; но я думала, что эта бумага ничего не значит.
– Nous у voila, [В этом то и дело.] отчего же ты прежде ничего не сказала мне?
– В мозаиковом портфеле, который он держит под подушкой. Теперь я знаю, – сказала княжна, не отвечая. – Да, ежели есть за мной грех, большой грех, то это ненависть к этой мерзавке, – почти прокричала княжна, совершенно изменившись. – И зачем она втирается сюда? Но я ей выскажу всё, всё. Придет время!
В то время как такие разговоры происходили в приемной и в княжниной комнатах, карета с Пьером (за которым было послано) и с Анной Михайловной (которая нашла нужным ехать с ним) въезжала во двор графа Безухого. Когда колеса кареты мягко зазвучали по соломе, настланной под окнами, Анна Михайловна, обратившись к своему спутнику с утешительными словами, убедилась в том, что он спит в углу кареты, и разбудила его. Очнувшись, Пьер за Анною Михайловной вышел из кареты и тут только подумал о том свидании с умирающим отцом, которое его ожидало. Он заметил, что они подъехали не к парадному, а к заднему подъезду. В то время как он сходил с подножки, два человека в мещанской одежде торопливо отбежали от подъезда в тень стены. Приостановившись, Пьер разглядел в тени дома с обеих сторон еще несколько таких же людей. Но ни Анна Михайловна, ни лакей, ни кучер, которые не могли не видеть этих людей, не обратили на них внимания. Стало быть, это так нужно, решил сам с собой Пьер и прошел за Анною Михайловной. Анна Михайловна поспешными шагами шла вверх по слабо освещенной узкой каменной лестнице, подзывая отстававшего за ней Пьера, который, хотя и не понимал, для чего ему надо было вообще итти к графу, и еще меньше, зачем ему надо было итти по задней лестнице, но, судя по уверенности и поспешности Анны Михайловны, решил про себя, что это было необходимо нужно. На половине лестницы чуть не сбили их с ног какие то люди с ведрами, которые, стуча сапогами, сбегали им навстречу. Люди эти прижались к стене, чтобы пропустить Пьера с Анной Михайловной, и не показали ни малейшего удивления при виде их.
– Здесь на половину княжен? – спросила Анна Михайловна одного из них…
– Здесь, – отвечал лакей смелым, громким голосом, как будто теперь всё уже было можно, – дверь налево, матушка.
– Может быть, граф не звал меня, – сказал Пьер в то время, как он вышел на площадку, – я пошел бы к себе.
Анна Михайловна остановилась, чтобы поровняться с Пьером.
– Ah, mon ami! – сказала она с тем же жестом, как утром с сыном, дотрогиваясь до его руки: – croyez, que je souffre autant, que vous, mais soyez homme. [Поверьте, я страдаю не меньше вас, но будьте мужчиной.]
– Право, я пойду? – спросил Пьер, ласково чрез очки глядя на Анну Михайловну.
– Ah, mon ami, oubliez les torts qu'on a pu avoir envers vous, pensez que c'est votre pere… peut etre a l'agonie. – Она вздохнула. – Je vous ai tout de suite aime comme mon fils. Fiez vous a moi, Pierre. Je n'oublirai pas vos interets. [Забудьте, друг мой, в чем были против вас неправы. Вспомните, что это ваш отец… Может быть, в агонии. Я тотчас полюбила вас, как сына. Доверьтесь мне, Пьер. Я не забуду ваших интересов.]
Пьер ничего не понимал; опять ему еще сильнее показалось, что всё это так должно быть, и он покорно последовал за Анною Михайловной, уже отворявшею дверь.
Дверь выходила в переднюю заднего хода. В углу сидел старик слуга княжен и вязал чулок. Пьер никогда не был на этой половине, даже не предполагал существования таких покоев. Анна Михайловна спросила у обгонявшей их, с графином на подносе, девушки (назвав ее милой и голубушкой) о здоровье княжен и повлекла Пьера дальше по каменному коридору. Из коридора первая дверь налево вела в жилые комнаты княжен. Горничная, с графином, второпях (как и всё делалось второпях в эту минуту в этом доме) не затворила двери, и Пьер с Анною Михайловной, проходя мимо, невольно заглянули в ту комнату, где, разговаривая, сидели близко друг от друга старшая княжна с князем Васильем. Увидав проходящих, князь Василий сделал нетерпеливое движение и откинулся назад; княжна вскочила и отчаянным жестом изо всей силы хлопнула дверью, затворяя ее.
Жест этот был так не похож на всегдашнее спокойствие княжны, страх, выразившийся на лице князя Василья, был так несвойствен его важности, что Пьер, остановившись, вопросительно, через очки, посмотрел на свою руководительницу.
Анна Михайловна не выразила удивления, она только слегка улыбнулась и вздохнула, как будто показывая, что всего этого она ожидала.
– Soyez homme, mon ami, c'est moi qui veillerai a vos interets, [Будьте мужчиною, друг мой, я же стану блюсти за вашими интересами.] – сказала она в ответ на его взгляд и еще скорее пошла по коридору.
Пьер не понимал, в чем дело, и еще меньше, что значило veiller a vos interets, [блюсти ваши интересы,] но он понимал, что всё это так должно быть. Коридором они вышли в полуосвещенную залу, примыкавшую к приемной графа. Это была одна из тех холодных и роскошных комнат, которые знал Пьер с парадного крыльца. Но и в этой комнате, посередине, стояла пустая ванна и была пролита вода по ковру. Навстречу им вышли на цыпочках, не обращая на них внимания, слуга и причетник с кадилом. Они вошли в знакомую Пьеру приемную с двумя итальянскими окнами, выходом в зимний сад, с большим бюстом и во весь рост портретом Екатерины. Все те же люди, почти в тех же положениях, сидели, перешептываясь, в приемной. Все, смолкнув, оглянулись на вошедшую Анну Михайловну, с ее исплаканным, бледным лицом, и на толстого, большого Пьера, который, опустив голову, покорно следовал за нею.
На лице Анны Михайловны выразилось сознание того, что решительная минута наступила; она, с приемами деловой петербургской дамы, вошла в комнату, не отпуская от себя Пьера, еще смелее, чем утром. Она чувствовала, что так как она ведет за собою того, кого желал видеть умирающий, то прием ее был обеспечен. Быстрым взглядом оглядев всех, бывших в комнате, и заметив графова духовника, она, не то что согнувшись, но сделавшись вдруг меньше ростом, мелкою иноходью подплыла к духовнику и почтительно приняла благословение одного, потом другого духовного лица.
– Слава Богу, что успели, – сказала она духовному лицу, – мы все, родные, так боялись. Вот этот молодой человек – сын графа, – прибавила она тише. – Ужасная минута!
Проговорив эти слова, она подошла к доктору.
– Cher docteur, – сказала она ему, – ce jeune homme est le fils du comte… y a t il de l'espoir? [этот молодой человек – сын графа… Есть ли надежда?]
Доктор молча, быстрым движением возвел кверху глаза и плечи. Анна Михайловна точно таким же движением возвела плечи и глаза, почти закрыв их, вздохнула и отошла от доктора к Пьеру. Она особенно почтительно и нежно грустно обратилась к Пьеру.
– Ayez confiance en Sa misericorde, [Доверьтесь Его милосердию,] – сказала она ему, указав ему диванчик, чтобы сесть подождать ее, сама неслышно направилась к двери, на которую все смотрели, и вслед за чуть слышным звуком этой двери скрылась за нею.
Пьер, решившись во всем повиноваться своей руководительнице, направился к диванчику, который она ему указала. Как только Анна Михайловна скрылась, он заметил, что взгляды всех, бывших в комнате, больше чем с любопытством и с участием устремились на него. Он заметил, что все перешептывались, указывая на него глазами, как будто со страхом и даже с подобострастием. Ему оказывали уважение, какого прежде никогда не оказывали: неизвестная ему дама, которая говорила с духовными лицами, встала с своего места и предложила ему сесть, адъютант поднял уроненную Пьером перчатку и подал ему; доктора почтительно замолкли, когда он проходил мимо их, и посторонились, чтобы дать ему место. Пьер хотел сначала сесть на другое место, чтобы не стеснять даму, хотел сам поднять перчатку и обойти докторов, которые вовсе и не стояли на дороге; но он вдруг почувствовал, что это было бы неприлично, он почувствовал, что он в нынешнюю ночь есть лицо, которое обязано совершить какой то страшный и ожидаемый всеми обряд, и что поэтому он должен был принимать от всех услуги. Он принял молча перчатку от адъютанта, сел на место дамы, положив свои большие руки на симметрично выставленные колени, в наивной позе египетской статуи, и решил про себя, что всё это так именно должно быть и что ему в нынешний вечер, для того чтобы не потеряться и не наделать глупостей, не следует действовать по своим соображениям, а надобно предоставить себя вполне на волю тех, которые руководили им.
Не прошло и двух минут, как князь Василий, в своем кафтане с тремя звездами, величественно, высоко неся голову, вошел в комнату. Он казался похудевшим с утра; глаза его были больше обыкновенного, когда он оглянул комнату и увидал Пьера. Он подошел к нему, взял руку (чего он прежде никогда не делал) и потянул ее книзу, как будто он хотел испытать, крепко ли она держится.
– Courage, courage, mon ami. Il a demande a vous voir. C'est bien… [Не унывать, не унывать, мой друг. Он пожелал вас видеть. Это хорошо…] – и он хотел итти.
Но Пьер почел нужным спросить:
– Как здоровье…
Он замялся, не зная, прилично ли назвать умирающего графом; назвать же отцом ему было совестно.
– Il a eu encore un coup, il y a une demi heure. Еще был удар. Courage, mon аmi… [Полчаса назад у него был еще удар. Не унывать, мой друг…]
Пьер был в таком состоянии неясности мысли, что при слове «удар» ему представился удар какого нибудь тела. Он, недоумевая, посмотрел на князя Василия и уже потом сообразил, что ударом называется болезнь. Князь Василий на ходу сказал несколько слов Лоррену и прошел в дверь на цыпочках. Он не умел ходить на цыпочках и неловко подпрыгивал всем телом. Вслед за ним прошла старшая княжна, потом прошли духовные лица и причетники, люди (прислуга) тоже прошли в дверь. За этою дверью послышалось передвиженье, и наконец, всё с тем же бледным, но твердым в исполнении долга лицом, выбежала Анна Михайловна и, дотронувшись до руки Пьера, сказала:
– La bonte divine est inepuisable. C'est la ceremonie de l'extreme onction qui va commencer. Venez. [Милосердие Божие неисчерпаемо. Соборование сейчас начнется. Пойдемте.]
Пьер прошел в дверь, ступая по мягкому ковру, и заметил, что и адъютант, и незнакомая дама, и еще кто то из прислуги – все прошли за ним, как будто теперь уж не надо было спрашивать разрешения входить в эту комнату.
Пьер хорошо знал эту большую, разделенную колоннами и аркой комнату, всю обитую персидскими коврами. Часть комнаты за колоннами, где с одной стороны стояла высокая красного дерева кровать, под шелковыми занавесами, а с другой – огромный киот с образами, была красно и ярко освещена, как бывают освещены церкви во время вечерней службы. Под освещенными ризами киота стояло длинное вольтеровское кресло, и на кресле, обложенном вверху снежно белыми, не смятыми, видимо, только – что перемененными подушками, укрытая до пояса ярко зеленым одеялом, лежала знакомая Пьеру величественная фигура его отца, графа Безухого, с тою же седою гривой волос, напоминавших льва, над широким лбом и с теми же характерно благородными крупными морщинами на красивом красно желтом лице. Он лежал прямо под образами; обе толстые, большие руки его были выпростаны из под одеяла и лежали на нем. В правую руку, лежавшую ладонью книзу, между большим и указательным пальцами вставлена была восковая свеча, которую, нагибаясь из за кресла, придерживал в ней старый слуга. Над креслом стояли духовные лица в своих величественных блестящих одеждах, с выпростанными на них длинными волосами, с зажженными свечами в руках, и медленно торжественно служили. Немного позади их стояли две младшие княжны, с платком в руках и у глаз, и впереди их старшая, Катишь, с злобным и решительным видом, ни на мгновение не спуская глаз с икон, как будто говорила всем, что не отвечает за себя, если оглянется. Анна Михайловна, с кроткою печалью и всепрощением на лице, и неизвестная дама стояли у двери. Князь Василий стоял с другой стороны двери, близко к креслу, за резным бархатным стулом, который он поворотил к себе спинкой, и, облокотив на нее левую руку со свечой, крестился правою, каждый раз поднимая глаза кверху, когда приставлял персты ко лбу. Лицо его выражало спокойную набожность и преданность воле Божией. «Ежели вы не понимаете этих чувств, то тем хуже для вас», казалось, говорило его лицо.
Сзади его стоял адъютант, доктора и мужская прислуга; как бы в церкви, мужчины и женщины разделились. Всё молчало, крестилось, только слышны были церковное чтение, сдержанное, густое басовое пение и в минуты молчания перестановка ног и вздохи. Анна Михайловна, с тем значительным видом, который показывал, что она знает, что делает, перешла через всю комнату к Пьеру и подала ему свечу. Он зажег ее и, развлеченный наблюдениями над окружающими, стал креститься тою же рукой, в которой была свеча.
Младшая, румяная и смешливая княжна Софи, с родинкою, смотрела на него. Она улыбнулась, спрятала свое лицо в платок и долго не открывала его; но, посмотрев на Пьера, опять засмеялась. Она, видимо, чувствовала себя не в силах глядеть на него без смеха, но не могла удержаться, чтобы не смотреть на него, и во избежание искушений тихо перешла за колонну. В середине службы голоса духовенства вдруг замолкли; духовные лица шопотом сказали что то друг другу; старый слуга, державший руку графа, поднялся и обратился к дамам. Анна Михайловна выступила вперед и, нагнувшись над больным, из за спины пальцем поманила к себе Лоррена. Француз доктор, – стоявший без зажженной свечи, прислонившись к колонне, в той почтительной позе иностранца, которая показывает, что, несмотря на различие веры, он понимает всю важность совершающегося обряда и даже одобряет его, – неслышными шагами человека во всей силе возраста подошел к больному, взял своими белыми тонкими пальцами его свободную руку с зеленого одеяла и, отвернувшись, стал щупать пульс и задумался. Больному дали чего то выпить, зашевелились около него, потом опять расступились по местам, и богослужение возобновилось. Во время этого перерыва Пьер заметил, что князь Василий вышел из за своей спинки стула и, с тем же видом, который показывал, что он знает, что делает, и что тем хуже для других, ежели они не понимают его, не подошел к больному, а, пройдя мимо его, присоединился к старшей княжне и с нею вместе направился в глубь спальни, к высокой кровати под шелковыми занавесами. От кровати и князь и княжна оба скрылись в заднюю дверь, но перед концом службы один за другим возвратились на свои места. Пьер обратил на это обстоятельство не более внимания, как и на все другие, раз навсегда решив в своем уме, что всё, что совершалось перед ним нынешний вечер, было так необходимо нужно.
