Кельтская мифология

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Кельтская мифология — мифологические представления континентальных и островных кельтов. Сформировалась в первоначальной области их расселения в Центральной Европе (к северу от Альп). Последующее развитие происходило в условиях расселения кельтских племён во 2-й половине 1-го тысячелетия до н. э. на Европейском континенте и Британских островах и соприкосновения с автохтонным населением.

Общие сведения

Кельты жили по законам родоплеменного общества. Их культура была очень богата легендами и преданиями, которые веками передавались из уст в уста и, как правило, сохранились в нескольких вариантах, как, впрочем, и сами кельтские имена и названия. Археологические раскопки, проведённые в последнее время, помогли пополнить знание об образе жизни и традициях народа. Так же как и большинство древних народов кельты верили в загробную жизнь, и при захоронении оставляли с умершим много бытовых предметов: тарелки, блюда, инструменты, оружие, ювелирные украшения, вплоть до телег и повозок с лошадьми.

Центральную роль в мифологии занимала вера в переселение душ, что уменьшало страх перед смертью, и во время войн поддерживало храбрость и самоотверженность.

В наиболее тяжёлых жизненных ситуациях, таких как война, болезни или другие опасности, приносились также человеческие жертвоприношения.

Кельтская мифология оказала огромное влияние на мировую литературу. Многие писатели, такие как Шекспир, Вордсворд, Толкин, Теннисон и другие, вдохновлялись интереснейшими легендами о Кухулине, о короле Артуре, о любви Тристана и Изольды, о племенах богини Дану.

Пантеон

Попытка реконструкции пантеона богов для всего кельтского мира является спорной. Сведения о кельтских божествах редко сопоставимы хронологически и географически. Данные о пантеоне континентальных кельтов (как и кельтов доримской Британии) настолько отрывочны, что не дают возможности установить его структуру. Из текста римского поэта I в. Лукана и средневековых схолий (толкований) на его сочинения известно о Езусе (способ принесения жертв этому богу — повешение на дереве), о Таранисе — боге грома (жертвы, приносимые ему, сжигались) и Тевтате (жертвы ему топились в воде или в бочке). Все эти божества присутствуют среди галло-римских изображений и посвящений, а характер приносимых им жертв допускает сопоставление с мотивом тройственной смерти, общим для мифологии индоевропейских народов. Известны многие этнонимические имена кельтских богов: Аллоброкс — бог племени аллоброгов, Арамо — арамиков, богиня Воконтия — воконтиев и др. В процессе романизации многие римские боги получили местные эпитеты, но о каком-либо отождествлении местных и римских богов говорить невозможно: существовала лишь соотнесенность (не всегда устойчивая — местные имена нередко связывались с несколькими римскими божествами) определенных внешних аспектов кельтских и римских богов. Множество имен континентальных божеств известно из уникальных и не подкрепленных иконографией памятников. Исключение составляют галльские Эпона, Цернунн, Суцелл, Нантосвельта, Розмерта и некоторые другие.

В Британии засвидетельствовано около 40 имен местных божеств, но о половине из них ничего не известно, кроме имени. Ряд божеств кельтов Британии имеет явные соответствия в ирландской и валийской мифологии: Ноденс — ирландский Нуаду, Бригантия — Бригита, божество Мапонус («юный») сопоставимо с ирландским божественным персонажем Мак Ок, сыном Дагды. Этот бог ассоциировался с Аполлоном, так же как и галльский Беленос. Место, сходное с Беленосом, занимал, очевидно, галльский Граннос, сопоставимый с ирландским женским божеством Греине (от ирл. grian — «Солнце»). Часть божеств представлена только иконографическим материалом (например изображения трехликого или трехголового божества, божества со змеей, группы из трех богинь-матерей), имена богов остаются неизвестными.

Больше известно о пантеоне кельтов Ирландии, сведения о котором сохранились в памятниках литературной традиции (в частности, во «Второй битве при Мойтуре» — о племенах богини Дану и пире Гоибниу, центральным эпизодом которого является приготовление этим богом магического напитка для подкрепления богов, сражающихся с фоморами, «нижними демонами»). В их весьма общирном пантеоне наиболее важные божества принадлежат к Племенам богини Дану, некоторым из них имеются соответствия среди т. н. потомков Дон валийской традиции, известной главным образом из «Четырех ветвей Мабиногион» — повествований, оформившихся в кон.11 в. и впитавших многие темы и отдельные элементы древней мифологии. Так, валийский Ллеу, сын Арианрод, сходен с ирландским (и галльским) Лугом, персонажу ирландского божественного кузнеца Гоибниу соответствует валийский Гофаннон, ирландскому Мананнану сыну Лера — валийский Манавидан сын Ллира (стоявший, как и Мананнан, несколько в стороне от «потомков Дон») и т. д.

Среди письменных источников важную роль играет сообщение Юлия Цезаря («Записки о галльской войне», VI.16-18), дающего сравнительно полный перечень древнекельтских богов по их функциям. Однако он не называет их галльские имена, а полностью отождествляет с представителями римского пантеона. «Из богов они больше всего почитают Меркурия. Он имеет наибольшее количество изображений, галлы считают его изобретателем всех искусств и проводником всех дорог и путей и полагают, что он имеет наибольшую силу в том, что касается приобретения состояния и торговли. После него (почитают) Аполлона, Марса, Юпитера и Минерву. В отношении этих божеств галлы имеют почти такие же представления, как другие народы: Аполлон отгоняет болезни, Минерва учит основам искусства и мастерства, Юпитер управляет небесами, Марс заведует военным делом».

Здесь же Цезарь упоминает «Диспатера», от которого, по словам друидов, произошли галлы. К данной классификации надо относиться серьёзно, помня, что кельтская и итало-греческая мифологии глубоко родственны. После завоевания Галлии и её романизации, развернулся процесс слияния обоих пантеонов, причем он носил осмысленный характер. Галлы выбирали для своих богов римские имена по принципу соответствия иконографии и функций (так же, как века спустя язычники по всей Европе отождествляли мифологических персонажей с христианскими святыми). К чести Цезаря, он сумел из множества кельтских образов выделить почти все основные мифологические типы, которые под обозначенными им римскими именами позднее почитались галло-римлянами. Кое-что, он, разумеется, упустил. К тому же прямое отождествление выхолащивает интересные особенности кельтской мифологии.

Итак, говоря о древнекельтских (галльских и, в меньшей степени, бриттских) божествах, обычно называют следующие имена: Таранис, Цернунн, Езус, Тевтат, Луг, Беленус, Огмиос, Бригантия.

В современной мифологии духовных учений «Нового века» («Нью-Эйджа»), важность и значимость приписывают альтернативному набору божеств из кельтского пантеона, в том числе следующим из них: Луг, Бригантия, Аанъя, Эрикъюрэ. Этот альтернативный набор божеств составлен исходя не из их значимости для древних кельтов, и исходя из их предполагаемой значимости для современных людей, идущих по пути духовного развития (и обращающихся к кельтской мифологии в поисках духовного направления), а также исходя из безопасности поклонения им (указанный альтернативный набор божеств содержит только те божества, которые не требуют кровавых жертв). В частности, регулярный духовный контакт с указанным альтернативным набором божеств рекомендован в книге одного из «проповедников» духовных учений «Нового века» — Дорин Вирче, «Архангелы и вознесенные учителя» (2004 г.).

См. также

• Ирландская мифология

Литература

На русском языке

• Блейк Стив, Ллойд Скотт. Король Артур: рождение легенды / Пер. с англ. Ю. Р. Соколова. — М.: Вече, 2006. — 352 с.: ил. — (Ключи от Авалона. Мегапроект — Terra Incognita). — ISBN 5-9533-1173-7
• Блейк Стив, Ллойд Скотт. Ключи от замка Грааля / Пер. с англ. Ю. Р. Соколова. — М.: Вече, 2006. — 384 с.: ил. — (Ключи от Авалона. Мегапроект — Terra Incognita). — ISBN 5-9533-1326-8
• Бондаренко Г. В. Мифология пространства древней Ирландии. — М.: Языки славянской культуры, 2003. — 416 с. — (Язык. Семиотика. Культура. Малая серия). — ISBN 5-94457-127-6
• Гальфрид Монмутский. История бриттов. Жизнь Мерлина / Сост. А. Д. Михайлов. — М.: Наука, 1984. — 288 с. — (Литературные памятники).
• Дуан О. Кельты / Пер. с англ. А. В. Милосердовой. — М.: Мир книги, 2008. — 128 с.: ил. — (Мифы и легенды народов мира). — ISBN 978-5-486-01964-7
• Ирландские саги / Пер. с ирл. А. А. Смирнова. — Л.: Гослитиздат, 1961. — 3-е изд. — 298 с.
• Ирландские и валлийские сказки / Пер. с англ. Н. В. Шерешевской. — М.: Гендальф-Мет, 1993. — 320 с.: ил. — ISBN 5-88044-022-2
• Кельтская мифология / Пер. с англ. С. Головой и А. Голова. — М.: Издательство Эксмо, 2004. — 640 с. — ISBN 5-699-01165-X
• Кельтские мифы. Валлийские сказания, Ирландские сказания / Пер. с англ. Л. И. Володарской. — Екатеринбург: У-Фактория. 2006. — 496 с. — (Bibliotheca Mythologica). — ISBN 5-9709-0219-5
• Коллис Джон. Кельты: истоки, история, миф / Пер. В. В. Эрлихмана. — М.: Вече, 2007. — 288 с. — (Ключи от Авалона. Мегапроект — Terra Incognita). — ISBN 978-5-9533-1855-6
• Король птиц. Ирландские сказки и легенды / Пер. с англ. Н. В. Шерешевской. — М.: КРУГ, Фонд И. Д. Сытина, Роскнига, 1993. — 144 с. — ISBN 5-87020-022-9
• Кэртин Джеремия. Легенды и мифы Ирландии / Пер. Л. А. Игоревского. — М.: ЗАО «Центрполиграф», 2008. — 224 с. — ISBN 978-5-9524-3878-1
• Лики Ирландии. Книга сказаний / Пер. с англ. С. В. Шабалова. — СПб.: Летний сад, 2001. — 286 с. — (Anima Celtica). — ISBN 5-94381-002-1
• Мабиногион. Легенды средневекового Уэльса / Пер. с валл. В. В. Эрлихмана. — М.: Аграф, 2002. — 2-е изд. — 416 с. — (Наследие кельтов. Источники). — ISBN 5-7784-0209-0
• Маккалох Джон Арнотт. Религия древних кельтов / Пер. с англ. С. П. Евтушенко. — М.: ЗАО «Центрполиграф», 2004. — 336 с. — ISBN 5-9524-1303-X
• Михайлова Т. А. Суибне-гельт зверь или демон, безумец или изгой. — М.: Аграф, 2001. — 448 с. — (Наследие кельтов. Исследования). — ISBN 5-7784-0184-1
• Память острова Мэн. Книга сказаний / Пер. с англ. С. В. Шабалова. — СПб.: Летний сад, 2002. — 192 с. — (Anima Celtica). — ISBN 5-94381-071-4
• Плавание Святого Брендана. Средневековые предания о путешествиях, вечных странниках и появлении обитателей иных миров / Пер. с лат. и старофранц. Н. С. Горелова. — СПб.: Азбука-классика, 2002. — 320 с. — ISBN 5-352-00238-1
• Похищение Быка из Куальнге / Пер. с ирл. С. В. Шкунаева, Т. А. Михайловой, В. И. Швыряева. — М.: Наука, 1985. — 496 с. — (Литературные памятники).
• Предания и мифы средневековой Ирландии / Сост., пер. С. В. Шкунаева. — М.: Изд-во МГУ, 1991. — 284 с. — (Университетская библиотека). — ISBN 5-211-00885-5
• Предания кельтов Бретани / Пер. А. Р. Мурадовой. — М.: Менеджер, 2001. — 2-е изд. — 320 с. — (Легенды, предания и сказки народов Европы). — ISBN 5-8346-0082-4
• Рис Алвин, Рис Бринли. Наследие кельтов. Древняя традиция в Ирландии и Уэльсе / Пер. с англ. Т. А. Михайловой. — М.: Энигма, 1999. — 480 с. — (История духовной культуры). — ISBN 0-500-27039-2
• Роллестон Томас. Мифы, легенды и предания кельтов / Пер. с англ. Е. В. Глушко. — М.: ЗАО «Центрполиграф», 2004. — 349 с. — ISBN 5-9524-1063-4
• Саги об уладах / Пер. с ирл. Т. А. Михайловой, С. В. Шкунаева, Н. Ю. Чехонадской, Н. А. Николаевой. — М.: Аграф, 2004. — 640 с. — (Наследие кельтов. Источники). — ISBN 5-7784-0270-8
• Сказания красного дракона. Волшебные сказки и предания кельтов / Под. ред. А. В. Платова. — М.: Менеджер, 1996. — 416 с. — ISBN 5-87457-036-5
• Сказки Британских островов: В 2-х тт. — Т. 1. Ирландские сказки. Валлийские сказки / Пер. с англ. Н. В. Шерешевской. — М.: Изд-во им. Сабашниковых, 1992. — 256 с. — ISBN 5-8242-0009-2
• Спенс Льюис. Тайны древних бриттов / Пер. с англ. Н. М. Забилотского. — М.: Вече, 2007. — 272 с.: ил. — (Ключи от Авалона. Мегапроект — Terra Incognita). — ISBN 978-5-9533-2148-8
• Стефенс Джеймс. Пять королевств Ирландии: битвы, любовь и странствия ирландских вождей и героев / Пер. с англ. В. Фирсова, С. Ермакова, Л. Колотушкина. — М.: Менеджер, 1998. — 224 с. — ISBN 5-87457-128-0
• Хроника бриттов. Книга сказаний / Пер. с англ. С. В. Шабалова. — СПб.: Летний сад, 2005. — 208 с. — (Anima Celtica). — ISBN 5-94381-093-5
• Чудесное плавание Брана. По мотивам кельтских преданий / Пер. с англ. Е. В. Перехвальской. — М.: Терра, 1996. — 480 с.: ил. — (UNICORNIS). — ISBN 5-300-00359-X
• Широкова Н. С. Мифы кельтских народов — М.: Астрель; ООО «АСТ»; ООО «Транзиткнига», 2005. — 432 с.: ил. — (Мифы народов мира). — ISBN 5-17-019444-7, ISBN 5-271-08709-3, ISBN 5-9578-0397-9
• Шкунаев С. В. [www.mifinarodov.com/k/keltskaya-mifologiya.html Кельтская мифология] // Мифы народов мира / Гл. ред. С. А. Токарев. — М.: Советская энциклопедия, 1987. — Т. 1: А–К. — С. 633–637.
• Шотландская старина. Книга сказаний / Пер. с англ. С. В. Шабалова. — СПб.: Летний сад, 2001. — 256 с. — (Anima Celtica). — ISBN 5-94381-040-4

Зарубежная

• Celtic Mythology. Geddes & Crosset, 2002.
• Fontes historiae religionis Celticae, hrsg. v. J. Zwicker, [Bd 1-2], Bonn, 1934-35
• The Mabinogian, trans. G. Jones, T. Jones, L., 1950
• Troedd Ynys Pridein. The Triads of Britain, ed. by R. Bromwich, Cardiff, 1961 (фрагменты на рус. яз. в кн.: Легенды о Тристане и Изольде, М., 1976)
• D'Arbois dе Jubainville Н., Le cycle mythologique irlandais et la mythologie celtique, P., 1884
• Нamel A. G. van, Aspects of Celtic mythology, L., 1935
• Sjoestedt-Jonval M.-L., Dieux et héros des celtes, P., 1940
• O'Rahillу T. F., Early Irish history and mythology, Dublin, 1946
• Murphy G., Saga and myth in ancient Ireland, Dublin, 1955
• Duval P. М., Les dieux de la Gaule, P., 1957
• Marx J., Les littératures seltiques, P., 1969
• Le Roux F., Les Druides, P., 1961
• Vries J. de, Keltische Religion, Stuttg., 1961
• Rees A., Rees В., Celtic heritage, L., 1961

Ссылки

• [godsbay.ru/celts/index.html Кельтская мифология. Энциклопедия мифологии древнего мира.]
• [mith.ru/treasury/fantasy/fitz/index.htm Кельты:] исследования эпоса, рассказы о древностях, мифы в картинах Дж. Фицпатрика
• [www.cybersamurai.net/Mythology/CelticMyth.htm CyberSamurai Encyclopedia of Celtic Mythology ] (англ.)

Отрывок, характеризующий Кельтская мифология

Пчела, сидевшая на цветке, ужалила ребенка. И ребенок боится пчел и говорит, что цель пчелы состоит в том, чтобы жалить людей. Поэт любуется пчелой, впивающейся в чашечку цветка, и говорит, цель пчелы состоит во впивании в себя аромата цветов. Пчеловод, замечая, что пчела собирает цветочную пыль к приносит ее в улей, говорит, что цель пчелы состоит в собирании меда. Другой пчеловод, ближе изучив жизнь роя, говорит, что пчела собирает пыль для выкармливанья молодых пчел и выведения матки, что цель ее состоит в продолжении рода. Ботаник замечает, что, перелетая с пылью двудомного цветка на пестик, пчела оплодотворяет его, и ботаник в этом видит цель пчелы. Другой, наблюдая переселение растений, видит, что пчела содействует этому переселению, и этот новый наблюдатель может сказать, что в этом состоит цель пчелы. Но конечная цель пчелы не исчерпывается ни тою, ни другой, ни третьей целью, которые в состоянии открыть ум человеческий. Чем выше поднимается ум человеческий в открытии этих целей, тем очевиднее для него недоступность конечной цели.
Человеку доступно только наблюдение над соответственностью жизни пчелы с другими явлениями жизни. То же с целями исторических лиц и народов.


Свадьба Наташи, вышедшей в 13 м году за Безухова, было последнее радостное событие в старой семье Ростовых. В тот же год граф Илья Андреевич умер, и, как это всегда бывает, со смертью его распалась старая семья.
События последнего года: пожар Москвы и бегство из нее, смерть князя Андрея и отчаяние Наташи, смерть Пети, горе графини – все это, как удар за ударом, падало на голову старого графа. Он, казалось, не понимал и чувствовал себя не в силах понять значение всех этих событий и, нравственно согнув свою старую голову, как будто ожидал и просил новых ударов, которые бы его покончили. Он казался то испуганным и растерянным, то неестественно оживленным и предприимчивым.
Свадьба Наташи на время заняла его своей внешней стороной. Он заказывал обеды, ужины и, видимо, хотел казаться веселым; но веселье его не сообщалось, как прежде, а, напротив, возбуждало сострадание в людях, знавших и любивших его.
После отъезда Пьера с женой он затих и стал жаловаться на тоску. Через несколько дней он заболел и слег в постель. С первых дней его болезни, несмотря на утешения докторов, он понял, что ему не вставать. Графиня, не раздеваясь, две недели провела в кресле у его изголовья. Всякий раз, как она давала ему лекарство, он, всхлипывая, молча целовал ее руку. В последний день он, рыдая, просил прощения у жены и заочно у сына за разорение именья – главную вину, которую он за собой чувствовал. Причастившись и особоровавшись, он тихо умер, и на другой день толпа знакомых, приехавших отдать последний долг покойнику, наполняла наемную квартиру Ростовых. Все эти знакомые, столько раз обедавшие и танцевавшие у него, столько раз смеявшиеся над ним, теперь все с одинаковым чувством внутреннего упрека и умиления, как бы оправдываясь перед кем то, говорили: «Да, там как бы то ни было, а прекрасжейший был человек. Таких людей нынче уж не встретишь… А у кого ж нет своих слабостей?..»
Именно в то время, когда дела графа так запутались, что нельзя было себе представить, чем это все кончится, если продолжится еще год, он неожиданно умер.
Николай был с русскими войсками в Париже, когда к нему пришло известие о смерти отца. Он тотчас же подал в отставку и, не дожидаясь ее, взял отпуск и приехал в Москву. Положение денежных дел через месяц после смерти графа совершенно обозначилось, удивив всех громадностию суммы разных мелких долгов, существования которых никто и не подозревал. Долгов было вдвое больше, чем имения.
Родные и друзья советовали Николаю отказаться от наследства. Но Николай в отказе от наследства видел выражение укора священной для него памяти отца и потому не хотел слышать об отказе и принял наследство с обязательством уплаты долгов.
Кредиторы, так долго молчавшие, будучи связаны при жизни графа тем неопределенным, но могучим влиянием, которое имела на них его распущенная доброта, вдруг все подали ко взысканию. Явилось, как это всегда бывает, соревнование – кто прежде получит, – и те самые люди, которые, как Митенька и другие, имели безденежные векселя – подарки, явились теперь самыми требовательными кредиторами. Николаю не давали ни срока, ни отдыха, и те, которые, по видимому, жалели старика, бывшего виновником их потери (если были потери), теперь безжалостно накинулись на очевидно невинного перед ними молодого наследника, добровольно взявшего на себя уплату.
Ни один из предполагаемых Николаем оборотов не удался; имение с молотка было продано за полцены, а половина долгов оставалась все таки не уплаченною. Николай взял предложенные ему зятем Безуховым тридцать тысяч для уплаты той части долгов, которые он признавал за денежные, настоящие долги. А чтобы за оставшиеся долги не быть посаженным в яму, чем ему угрожали кредиторы, он снова поступил на службу.
Ехать в армию, где он был на первой вакансии полкового командира, нельзя было потому, что мать теперь держалась за сына, как за последнюю приманку жизни; и потому, несмотря на нежелание оставаться в Москве в кругу людей, знавших его прежде, несмотря на свое отвращение к статской службе, он взял в Москве место по статской части и, сняв любимый им мундир, поселился с матерью и Соней на маленькой квартире, на Сивцевом Вражке.
Наташа и Пьер жили в это время в Петербурге, не имея ясного понятия о положении Николая. Николай, заняв у зятя деньги, старался скрыть от него свое бедственное положение. Положение Николая было особенно дурно потому, что своими тысячью двумястами рублями жалованья он не только должен был содержать себя, Соню и мать, но он должен был содержать мать так, чтобы она не замечала, что они бедны. Графиня не могла понять возможности жизни без привычных ей с детства условий роскоши и беспрестанно, не понимая того, как это трудно было для сына, требовала то экипажа, которого у них не было, чтобы послать за знакомой, то дорогого кушанья для себя и вина для сына, то денег, чтобы сделать подарок сюрприз Наташе, Соне и тому же Николаю.
Соня вела домашнее хозяйство, ухаживала за теткой, читала ей вслух, переносила ее капризы и затаенное нерасположение и помогала Николаю скрывать от старой графини то положение нужды, в котором они находились. Николай чувствовал себя в неоплатном долгу благодарности перед Соней за все, что она делала для его матери, восхищался ее терпением и преданностью, но старался отдаляться от нее.
Он в душе своей как будто упрекал ее за то, что она была слишком совершенна, и за то, что не в чем было упрекать ее. В ней было все, за что ценят людей; но было мало того, что бы заставило его любить ее. И он чувствовал, что чем больше он ценит, тем меньше любит ее. Он поймал ее на слове, в ее письме, которым она давала ему свободу, и теперь держал себя с нею так, как будто все то, что было между ними, уже давным давно забыто и ни в каком случае не может повториться.
Положение Николая становилось хуже и хуже. Мысль о том, чтобы откладывать из своего жалованья, оказалась мечтою. Он не только не откладывал, но, удовлетворяя требования матери, должал по мелочам. Выхода из его положения ему не представлялось никакого. Мысль о женитьбе на богатой наследнице, которую ему предлагали его родственницы, была ему противна. Другой выход из его положения – смерть матери – никогда не приходила ему в голову. Он ничего не желал, ни на что не надеялся; и в самой глубине души испытывал мрачное и строгое наслаждение в безропотном перенесении своего положения. Он старался избегать прежних знакомых с их соболезнованием и предложениями оскорбительной помощи, избегал всякого рассеяния и развлечения, даже дома ничем не занимался, кроме раскладывания карт с своей матерью, молчаливыми прогулками по комнате и курением трубки за трубкой. Он как будто старательно соблюдал в себе то мрачное настроение духа, в котором одном он чувствовал себя в состоянии переносить свое положение.


В начале зимы княжна Марья приехала в Москву. Из городских слухов она узнала о положении Ростовых и о том, как «сын жертвовал собой для матери», – так говорили в городе.
«Я и не ожидала от него другого», – говорила себе княжна Марья, чувствуя радостное подтверждение своей любви к нему. Вспоминая свои дружеские и почти родственные отношения ко всему семейству, она считала своей обязанностью ехать к ним. Но, вспоминая свои отношения к Николаю в Воронеже, она боялась этого. Сделав над собой большое усилие, она, однако, через несколько недель после своего приезда в город приехала к Ростовым.
Николай первый встретил ее, так как к графине можно было проходить только через его комнату. При первом взгляде на нее лицо Николая вместо выражения радости, которую ожидала увидать на нем княжна Марья, приняло невиданное прежде княжной выражение холодности, сухости и гордости. Николай спросил о ее здоровье, проводил к матери и, посидев минут пять, вышел из комнаты.
Когда княжна выходила от графини, Николай опять встретил ее и особенно торжественно и сухо проводил до передней. Он ни слова не ответил на ее замечания о здоровье графини. «Вам какое дело? Оставьте меня в покое», – говорил его взгляд.
– И что шляется? Чего ей нужно? Терпеть не могу этих барынь и все эти любезности! – сказал он вслух при Соне, видимо не в силах удерживать свою досаду, после того как карета княжны отъехала от дома.
– Ах, как можно так говорить, Nicolas! – сказала Соня, едва скрывая свою радость. – Она такая добрая, и maman так любит ее.
Николай ничего не отвечал и хотел бы вовсе не говорить больше о княжне. Но со времени ее посещения старая графиня всякий день по нескольку раз заговаривала о ней.
Графиня хвалила ее, требовала, чтобы сын съездил к ней, выражала желание видеть ее почаще, но вместе с тем всегда становилась не в духе, когда она о ней говорила.
Николай старался молчать, когда мать говорила о княжне, но молчание его раздражало графиню.
– Она очень достойная и прекрасная девушка, – говорила она, – и тебе надо к ней съездить. Все таки ты увидишь кого нибудь; а то тебе скука, я думаю, с нами.
– Да я нисколько не желаю, маменька.
– То хотел видеть, а теперь не желаю. Я тебя, мой милый, право, не понимаю. То тебе скучно, то ты вдруг никого не хочешь видеть.
– Да я не говорил, что мне скучно.
– Как же, ты сам сказал, что ты и видеть ее не желаешь. Она очень достойная девушка и всегда тебе нравилась; а теперь вдруг какие то резоны. Всё от меня скрывают.
– Да нисколько, маменька.
– Если б я тебя просила сделать что нибудь неприятное, а то я тебя прошу съездить отдать визит. Кажется, и учтивость требует… Я тебя просила и теперь больше не вмешиваюсь, когда у тебя тайны от матери.
– Да я поеду, если вы хотите.
– Мне все равно; я для тебя желаю.
Николай вздыхал, кусая усы, и раскладывал карты, стараясь отвлечь внимание матери на другой предмет.
На другой, на третий и на четвертый день повторялся тот же и тот же разговор.
После своего посещения Ростовых и того неожиданного, холодного приема, сделанного ей Николаем, княжна Марья призналась себе, что она была права, не желая ехать первая к Ростовым.
«Я ничего и не ожидала другого, – говорила она себе, призывая на помощь свою гордость. – Мне нет никакого дела до него, и я только хотела видеть старушку, которая была всегда добра ко мне и которой я многим обязана».
Но она не могла успокоиться этими рассуждениями: чувство, похожее на раскаяние, мучило ее, когда она вспоминала свое посещение. Несмотря на то, что она твердо решилась не ездить больше к Ростовым и забыть все это, она чувствовала себя беспрестанно в неопределенном положении. И когда она спрашивала себя, что же такое было то, что мучило ее, она должна была признаваться, что это были ее отношения к Ростову. Его холодный, учтивый тон не вытекал из его чувства к ней (она это знала), а тон этот прикрывал что то. Это что то ей надо было разъяснить; и до тех пор она чувствовала, что не могла быть покойна.
В середине зимы она сидела в классной, следя за уроками племянника, когда ей пришли доложить о приезде Ростова. С твердым решением не выдавать своей тайны и не выказать своего смущения она пригласила m lle Bourienne и с ней вместе вышла в гостиную.
При первом взгляде на лицо Николая она увидала, что он приехал только для того, чтобы исполнить долг учтивости, и решилась твердо держаться в том самом тоне, в котором он обратится к ней.
Они заговорили о здоровье графини, об общих знакомых, о последних новостях войны, и когда прошли те требуемые приличием десять минут, после которых гость может встать, Николай поднялся, прощаясь.
Княжна с помощью m lle Bourienne выдержала разговор очень хорошо; но в самую последнюю минуту, в то время как он поднялся, она так устала говорить о том, до чего ей не было дела, и мысль о том, за что ей одной так мало дано радостей в жизни, так заняла ее, что она в припадке рассеянности, устремив вперед себя свои лучистые глаза, сидела неподвижно, не замечая, что он поднялся.
Николай посмотрел на нее и, желая сделать вид, что он не замечает ее рассеянности, сказал несколько слов m lle Bourienne и опять взглянул на княжну. Она сидела так же неподвижно, и на нежном лице ее выражалось страдание. Ему вдруг стало жалко ее и смутно представилось, что, может быть, он был причиной той печали, которая выражалась на ее лице. Ему захотелось помочь ей, сказать ей что нибудь приятное; но он не мог придумать, что бы сказать ей.
– Прощайте, княжна, – сказал он. Она опомнилась, вспыхнула и тяжело вздохнула.
– Ах, виновата, – сказала она, как бы проснувшись. – Вы уже едете, граф; ну, прощайте! А подушку графине?
– Постойте, я сейчас принесу ее, – сказала m lle Bourienne и вышла из комнаты.
Оба молчали, изредка взглядывая друг на друга.
– Да, княжна, – сказал, наконец, Николай, грустно улыбаясь, – недавно кажется, а сколько воды утекло с тех пор, как мы с вами в первый раз виделись в Богучарове. Как мы все казались в несчастии, – а я бы дорого дал, чтобы воротить это время… да не воротишь.