Кельтский крест

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Ке́льтский крест (Крест Святого Колумбы) — символ, состоящий из креста и круга. Является характерным символом кельтского христианства.





Кельтские кресты в Ирландии

В Ирландии существует поверье, что кельтский крест появился на острове благодаря святому Патрику — миссионеру, обратившему жителей острова в христианство. Согласно ему, кельтский крест — это объединение креста, символа христианства, и символа солнца, чтобы дать обращённым в христианство из язычества идею о важности креста, связав его с идеей языческого солнечного божества[1]. На ранних кельтских крестах встречаются такие христианские символы, как рыба и хризма[1].

Континентальная Европа

В Западной Франции встречаются аналогичные кресты, например на Кафедральном соборе Святого креста. Большинство из них датируются XV-м столетием.

Современность

Кельтский крест является частью символа ирландского футбольного клуба Донегола.

«Кельтский крест» — название одного из основных раскладов в Таро.

См. также

Напишите отзыв о статье "Кельтский крест"

Примечания

  1. 1 2 Bryce, pp.40—50.

Литература

  • Derek Bryce. Celtic Cross: Croes Celtaidd. — Red Wheel, 2002. — 172 p. — ISBN 9781590030332.
  • Кроуфорд Г. С. Резной орнамент ирландских каменных памятников христианского периода / Генри Секстон Кроуфорд; Предисл. Майкла Герити; Перевод С. В. Иванова.. — СПб.: Русско-Балтийский информационный центр «БЛИЦ», 2007. — 176 с. — (Кельты и славяне). — ISBN 5-86789-166-6. (в пер.)
К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Отрывок, характеризующий Кельтский крест

– Это в первый раз она так говорила о нем.


Пьера провели в освещенную большую столовую; через несколько минут послышались шаги, и княжна с Наташей вошли в комнату. Наташа была спокойна, хотя строгое, без улыбки, выражение теперь опять установилось на ее лице. Княжна Марья, Наташа и Пьер одинаково испытывали то чувство неловкости, которое следует обыкновенно за оконченным серьезным и задушевным разговором. Продолжать прежний разговор невозможно; говорить о пустяках – совестно, а молчать неприятно, потому что хочется говорить, а этим молчанием как будто притворяешься. Они молча подошли к столу. Официанты отодвинули и пододвинули стулья. Пьер развернул холодную салфетку и, решившись прервать молчание, взглянул на Наташу и княжну Марью. Обе, очевидно, в то же время решились на то же: у обеих в глазах светилось довольство жизнью и признание того, что, кроме горя, есть и радости.
– Вы пьете водку, граф? – сказала княжна Марья, и эти слова вдруг разогнали тени прошедшего.
– Расскажите же про себя, – сказала княжна Марья. – Про вас рассказывают такие невероятные чудеса.
– Да, – с своей, теперь привычной, улыбкой кроткой насмешки отвечал Пьер. – Мне самому даже рассказывают про такие чудеса, каких я и во сне не видел. Марья Абрамовна приглашала меня к себе и все рассказывала мне, что со мной случилось, или должно было случиться. Степан Степаныч тоже научил меня, как мне надо рассказывать. Вообще я заметил, что быть интересным человеком очень покойно (я теперь интересный человек); меня зовут и мне рассказывают.
Наташа улыбнулась и хотела что то сказать.
– Нам рассказывали, – перебила ее княжна Марья, – что вы в Москве потеряли два миллиона. Правда это?
– А я стал втрое богаче, – сказал Пьер. Пьер, несмотря на то, что долги жены и необходимость построек изменили его дела, продолжал рассказывать, что он стал втрое богаче.
– Что я выиграл несомненно, – сказал он, – так это свободу… – начал он было серьезно; но раздумал продолжать, заметив, что это был слишком эгоистический предмет разговора.
– А вы строитесь?
– Да, Савельич велит.
– Скажите, вы не знали еще о кончине графини, когда остались в Москве? – сказала княжна Марья и тотчас же покраснела, заметив, что, делая этот вопрос вслед за его словами о том, что он свободен, она приписывает его словам такое значение, которого они, может быть, не имели.